«Страшная книга» Ю.Ф. Самарина («Окраины России» в восприятии современников)

Раздел: История журналистики

Статья посвящена остзейскому вопросу, впервые в русской печати по¬ставленному известным славянофилом Ю.Ф. Самариным в книге «Окраины России» (1868—1876). Книга выходила отдельными выпусками за границей — напечатать ее в России было невозможно: автор осуждал немецкое дворянство за насильственную германизацию латышей и эстов, а русское правительство — за потворство такой политике. Автор получил за «Окраины...» выговор от императора Александра II, как и журналисты, поддержавшие позицию Самарина (И.С. Аксаков, М.Н. Катков). Частичная реализация идей Самарина о проведении в Остзейском крае реформ, аналогичным тем, что были в России, стала возможной только в конце 80-х гг. XIXв., в царствование Александра III.

Во второй половине 1860-х и в 1870-е гг. внимание русской, прибалтийской и немецкой прессы привлек остзейский вопрос — в связи с выходом нескольких выпусков книги Ю.Ф. Самарина «Окраины России»¹. Честь постановки в печати этого вопроса принадлежит именно ему — выдающемуся публицисту славяно­фильского направления.

На современников книга произвела ошеломляющее впечатле­ние: «...Самарин выпустил за границей «страшную» книгу против остзейских немцев. Книга называется "Русские окраины"²». Она воспринималась как «страшная» по своей разоблачительной сути: автор осуждал прибалтийское немецкое дворянство за насильст­венную германизацию местного населения — латышей и эстов — и русскую высшую администрацию за потворство такой политике, за нежелание решать проблемы, возникающие на русских окраи­нах (крестьянские, земские, судебные).

Остзейскими делами Самарин впервые заинтересовался в 1847 г., когда он, чиновник Министерства внутренних дел, был отправлен в Ригу в составе комиссии Я.В. Ханыкова для ревизии ее городского управления. Свое возмущение равнодушием русского правительст­ва к судьбе латышей и эстов, угнетаемых немцами в Прибалтий­ском крае (Курляндская, Лифляндская и Эстляндская губернии), он выразил в сочинении «Письма из Риги», где впервые поднял ост­зейский вопрос.

Комиссия Ханыкова обнаружила в городском хозяйстве го­рода Риги множество злоупотреблений, исправлять которые никто не спешил: отчет комиссии впоследствии обретет «тихую и безмятежную кончину»³ в недрах Министерства внутренних дел.

С рукописным вариантом «Писем» Самарин ознакомил свое окружение в Петербурге и Москве (А.С. Хомякова, Аксаковых, Свербеевых, министра внутренних дел Л.А. Перовского, москов­ского митрополита Филарета и других). Таким образом, печатному обсуждению «Окраин.» в 1860— 1870-е гг. предшествовало устное бытование «Писем из Риги», навлекшее на автора недовольство прибалтийского генерал-губернатора А.А. Суворова (1848—1861) — внука знаменитого генералиссимуса А.В. Суворова, активного за­щитника интересов немецкого дворянства: по его доносу в мар­те 1849 г. Самарина арестовало III отделение, а вслед за ним и И.С. Аксакова, обсуждавшего случившееся с Самариным в своих письмах к родным. Около двух недель автор «Писем из Риги» про­вел в Петропавловской крепости и был отпущен только после лич­ной беседы с Николаем I. Царь остался доволен разговором — благонамеренность Самарина была вне подозрений: сын бывшего шталмейстера (чин придворный), крестник самого императора Александра I, отличный чиновник. «.искренность и намерения провинившегося остались незаподозренными», — напишет Сама­рин впоследствии⁴.

С Иваном Аксаковым, который тоже был на прекрасном счету в Министерстве внутренних дел, обошлись строже: III отделение предложило ему ответить на двенадцать вопросов - ответы прочел Николай I и некоторыми остался недоволен, сделав на полях за­мечания. После ознакомления с ними и соответствующих внуше­ний Ивана Аксакова отпустили на свободу, но взяли под полицей­ский надзор. «Письма из Риги» он сможет опубликовать только в 1882 г., уже после смерти автора, в своей газете «Русь». Под подо­зрением оказались и домашние Ивана Аксакова: «Из ответов ро­дителя и брата Вашего Константина на письма Ваши о Самарине видно, что они вполне разделяют негодование Самарина против немцев в России.»⁵.

