Троллинг в русскоязычных медиа

Скачать статью
Дускаева Л.Р.

доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой речевой коммуникации, Санкт-Петербургский государственный университет, г. Санкт-Петербург, Россия

e-mail: l.duskaeva@spbu.ru
Коняева Ю.М.

кандидат филологических наук, доцент кафедры речевой коммуникации, Санкт-Петербургский государственный университет, г. Санкт-Петербург, Россия

e-mail: j.konyaeva@spbu.ru

Раздел: Язык СМИ

В статье рассматривается особый тип речевого поведения — троллинг. Отмечается, что троллинг возникает как реакция на изменения условий функционирования СМИ и из анонимного сетевого общения превращается в активно использующуюся традиционными СМИ речевую практику. Интенционально троллинг можно охарактеризовать как разрушающее коммуникацию самоутверждение, грубую корректировку полемистов, уводящих разговор в сторону от предмета полемики либо предложение позабавиться, снять напряжение, развлечься. Структурно троллинг представляет собой в диалогической речи — метатекстовую стимулирующую реплику, которая не предполагает ответа, в монологической письменной речи — особый способ ведения авторской речевой партии. Выделяются смысловые формы троллинга: грубость, издевка, сарказм, либо — подтрунивание, подшучивание над говорящим, обыгрывание содержащейся в чьей-то речи двусмысленности, неопределенности или откровенной глупости.

Ключевые слова: троллинг, провокация, издевка, медиатекст, речевая практика

Постановка проблемы

При распространении компьютеро-опосредованной коммуни­кации ее исследователи сразу обратили внимание на особый тип ре­чевого поведения среди участников сетевого общения - троллинг. Уже в первых упоминаниях о нем подчеркивается его агрессивный характер, проявляющийся в стремлении утвердить себя грубостью, часто издевательским высмеиванием других. Подавляющее боль­шинство исследователей обнаружили в троллинге нарушения сетевого этикета, агрессивное вмешательство в интернет-коммуника­цию, нарушение этических норм (Baker, 2001; Donath, 1999; Shin, 2008). Агрессивная направленность этого вида общения подчерки­валась У Филлипс: «Для троллей сильные негативные эмоции, та­кие как грусть, отчаяние или страдание (собирательно именуемые «баттхейрт»), - горящие яркими неоновыми огнями мишени. Трол­ли терзают и кусают своих жертв, пока не пойдет метафорическая кровь, а потом показывают на эту кровь как на доказательство свое­го превосходства и слабости жертв» (Phillips, 2015: 195).

Однако другие исследователи не ограничивают троллинг лишь деструктивными проявлениями и говорят о его игровом характере, заманивающем собеседников в продолжительное обсуждение ка­кой-то темы (Herring, Job-Sluder, Scheckler and Barab, 2002) или во­влекающем в забаву, веселье (Buckels, Trapnell and Paulhus, 2014). В связи с этим некоторые исследователи обнаруживают в «троллинговом» вмешательстве в коммуникацию положительный эф­фект, если оно помогает поиску истины или направлено на ожив­ление сетевого общения, на развлечение общением и не оскорбляет участников коммуникации (Семенов, Шушарина, 2011). Итак, основными интенциями троллинга считают две: гру­бое самоутверждение, приводящее к разрушению коммуникации, или озорство, словесную забаву, приглашение развлечься.

В работах выделяются условия возникновения троллинга, сре­ди которых важнейшее - сетевая среда, где действуют аноним­ность общения, мгновенность распространения информации и аудиторная диффузность (эти черты называются, например, в ра­ботах: Van Djik, 1999; Castells, 2006). Тролль в сети - это смутьян, провокатор (Binns, 2012), агрессор, подстрекатель, возмутитель спокойствия, созданный для того, чтобы «творить зло и причи­нять вред» (Ксенофонтова, 2009: 290).

В связи с троллингом часто говорят еще об одном негативном проявлении сетевого общения - флейминге: троллингом называют отдельное высказывание, речевое действие, флеймингом - полилогическое взаимодействие (Воронцова, 2016; Спиридонова, Третья­кова, 2012). Есть работы, в которых троллинг и флейминг ото­ждествляют (Семенов, Шушарина, 2011; Лутовинова, 2013). Нам представляется более продуктивным следующий подход к диффе­ренциации этих понятий: «В интернет-дискурсе эти коммуникатив­ные явления соотносятся друг с другом как причина и следствие: троллинг - причина, флейминг - следствие. <...> флейминг - это эффективный результат троллинга, достижение адресантом комму­никативной цели» (Воронцова, 2016: 111). Действительно, флейминг возникает в том случае, если провокации тролля достигают нужного ему результата, в общение вовлекаются другие участники, а внутри дискуссии разжигается скандал (‘flame’ с английского - ‘пламя’), при котором уже нет места взаимодействию смысловых позиций.