Можно сказать, что остзейская тема волновала Самарина на протяжении всей его жизни (последний, шестой выпуск «Окра­ин России» вышел уже после его кончины), хотя после ареста Самарин несколько лет не возвращался к остзейскому вопросу, однако не из-за боязни правительственных санкций, а из-за крайней занятости делами: с осени 1849 г. он — чиновник осо­бых поручений при киевском генерал-губернаторе, начальник его канцелярии (служба, не оставлявшая времени для других за­нятий). И даже желанный выход в отставку в 1853 г. не принес облегчения: после смерти отца, как старший сын, Самарин вы­нужден был заниматься хозяйством в самарских губерниях; в пе­риод подготовки крестьянской реформы в 1858 г. его призвали членом от правительства в Самарский губернский комитет по крестьянскому делу; в 1859 г. — членом-экспертом в Редакцион­ные комиссии; после освобождения крестьян в 1861—1863 гг. он принял на себя обязанности члена от правительства в Самар­ском губернском по крестьянским делам присутствии, одновре­менно сотрудничая в газете Ивана Аксакова «День»; в 1864 г. участвовал в проведении крестьянской реформы в Царстве

Польском. Наконец, исполнил нравственный долг перед умер­шим другом: в 1864 г. издал в Брюсселе на английском языке бро­шюру А.С. Хомякова о церкви, а в 1868 г. в Праге выпустил II том Полного собрания его сочинений (богословских) со своим об­ширным предисловием.

И в том же 1868 г. Самарин вновь возвратился к остзейскому вопросу, напечатав два выпуска «Окраин России», произведших такое исключительное впечатление на современников (см. начало статьи). Дело в том, что со времени его «Писем из Риги» положе­ние дел в Прибалтийском крае не изменилось, а обрело еще большую остроту в связи с правительственной политикой Алек­сандра II, состоявшей, по словам Самарина, в «систематическом давлении внутри» (внутри страны. — Т.П.) и в «послаблении на окраинах»⁶.

Царское правительство обнаруживало удивительную уступчи­вость по отношению к балтийцам: в Остзейском крае действовал уникальный способ утверждения законов — минуя Государствен­ный совет, Высочайшие повеления позволялось не исполнять. В начале 1850 г. было приказано в трех прибалтийских губерниях служебную переписку вести на русском языке, но «никто в про­должение 17-ти лет не шевельнул пальцем для исполнения Высо­чайшей воли»⁷.

Крестьяне в крае, освобожденные без земли, были лишены тех прав, которые после 1861 г. имели крестьяне в остальной Рос­сии, — на это русское начальство закрывало глаза.

В русской прессе в одном только 1864 г. вышло 96 материалов, касающихся различных недостатков в Остзейском крае. Но что­бы выпустить книгу, критиковавшую политику русского прави­тельства и вероломство немецкого дворянства, — на это никто, кроме Самарина, не осмелился. Издать «Окраины России» на ро­дине автора было совершенно невозможно — они появились в Праге.

Как известно, русские овладели Прибалтикой в результате Северной войны. Шведы покинули завоеванную территорию, остались составлявшие меньшинство населения немцы — в 1860-е гг. 130—200 тысяч человек. Еще при Петре I в 1712 г. немецкое дворянство обеспечило себе безбедное существова­ние особыми «привилегиями», «пунктами» или «кондициями», которыми сохранялась в неприкосновенности исстари сущест­вующая система управления и судопроизводства, употребле­ние в крае немецкого языка, свобода лютеранского вероиспове­дания и пр. Местное население, т.е. латыши и эсты, в 1819 г. бла­годаря крестьянской реформе, проведенной за сорок с лишним лет до России, получили личную свободу, скорее номинальную, чем на деле, поскольку действовали различные ограничения, на­пример запрет крестьянам покидать губернию, к которой при­писаны.

Освобождение было проведено без земли, поэтому крестьяне влачили незавидное существование батраков на чужой ниве. По­мещик мог отменить барщину и заменить ее денежным оброком, мог отобрать усадьбу у крестьянина, передать ее другому или посе­лить в ней людей немецкого происхождения⁸.

Защитников у крестьян не было. Если они и появлялись, то их усилия немецкое рыцарство, державшее в своих руках решение крестьянских дел, сводило на нет. Самарин в «Окраинах» расска­зал о брошюре, появившейся в 1863 г. в Лейпциге, «Мекленбург в Курляндии» (Mecklenburg in Kurland). Автор Отто фон Рутенберг обращал внимание читателей на то, что в Курляндии систематиче­ски отбирались усадьбы у крестьян. Брошюра моментально исчез­ла из обращения, став почти библиографической редкостью. Но она стала известна редактору «Санкт-Петербургских ведомостей», который на основе ее материалов приготовил статью, но напеча­тать ее не смог: министр внутренних дел потребовал от редактора «не возбуждать в русской публике неблагоприятных толков о Бал­тийском крае»⁹.

Даруя в свое время привилегии землевладельцам, Петр I сде­лал оговорку о том, что их сохранение зависит от усмотрения русского самодержца, и «кондиции» поддерживались русским правительством на протяжении всего XVIII в., но в XIX в. Алек­сандр I внес уточнение о том, что привилегии не должны входить в противоречие с действующими на остальной территории Рос­сии законами.

Однако немецкие землевладельцы эти оговорки игнорировали, считая, что гарантии даны им навечно. Иван Аксаков в передовой статье газеты «День» от 27 ноября 1865 г. насмешливо отзывался о «готических формах жизни», сохранившихся в этом крае, который является «музеем исторических редкостей социального и общест­венного устройства»¹⁰.

Немецкие дворяне забеспокоились только после отмены крепостного права в России: вдруг крестьянская реформа рас­пространится на Лифляндию и Эстляндию (как в 1864 г. случи­лось в Польше). Вдруг освобождение будет проведено с землей, как в России и Польше, вдруг размер оброка будет установлен законом и его зафиксируют в уставных грамотах (как в России). Пугала их и земская реформа, проводимая в России, в случае ее осуществления в Прибалтике немецкие помещики должны были обсуждать вопросы местной жизни вместе со своими ба­траками, а судебная реформа, также крайне нежелательная, привела бы к прекращению административно-судебной власти над крестьянством. Немецкое дворянство не хотело отказывать­ся от сословного суда, поэтому, по словам Самарина, «местные юристы отнеслись к нашим судебным уставам с высокомерным пренебрежением»¹¹ — что хорошо для русских, не годится для немцев.

Ненавидя русскую власть, от которой прибалтийские немцы находились в зависимости, и опасаясь ее реформаторских наме­рений, они заискивали перед этой властью без всякого чувства меры: в июле 1862 г., когда Александр II с супругой и наследни­ком престола цесаревичем Александром совершали путешествие по Прибалтике, в Кокенгаузене (ныне Кокнесе в Латвии) немец­кие дворяне для встречи соорудили триумфальные ворота, палат­ки в парке для угощения, а на станции императорскую семью ожидала карета, которой управлял взобравшийся на козлы в ка­честве кучера барон Липгардт¹², — сцена вполне в опереточном духе.