Троллинг, с его установкой на самопрезентацию, прерывание коммуникативного контакта, устранение в диалоге обмена смы­слами, вызвал интерес, главным образом, психологов, социоло­гов, коммуникативистов. В последнее время он привлек внимание медиалингвистов (Галичкина, 2012; Лутовинова, 2013), однако данное в этих статьях определение троллинга как особого речевого жанра интернет-дискурса вызывает у нас глубокие сомнения: жанр - это, по М.М. Бахтину, тип смыслового взаимодействия, а троллинг направлен на прерывание такого взаимодействия, поэ­тому статус жанра он может иметь отнюдь не во всех случаях.

Обобщая имеющийся опыт изучения троллинга, отметим, что в большинстве случаев исследователи сходятся на том, что троллинг - это присущая сетевому общению и не выходящая за его рамки ано­нимная речевая стратегия, целью которой является разрушение ком­муникации посредством провокативных действий (Акулич, 2012; Внебрачных, 2012; Воронцова, 2016; Ксенофонтова, 2009; Семенов, Шушарина, 2011 и др.). Среди основных свойств речевого поведе­ния при троллинге отмечают провокативность, агрессивность в опровержении общего мнения и переход на личности (Воронцова, 2016). Следовательно, как правило, троллинг рассматривается как некооперативная, деструктивная, направленная на эскалацию кон­фликта речевая стратегия, «нарушающая микроклимат диалогового (полилогового) пространства» (Немыка, Ушаков, 2012: 68). Если даже троллинг затевается не для агрессии, а для вовлечения участни­ков в забаву, развлечение, и эта стратегия оказывается успешной, ди­алог, направленный на организацию взаимодействия смысловых по­зиций, конечно, прекращается: забавляясь, участники уходят в сторону от той темы, ради развития которой диалог начинался2. Зна­чит, троллинг - это реплицирование, монологизирующее, прерыва­ющее общение, уводящее его в сторону от основной темы.

Как показывает наш анализ медиаречи, троллинг распростра­нился и вышел за рамки сетевого общения, вошел в языковую моду (см. о языковой моде: Костомаров, 1999). Ср.: некоторые исследо­ватели тоже подметили проникновение различных черт троллинга за пределы сети, например в виде шуток и ироничных замечаний в бытовой сфере (Воронцова, 2016). «Троллинговое» речевое поведе­ние взято на вооружение печатными и аудиовизуальными средства­ми массовой информации и встречается как в диалогической, так и в монологической медиаречи. В русском языке сначала в сетевом жаргоне, а затем и в телевизионной речи стал употребляться глагол троллить, в значении которого мы попытаемся разобраться в ста­тье, характеризуя коммуникативные ситуации троллинга в СМИ. Так что для полного понимания лингвистической сущности фено­мена троллинга необходимо его дальнейшее осмысление.

Лингвистическая сущность троллинга в медиаречи

Троллинг - это особый тип речевого поведения в средствах массовой информации, возникший как реакция на изменения ус­ловий их функционирования. Предпосылками его распростране­ния выступает существенный рост числа публикаций в СМИ, цель которых - не доносить аудитории новости об окружающем мире, а продолжать коммуникацию. Действительно, в огромном количе­стве журналистских сообщений речь идет не о том, что, где, когда и как произошло, а что, где, когда и как кто-то сказал. Троллинг обращен не к отрицательным сторонам мира, а к нескончаемым актам коммуникации. В глобальном диалоге текстов СМИ троллинг выступает отдельным речевым действием, сопровождающим чей-то акт речи, и обнаруживается в информационном шуме в виде провокативно-стимулирующей реплики, которая может остаться без реакции, но иногда получает ответ.

Психологическими предпосылками для троллинга в устной речи выступают чье-то замешательство, неуверенность в сказанном или, наоборот, чрезмерная самоуверенность, коммуникативные ошибки. Семантические условия - многозначность, неопределенность, дву­смысленность слова или высказывания, полистилизм языковых средств - создают «питательную среду» для «передергивания» сло­ва, увода от темы разговора, алогизмов, стилистических контрастов. В устном общении к смещению смысловых акцентов приводят ин­тонационные выделения или повторы в качестве ключевых таких слов в высказывании оппонента, которые сам оппонент не считает ключевыми. Обратимся к анализу материала.

Троллинг в устной диалогической речи

Троллинг встречается в ток-шоу, он добавляет диалогу остроты и снижает смысловую плотность, напряженность диалога. Частота использования этой коммуникативной практики говорит о фор­мировании устойчивой модели ведения телепрограммы, когда, на­пример, приглашают одновременно нескольких непримиримых противников, общение между которыми строится на грани фола. Ведущий поддерживает такой стиль общения, потакая участникам в их желании самоутвердиться. Проанализируем примеры.

Троллинг становится ведущей стратегией поведения у многих участников дискуссии в программе НТВ «Место встречи». Участники дискуссий прерывают и закрикивают друг друга, обвиняя своих оп­понентов во лжи. В ходе передачи, пытаясь защититься от троллинга, ораторы то и дело призывают друг друга прекратить перебивать, пе­рекрикивать оппонентов, искажать факты. Но к этим призывам никто не прислушивается. Такое поведение дискутанта, конечно, полностью лишает возможности коммуниканта сообщить какие-то факты, на которых зиждется его смысловая позиция. Никакого ана­лиза проблемы в такой обстановке нет: покричали, каждый проде­монстрировал свое присутствие, «выплеснув» на аудиторию свою порцию эмоций, - разошлись, все остались при своем, но шоу утвер­ждающихся в крике ораторов состоялось. Именно таково поведение участников программы от 11.10.2016 г., посвященной итогам встречи Эрдогана и Путина на Гоа: движение смыслов по всем тематическим векторам выпуска постепенно из-за активного троллинга всех участ­ников останавливается, ведущие свое взаимодействие с участниками программы сводят только к игре по перебрасыванию права на выска­зывание, сами же участники свое участие видят в том, чтобы «прой­тись по кому-нибудь», высказав свои сомнения в «диалогической де­еспособности» оппонента. Приведем ту часть диалога, в которой троллем выступает то ведущий, то участники дискуссии:

Сергей Железняк: Россия предлагает сотрудничество. Россия и не портила отношения с Турцией, инцидент был...

Андрей Норкин в унисон с СЖ говорит одному из участников - А. Никонову: Подождите, сейчас ворвётесь...

С. Железняк: Ещё раз, подождите, можно я закончу? <...>

А. Норкин: (перебивая) Подождите, мы уже готовы сорваться в эмоции. Подождите, сейчас ворвётесь...

Ольга Белова: Да, уже готовы. Срываемся!

Из фрагмента видно, что ведущие троекратно «обыгрывают» вступление в диалог оппонента А. Никонова, подшучивая над ним. В первый раз ведущий напрямую обращается к нему, тем са­мым анонсируя предоставление ему слова с помощью метафори­ческого глагола речи (сейчас ворвётесь). Во второй раз, уже обра­щаясь ко всем присутствующим, предупреждает о предоставлении слова этому дискутанту (мы уже готовы сорваться в эмоции). Так­тику троллинга подхватывает О. Белова, в третий раз объявляя, как будто подает команду к началу забега: Срываемся! Игра веду­щих с предоставлением слова оппоненту подспудно приводит аудиторию к мысли, что позиция дискутанта, с которым играют, не заслуживает того, чтобы ее принимать всерьез.

В русле обессмысливания всего произносимого продолжается разговор и далее. Не случайно в какой-то момент дискутанты «пе­ребрасываются» уже словом ахинея (‘вздор, бессмыслица’), обви­няя партнера во вздорности говоримого:

Александр Никонов: Какую-то ахинею...

А. Норкин: Так, и в чём же ахинея ?

С. Железняк: Для вас всегда всё ахинея.

А. Никонов: Мудрейший из мудрейших сказал, что запускает, значит, в Россию теперь целую серию турецких товаров. Да! Поми­дорами не отделались. Целая группа теперь к нам придёт. Значит, когда-то нам говорили...

С. Железняк: Вы цитрусовые что ли рекламируете?

А. Никонов: Мы закрываем.

А. Норкин: То есть вы, Александр Петрович, считаете, что по­мидоры — это цитрусовые?

А. Никонов: Мы закрываем наших сельхозпроизводителей, давай­те сюда.

С. Железняк: Да цитрусовые разрешили! Где наши производите­ли, где цитрусовые?