Однако русское правительство совсем не желало торопить со­бытия в остзейских губерниях и насильственно перестраивать исторически сложившиеся здесь порядки, оно проводило про­немецкую политику, стремилось сохранить в неприкосновенно­сти частную земельную собственность, дабы обеспечить лояль­ность прибалтийского дворянства, — в ущерб коренному населению. В дневнике П.А. Валуева, бывшего министра вну­тренних дел (с апреля 1861 до марта 1868), в прошлом курлянд­ского губернатора (1853—1858), имеется обстоятельное объясне­ние сложившегося в Остзейском крае положения и отношения русского правительства к нему: «Само правительство, как будто по небрежности <...>, признавало за прибалтийскими губерния­ми атрибуты автономии гораздо большей, чем та, которая по за­кону принадлежала местным сословиям и допускала между оз­наченными губерниями взаимную связь и солидарность, для которых закон не представлял никакого основания. Каждая из этих губерний составляет особняк по своим административным и даже судебным учреждениям, и в каждой из них дворянство, городские сословия и крестьяне равным образом составляют особняки. Связь между разными сословиями обозначается толь­ко присутствием одного депутата рижского магистрата на лифляндском ландтаге, а связь между губерниями заключается в од­ном лице русского ген<ерал>-губернатора края. Наконец, правительство оказывало официальным представителям местно­го дворянства в лице его предводителей неправильное и нерас­судительное предпочтение в отношении к представителям рус­ского дворянства. <...> Допускавшиеся прежде различия, с одной стороны, возбуждали справедливое недовольство русских, с другой — увеличивали самоуверенность и притязательность прибалтийцев»¹³.

Русское правительство, напуганное в XIX в. двумя польскими восстаниями, боялось возникновения на прибалтийской окраине «второй Польши», а потому стремилось сохранить status quo и за­прещало обсуждение остзейских дел в русской печати. «.немцев касаться нельзя и за версту, а они ругаются по-прежнему», — со­общал Иван Аксаков Самарину еще в 1864 г.¹⁴ В редких случаях в газете «День» Аксакову все-таки удавалось преодолевать этот за­прет¹⁵. А в 1867 г. немцы и их поверенные в Петербурге добились запрещения газетам «Москва» (редактор Аксаков) и «Москов­ские ведомости» (издание М.Н. Каткова) «перепечатывать и ком­ментировать статьи из остзейских газет»¹⁶. Действительно, в мар­те 1867 г. газета «Москва» получила третье предостережение за остзейскую статью Самарина¹⁷ — лучше всякого обсуждения было молчание.

При таком ущемлении прессы русское общество в целом было недостаточно информировано о происходящем на прибалтийской окраине, а та его часть, которая знала о привилегиях немцев, вы­ражала недовольство особыми порядками, царившими в крае, не­соответствием «кондиций» общеимперским законам. В обраще­нии «К читателю» своей книги Самарин раскрыл цель ее написания: «Дать возможность моим соотечественникам, по край­ней мере, тем из них, которые бывают за границею, узнавать об окраинах России то, чего им не говорят дома и о чем им не позво­ляют говорить»¹⁸.

Поэтому издание в Праге в 1868 г. двух выпусков «Окраин Рос­сии» Самарина стало сенсацией. «.внимание всей России прико­вано к этой книге», — писал Иван Аксаков¹⁹.

Как и царское правительство, Самарин тоже опасался «второй Польши»: свидетель двух польских восстаний, он осенью 1864 г. с опасностью для жизни, поскольку не все повстанческие отряды сложили оружие, объезжал сельские местности Польши и принял участие в проведении крестьянской реформы в интересах поль­ских земледельцев. В Лифляндии подобные изменения грозили социальным взрывом — кто бы из немецких дворян добровольно уступил землю батракам?

Но Самарин с его умом и опережающим видением событий за­мечал то, что не видело русское правительство (или не желало ви­деть): агрессивность прибалтийских немцев, поддерживаемых не­мецкоязычной прессой, которая взывала к общественному мнению Пруссии в надежде на ее поддержку землякам против рус­ского «нажима». Свои опасения он выразил с предельной ясно­стью: «.общественное мнение в Пруссии признало остзейский вопрос как свой вопрос и как законный предлог к вмешательству с ее стороны»²⁰.