А. Никонов: А другие товары...

О. Белова: Я насколько читала, там вопрос про цитрусовые и персики, которые у нас не растут.

С. Железняк: Цитрусовые — это не помидоры! Открою вам правду!

А. Норкин: Господа, подождите, Сергей Владимирович, Алек­сандр, Александр... Александр, подождите!Когда Вы критикуете ва­шего оппонента за ахинею, Вы, наверно, сами не должны ахинею до­пускать в своей речи, правда? Пока про помидоры... Подождите.

А. Никонов: Вы что не понимаете, что я светоч мысли?

А. Норкин: Да я, Господи Боже мой, если б вы не были светочем мысли, мы б вас не звали, это очевидно. Но, к сожалению, даже све­точ должен понимать разницу между цитрусовыми культурами и помидорами. Помидоры любишь — кушай, да.

Как видим, перед нами поток стимулирующего реплицирования, на который и нет реакции, и никто ее не ждет. Участники ди­скуссии лишь «троллят» друг друга, не обсуждая проблему. В пере­палке участники для оценки речи противника в полемике употребляют слово «ахинея», которое означает в русском литера­турном языке 'вздор, чепуха, чушь, нелепость, бессмыслица, глупости‘ и чаще используется во фразеологизмах с опорными глаго­лами, метафорически экспрессивно характеризующими речь: нести (городить, пороть, молоть, плести) ахинею. Когда каждый из участников спора в своего оппонента «запустил» этим словом, все говоримое обессмыслилось.

Ведущий А. Норкин подлавливает оппонента (А. Никонова) на неточности им сказанного: Целая группа теперь к нам придёт. В этой фразе дискутанта ощущается опасение, но причина опасе­ний не ясна: обобщенное слово группа лишь затемняет смысл, а не проясняет сказанного. Такое неясное выражение мысли участника дискуссии становится поводом продолжить ведущему «троллить» участника программы, с издевкой выражая недоумение вопросом (помидоры — это цитрусовые?), повода для которого сам дискутант не давал. Последующее возражение ведущего звучит или поучаю­ще-насмешливо (.даже светоч должен понимать разницу между ци­трусовыми культурами и помидорами), или грубо наставительно (. сами не должны ахинею допускать в своей речи).

Другой дискутант (С. Железняк) разворачивает бессмысленный спор: Вы цитрусовые что ли рекламируете? Да цитрусовые разреши­ли! Где наши производители — где цитрусовые?

К речевому взаимодействию снова подключается А. Никонов и пытается исключить из дискуссии тему Сирии, затевая разговор про содержимое холодильника у россиян:

Семен Багдасаров что-то продолжает говорить.

Перебивает А. Никонов: Слушайте, вы столько много времени говорите про эту Сирию, хотя 99,9 процентов россиян интересует не Сирия, а холодильник.

С. Багдасаров: Идите на передачу...в другую студию. У вас что, с головой вообще что ли? Идите про холодильник разговаривайте в со­седний зал. Он что, сумасшедший что ли?

А. Никонов: И сразу в мире не будет никакой международной на­пряжённости.

С. Багдасаров: При чём здесь холодильник?

А. Норкин: Ну, просто у кого-то разум находится в одном ме­сте, у кого-то — в другом. Семён Аркадьевич, окей. Правильно ли я вас понимаю, что глубинного смысла в высказываниях Эрдогана в от­ношении Америки, критических, искать не стоит?

Третий активный участник (С. Багдасаров) воспринял попытку А. Никонова сменить тему как троллинг - и стал с обидой в ответ тоже троллить оппонента, оскорбляя его, грубо апеллируя при этом то к ведущим, то к залу: У вас что, с головой вообще что ли? Идите про хо­лодильник разговаривайте в соседний зал. Он что, сумасшедший что ли?

Завершается эта часть диалога издевкой, высказанной А. Норкиным в адрес того же участника А. Никонова: ... просто у кого-то разум находится в одном месте, у кого-то — в другом. Утверждение о  «неопределенности местонахождения разума» содержит грубый намек, издевку. Так все главные участники «заглушили» оппонен­та, свое место «расчистили», утвердив лишь себя в праве высту­пать на дискуссионной площадке.

Таким образом, в диалогической медиаречи троллинг выступает в виде закрикивания, оскорбления, насмешки, перевода темы раз­говора в иное русло, издевки, намека, обвинения, которое оспорить невозможно и т. п. Задача троллинга в этих обстоятельствах - прев­ратить речь другого в посторонний шум в двух целях: либо на фоне «умолкания» другого быть услышанным только самому, либо суметь выделить какую-то идею, кажущуюся важной. Структурно троллинг в диалогической речи предстает в виде «безответных» реплик, т.е. не получающих реакции стимулирующих реплик-провокаций. В каче­стве основных форм троллинга в СМИ выделяются: подшучивание, высмеивание и обессмысливание чужих высказываний, издевка над оппонентом, провокация его на грубое поведение, а важнейшими способами выражения этих форм являются эпатажные речевые игры, в основе которых - использование двусмысленности выска­зывания, тематический сдвиг, алогизм в изложении материала, сня­тие патетики и переакцентуация смыслов.

Троллинг в письменной монологической речи

В монологическом тексте троллинг используется, с одной сторо­ны, для придания остроты информационному потоку, эпатажности (что активизирует использование тематических сдвигов и алогизмов), с другой - для прекращения бессмысленного диалога с целью разре­жения информационного потока (для чего привлекаются различные средства создания комического эффекта). В первом случае можно го­ворить о деструктивном характере троллинга, который становится шумом в общем информационном потоке. Во втором же - разруше­ние взаимодействия имеет конструктивную основу, очищая инфор­мационный поток от лишней информации. Рассмотрим примеры.

Одним из наиболее грубых приемов троллинга, часто использу­емых СМИ, является переход на личности. Он представляет собой намеренный уход от предмета общения, подменяемого нападками на человека: «Когда же дело доходит до личности, то предмет ухо­дит совершенно на задний план и нападение направляется на лич­ность противника язвительно, злобно и грубо» (Шопенгауэр, 2017).

Переход на личности имеет целью уничтожение коммуникации не сильными аргументами, а через уничтожение собеседника как личности. Этот прием используется в тех случаях, когда носитель альтернативной троллю позиции выглядит в целом убедительно, а его аргументы изначально кажутся сильнее. Так, в тексте, озаглав­ленном «Запредельная наглость» (Life.ru. 29.10.2016), провокацион­ный характер выражен уже грубым заголовком, дающим оценку не только сложившейся ситуации, но и человеку, высказавшему свою точку зрения. Основной задачей автору видится создание такой ат­мосферы, при которой аргументы участников предшествующей коммуникации К. Райкина и поддерживающего его точку зрения О. Табакова не имеют ни единого шанса быть услышанными, а их позиция превращается в информационный шум. Дело в том, что уже в начале текста чужой голос (К. Райкин) звучит в авторской мо­дальной рамке возмущения: Даже не верится, что всё это взаправду. Руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин на полном серьёзе говорит о цензуре и попрании свободы творчества в России. Причиной стали не репрессии власти в ответ на острую политиче­скую сатиру или хлёсткое обличение пороков нашего общества. А про­стое возмущение граждан тому, что на их налоги на государственных площадках систематически демонстрируются грязные акты педофи­лии и оскверняются религиозные святыни.

Тезис К. Райкина подается как заведомо абсурдный: для этого использованы просторечная лексика (взаправду, на полном серьезе) в сочетании с развернутой номинацией оппонента, что способствует опрощению тезиса; антитеза (хлесткое обличение пороков — простое возмущение) в сочетании с противительным союзом а в сильной по­зиции добавляет высказыванию ироничности; а натуралистичные детали (грязные акты педофилии) полностью перечеркивают пози­цию противника. В дальнейшем натуралистичность текста в пере­даче происходящего на сцене только усиливается, а детали стано­вятся все более неприглядными: Кроме того, этот христианский священник страстно целуется с мужчиной, хулит Святое причастие, занимается каннибализмом, а также молится перед «распятием», которое изображает обнажённая женщина, подвешенная над сценой. В спектакле также показываются сексуальные отношения с ребен­ком. Таким образом автор провоцирует волну возмущения аудито­рии, незаметно для нее подменяя изначальный тезис противника о необходимости цензуры обсуждением проблем освещения педофи­лии, что, в свою очередь, позволяет беспрепятственно перейти к об­суждению личности оппонента, окончательно оставив в стороне первоначально затронутую тему: Протест против этой мерзости и называется у Райкина покушением на свободу творчества. Боюсь, что не за такую свободу был расстрелян Гумилёв, похоронен в безымянной могиле Мандельштам и затравлена Ахматова. Объединение в одном смысловом блоке стилистически окрашенного существительного мерзость и фамилий известных русских поэтов (Гумилев, Мандель­штам, Ахматова), безусловно, воспринимается саркастически и в очередной раз настраивает аудиторию против аргументов Райкина, как бы убедительны они не были. Сами аргументы, к слову, приво­дятся в очень усеченном виде.