В 1860-е годы Германия находилась в периоде объединения, и в берлинской палате депутатов канцлер Бисмарк прямо высказывал­ся в том смысле, что немецкая земля всюду, где живут немцы. Сама­рин предупреждал своими «Окраинами.» о возможной и нежела­тельной перспективе развития событий, отторжения Лифляндии и Эстляндии от России, возникновения на месте трех прибалтийских губерний нового независимого немецкого государственного обра­зования — «остзейской Финляндии»²¹. И это невзирая на то, что прибалтийские губернии не были немецкой землей и большинство населения совсем не немцы ни по происхождению, ни по симпати­ям. Самарина удивило, и он написал об этом в «Окраинах.», что при политике онемечивания латышей и эстов, активно проводив­шейся дворянством, народные массы на окраинах «всё еще за нас», простой народ всё еще ожидает улучшения своего положения от русского царя.

Более того, в конце 1860-х гг. началось переселенческое дви­жение из Остзейского края в Россию. Аксаков в передовой ста­тье газеты «Москва» от 8 октября 1868 г. перепечатал сооб­щение из «Санкт-Петербургских ведомостей» о прибытии из Эстляндской губернии эстонцев, которые с разрешения рус­ских властей решили поселиться в Симбирской губернии и на Кавказе²².

Кроме латышей и эстов в Прибалтике жили и русские, положе­ние которых было незавидным. В «Окраинах.» сообщалось, что, к примеру, рижские граждане русского происхождения жалуются «на систематическое их устранение от общественных должностей» (с 1847г. «ни один русский не удостоился выбора в должность»), купцов и мещан немцы держат «в черном теле», при малейшем столкновении с властями нельзя найти «поддержки нигде и ни в ком», русские гимназии «влачат плачевное существование», рус­ский язык не введен в учебных заведениях и в присутственных ме­стах, и вся балтийская интеллигенция решительно противится его преподаванию²³.

Александр II неоднократно выражал недовольство тем, что «Окраины...» напечатаны за границей, но опубликовать такую книгу в России не было никакой возможности. Если бы произве­дение появилось в России, то согласно цензурным правилам от 6 апреля 1865 г. автор не избежал бы суда.

За год до выхода книги Самарина Александр II высказал раз­дражение полемикой в русской прессе по прибалтийскому вопро­су, заявив через инспирированную им статью в «Северной почте» от 9 ноября 1867 г. (написана П.А. Валуевым) о том, что диспут не отвечает «видам правительства», которое не преследует целей на­сильственно переустроить традиционно сложившийся порядок в Прибалтике. Как видим, министр через официальную газету Ми­нистерства внутренних дел прямо заявил о том, что никаких ре­форматорских намерений в отношении Остзейского края русское правительство не имеет. Статья, по мнению ее автора Валуева, «имела целью, с одной стороны, приостановить поток враждебной Прибалтийскому краю полемики в наших газетах, с другой — не­сколько успокоить взволнованные этою полемикой умы немецко­го населения края»²⁴.

Вопрос, обсуждение которого следует прекратить, по мнению министра внутренних дел, вновь поставил Иван Аксаков, не толь­ко перепечатав статью «Северной почты» в газете «Москва»²⁵, но в своей передовой статье выразив несогласие с ней: полемика может прекратиться только устранением «тех жизненных условий, кото­рые производят эти прискорбные столкновения неприязни пле­менной и сословной».

Аксаков гордился ответом властям, Самарину он писал: «На­деюсь, что ты прочел мою статью в ответ «Северной почте» и оце­нил ее ловкость. По части ловкости самохвальство мне противно. Без шуток, было трудно, при всей нашей обстановке, удержать за русскою печатью честь последнего слова, и вопрос, снятый с поля, поставить вновь. Ни одна русская газета, ни «М<осковские> вед<омости>», не отвечали «Северной почте», но все притихли. Моя статья имела успех. Она взбесила Валуева, но придраться к ней не было возможности»²⁶.

Наступившее в печати безмолвие взорвалось книгой Самари­на. Те, кто познакомился с ней осенью 1868 г., считали ее «страшной», не читавшие жаждали прочесть. А.В. Никитенко в дневнике после ее прочтения 28 октября 1868 г. записал: «Эта книга доказывает, что и у нас есть люди, хотя их и немного, с го­сударственным умом и характером. Вещь очень умная и написа­на прекрасно, то есть без аффектации, убедительно и красноречиво»²⁷.