Прямое низведение личности наблюдаем в следующем отрывке: И после этого всего Райкин умудряется требовать у Минкульта ещё денег, хотя в этом году театр уже получил примерно 235 млн рублей. ...Если вспомнить, что Табакова два раза ловили за руку на воровстве бюджетных средств, а Райкин строит 19-этажный отель для своей труппы, то зрелище вообще принимает сюрреалистические очерта­ния. Отбор неподтвержденной информации уже стилистически окрашен, отсутствие сильного аргумента подменяется обилием цифр, усиливающих отрицательные образы «ненасытного коммер­санта» (К. Райкин) и «вора-рецидивиста» (О. Табаков).

В завершение текста автор выводит читателей на обсуждение глобальной проблемы этики в искусстве, расширяя таким образом контекст первоначального высказывания и выдавая общеприз­нанное мнение за одну из точек зрения: Есть мнение, что тра­тить средства из наших карманов и против нашей воли на творче­ские эксперименты — это аморально само по себе. Искусство должно стараться быть независимым и востребованным. Тогда зри­тель сам проголосует рублём, что ему интересно, а что нет.

Таким образом, используемый в троллинге прием перехода на личности представляет собой планомерную подмену обозначенных в начале тезисов, имеющую целью уход от изначально сильного ар­гумента и его последующее высмеивание через оскорбление оппо­нента. Это грубая форма троллинга, поэтому активизируются раз­личные средства выражения отрицательно-оценочных значений.

Иногда в публикациях массовых интернет-изданий, в которых речь идет о трагической ситуации, языковой игрой создается не со­ответствующая ситуации комичная модальная рамка. Для примера обратимся к заметке из газеты «Фонтанка» под названием «На Шу­валовском швея отбилась от насильника с помощью молотка» (Fontanka.ru. 7.09.2015). Текст начинается с абсурдной фразы: Неу­дачей закончилась попытка сексуального нападения на швею в При­морском районе. Женщина отбилась от обнаженного насильника мо­лотком. Называя несостоявшееся изнасилование неудачей, автор встает на позицию обвиняемого, а не жертвы, для которой подоб­ный исход можно назвать удачей, - такой перифраз делает изложе­ние абсурдным. Более того, абсурдности изложению добавляет ка­ламбур отбилась молотком. В сочетании с дополнительными деталями (обнаженного насильника) это способствует не эмпатии и сочувствию, а скорее скабрезности. Далее в тексте используется подмена объекта сочувствия, заявленного в заголовке: Как стало из­вестно «Фонтанке», поздно вечером 6 сентября у 41-го дома по Шува­ловскому проспекту прохожие увидели мужчину без одежды и с разби­той головой. Он просил о помощи. Медики госпитализировали его, а сотрудники полиции по обильным следам крови без труда пришли к ателье по пошиву одежды. В нем находилась испуганная 31-летняя швея с телесными повреждениями. Обратим внимание, что для опи­сания правонарушителя использованы языковые средства, в сово­купности формирующие образ жертвы: на это «работают» указание на время суток (поздно вечером), описание окружающей обстановки (у 41-го дома, прохожие), детализированное описание самого муж­чины (мужчину без одежды и с разбитой головой), его действий (про­сил о помощи) и последовавших за ними действий окружения (меди­ки госпитализировали, сотрудники полиции по обильным следам крови без труда пришли) и т. д. В то же время для описания потерпевшей использована канцелярская конструкция, характерная для текстов полицейского протокола (31-летняя швея с телесными повреждения­ми), которая неуместно представляет женщину не жертвой, а, ско­рее, субъектом гражданско-правовых отношений. Характерно, что в газетном сообщении отсутствует отрицательная оценка преступле­ния, в то время как по отношению к жертве мы встречаем прене­брежительно звучащую разговорную номинацию кредиторша.

Ироничность концовке придает сочетание метафоры и вводно­го слова: Как сообщили «Фонтанке» друзья женщины, она обрати­лась в Следственный комитет с заявлением о совершенном в отноше­нии нее преступлении. Ее активное сопротивление, впрочем, пока стоит на пути правосудия. Вероятный насильник, оказавшийся 26-летним уроженцем города Когалым, получил серьезную травму го­ловы и допросу пока не подлежит.

Все обозначенные средства в совокупности лишают ситуацию трагичности, а герои предстают в ролях, не соответствующих их первоначальному положению. При отсутствии должной этической оценки описываемого ирония, направленная против жертвы, при­обретает звучание троллинга-издевки именно против жертвы.

Иногда троллинг используется в случаях, когда другие способы полемики уже не работают, потому что противник не способен внимать разумным доводам. Вот какова устная реакция официаль­ного представителя МИД РФ Марии Захаровой на сообщение о переименовании русского названия украинского города Днепро­петровск в Днепр:

Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова сказала на брифинге в Сочи: «После таких решений, которые абсолютно ото­рваны от исторических реалий, я, честно говоря, начала переживать за возможное сокращение и других названий таких городов, как Хер­сон, Запорожье».

Верховная рада Украины в четверг приняла постановление о пере­именовании города Днепропетровск в Днепр в рамках закона о декоммунизации (Захарова пошутила насчет переименования городов Украины. РИА Новости. 19.05.2016).

Грубую форму насмешка не принимает, потому что грубые сло­ва не проговариваются и не прописываются, хотя восстановить недосказанное никому не составляет труда, - так нелепость пове­дения украинских законодателей обнажается до предела. Троллинг демонстрирует установку на прерывание обмена смыслами там, где перспектив у коммуникации нет.

В качестве еще одного конструктивного эффекта троллинга от­метим высмеивание бессмысленности высказываний, действий, деятельности персоны. Примером является материал «Христос, Будда, Тутанхамон, Чингисхан - великие украинцы! И только Пушкин - еврей...» (Комсомольская правда. 13.03.2015). В заго­ловке, конечно же, можно уловить иронию, которая развивается далее по тексту: Такое всемирно-историческое открытие сделал уче­ный с Незалежной Валерий Бебик.

Бебик — не какой-то там деревенский историк-самоучка. Дос­тойный ученый муж — доктор политических наук, кандидат психо­логических наук, профессор, проректор Университета «Украина», председатель Всеукраинской ассоциации политических наук... Еще в 90-х работал главным консультантом в пресс-службе Администра­ции первых президентов Украины Кравчука и Кучмы. Ныне — руково­дитель рабочей группы по социальным коммуникациям Общественно­го гуманитарного совета при Президенте Украины. Ведущий радиопрограммы «Из глубины тысячелетий». Его научные статьи регулярно публикует официальный орган Верховной рады «Голос Ук­раины».

Перечисление всех званий ученого в одном тексте - уже троллинг, особенно на фоне первой ироничной номинации, передан­ной с помощью отрицательной конструкции (не какой-то там деревенский историк-самоучка). Важную роль в создании иронич­ной интонации играют, с одной стороны, компоновка фактов, в контексте которой перечисление открытий ученого становится бессмысленным, а с другой - стилистический контраст. Послед­ний формируется сочетанием сниженной и патетической тональ­ности (Бебик — не какой-то там деревенский историк-самоучка. Достойный ученый муж — доктор политических наук, кандидат психологических наук, профессор, проректор Университета «Укра­ина», председатель.). Эти приемы помогают читателю ощутить неприкрытую издевку над исследованием ученого, открытия ко­торого делаются под давлением политической конъюнктуры. Троллинг, достигаемый использованием комических приемов, направлен на очищение информационного пространства от лиш­него «шума».

Заключение

Подводя итог, еще раз отметим, что троллинг из анонимного сетевого общения превратился в активно использующуюся тради­ционными СМИ речевую практику. Интенционально троллинг можно охарактеризовать по-разному: иногда как разрушающее коммуникацию самоутверждение, иногда как грубую корректи­ровку полемистов, уводящих разговор в сторону от предмета поле­мики, а иногда это предложение позабавиться, снять напряжение, развлечься. Структурно троллинг представляет собой в диалогиче­ской речи - метатекстовую стимулирующую реплику, которая не предполагает ответа. В монологической письменной речи - это способ ведения авторской речевой партии. Смысловые и стили­стические формы троллинга различны: издевка, даже сарказм, а иногда - подтрунивание, подшучивание над говорящим, обыгры­вание содержащейся в чьей-то речи двусмысленности, неопреде­ленности или откровенной глупости.

Примечания

1 Исследование выполнено при поддержке гранта Президента Российской Фе­дерации МК-5506.2016.6 «Личность творца в зеркале современной российской журналистики: модель ценностно-организующего речевого воздействия».

2 Однако Т.А. Воронцова стремится разделить речевую агрессию и троллинг, утверждая, что «конечная цель агрессора - захват коммуникативного пространст­ва и превращение диалога в монолог», а «игровая сущность троллинга определяет­ся тем, что он имеет диаметрально противоположную цель - инициировать или активизировать коммуникативный процесс, коммуникативной неудачей троллинга будет отсутствие реакции на данные агрессивные действия» (2016: 113). Здесь требуется внести уточнение. Диалогом называется не только непосредственное реплицирование двух общающихся, но и взаимодействие их смысловых позиций. Точнее все-таки сказать, что тролль провоцирует продолжение коммуникации, но, поскольку он игнорирует общую тему разговора, диалог как обмен смыслами тролль, конечно, разрушает.

Библиография

Акулич М.М. Интернет-троллинг: понятие, содержание и формы // Вестн. Тюменск. ун-та. 2012. № 8. С. 47-54.

Внебрачных Р.А. Троллинг как форма социальной агрессии в виртуаль­ных сообществах // Вестн. Удмуртск. ун-та. Сер. Философия. Социоло­гия. Психология. Педагогика. 2012. Вып. 1. С. 48-51.

Воронцова Т.А. Троллинг и флейминг: речевая агрессия в интернет-коммуникации // Вестн. Удмуртск. ун-та. Сер. История и филология. 2016. № 2. С. 109-116.

Галичкина Е.Н. Компьютерная коммуникация: лингвистический ста­тус, знаковые средства, жанровое пространство: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Волгоград, 2012.

Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи: Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. СПб: Златоуст, 1999.

Ксенофонтова И.В. Специфика коммуникации в условиях анонимности: меметика, имиджборды, троллинг // Интернет и фольклор. М.: Государст­венный республиканский центр русского фольклора, 2009. С. 285-294.

Лутовинова О.В. Языковая личность в виртуальном дискурсе: автореф. дис. ... докт. филол. наук. Волгоград, 2013.

Немыка А.А., Ушаков А.А. Дискурсивное пространство текста: трол­линг как элемент некооперативной речевой стратегии современной ин­тернет-коммуникации // Вестн. Российск. ун-та дружбы народов. Сер. Вопросы образования: языки и специальность. 2012. № 4. С. 68-71.

Семенов Д.И., Шушарина Г.А. Сетевой троллинг как вид коммуника­тивной деятельности // Междунар. журнал экспериментального образо­вания. 2011. № 8. С. 135-136.

Спиридонова В.А., Третьякова Е.А. К вопросу о неэтикетном речевом поведении в электронном дискурсе // Вестн. С.-Петербургск. ун-та. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2012. № 3. С. 168-171.

Шопенгауэр А. Наша личность - первое условие счастья: [философ­ские трактаты: пер. с немецкого]. М.: Э, 2017.

Baker P. (2001) Moral panic and alternative identity construction in Usenet. Journal of Computer-Mediated Communication 7 (1): 0. doi:10.1111/j.1083-6101.2001. tb00136.x

Binns A. (2012) Don’t Feed the Trolls! Managing Troublemakers in Magazine’s Online Communities. Journalism Practice 6 (4): 547–562.

Buckels E., Trapnell D. & Paulhus D. (2014) Trolls just want to have fun. Personality and Individual Differences. DOI: https://doi.org/10.1016/j.paid.2014.01.016

Castells M. (2006) The theory of the Network Society. Cornwall, Great Britain: MGS Books Ltd.

Donath J. S. (2010) Identity and Deception in the Virtual Community. London.

Herring S. C., Job-Sluder K., Scheckler R., Barab S. (2002) Searching for safety online: Managing “trolling” in a feminist forum. The Information Society 18 (5): 371–383.

Phillips W. (2015) This Is Why We Can’t Have Nice Things. Mapping the Relationship between Online Trolling and Mainstream Culture. MIT Press.

Shin J. (2008) Morality and Internet Behavior: A study of the Internet Troll and its relation with morality on the Internet. In K. McFerrin et al. (eds.) Proceedings of Society for Information Technology & Teacher Education International Conference. Las Vegas, Nevada, USA: Association for the Advancement of Computing in Education (AACE): 2834-2840.

Van Djik T. (1999) The Network Society: Social Aspects of New Media. London: Sage.



Поступила в редакцию 29.08.2017