Но были и другие отзывы. Министр юстиции К.И. Пален принялся сочинять специальную записку, увидев в произведении Самарина отрицание «всей вообще системы управления окраинами»²⁸. Великий князь Константин Николаевич записал в днев­нике: «Читал «Окраины России» Самарина. Просто ужасно! И это считают памфлетом»²⁹. Книга была написана так горячо и страстно, что памфлетом ее считал и известный историк Б.Н. Чичерин³⁰. Он нашел даже аргументы для оправдания нем­цев: «Тут упускается из виду вся оборотная сторона дела: особен­ность положения немцев в крае, естественная привязанность к унаследованным от предков правилам, составляющим для них единственную гарантию независимости, необходимость крепко держаться друг за друга и вытекающее отсюда нежелание впу­стить к себе произвол русского чиновничества и податливость русского люда, невозможность, наконец, действовать на само­державное правление иначе, как окольными и часто темными путями»³¹. «Всё это, — продолжал Чичерин, — с неподражаемою силою и изяществом было высказано Самарину общею нашею приятельницею, баронессою Раден...»³² (фрейлина великой кня­гини Елены Павловны, по происхождению прибалтийская нем­ка. — Т.П.). Ситуация с Раден накалилась, была чревата ослож­нениями, и Самарин «протянул ей руку»: «В его благородном сердце не было места для мелкого самолюбия»³³. Но Самарин продолжал свое дело, печатал и дальше очередные выпуски «Окраин.» (и только смерть остановила его перо), а баронесса Раден вынуждена была читать горькую правду о прибалтийских немцах.

Первыми на выход книги откликнулись «Московские ведомоcти»³⁴ — в передовой статье 5 сентября (автор неизвестен — А. Мол­лер? М.Н. Катков?) газета обращала внимание читателей на только что вышедшее за границей «замечательное сочинение, которое должно бы стать настольной справочной книгой у всякого добросо­вестного русского деятеля в Балтийском крае»³⁵. В этой и последую­щих передовых газеты приводились обширные выдержки из перво­го выпуска «Окраин России».

«Убедительно тебя прошу молчать и молчать. <.> «Москва» уж довольно терпела за меня», — просил автор Аксакова³⁶, имея в виду третье предостережение, полученное газетой в конце 1867 г., и при­остановку издания на три месяца.

Однако Аксаков не последовал дружескому совету и в сен­тябрьских и октябрьских номерах «Москвы» восторженно отзы­вался об «Окраинах.», выход которых считал «истинным собы­тием в нашей общественной жизни» и «гражданским поступком» ее автора, приводил обильные цитаты из книги, критиковал Вольдемара фон Бока, активного защитника немецких привиле­гий в крае в книге «Лифляндские вклады» («Livlandische Beitrage»)³⁷.

Аксаков прямо заявил, что иноплеменные пришельцы сохра­няют крепостное право вопреки воле Царя-Освободителя, здраво­му смыслу и христианскому учению, что проведенное там осво­бождение без земли привело к еще большему порабощению крестьян. «.мы ратуем за одинаковое решение крестьянского вопроса по всей России». Россия призывает Прибалтийский край «к признанию национальных прав туземного населения, состав­ляющего большинство в крае и в течение шести веков протестую­щего против насильственного онемечения.»³⁸. Если выпуск «Окраин.» Аксаков назвал «гражданским поступком» их автора, то его выступления в газете с защитой книги, с обильными цитата­ми из нее, с разъяснением ее смысла можно назвать гражданским делом журналиста.

«. власти в Петербурге стали в тупик. Книгу они еще только предполагали запретить, как тут в "Моск<овских> вед<омостях>" и в "Москве" появились, да в несколько приемов, пространней­шие из нее выписки», — спешил сообщить Аксаков из Москвы на­ходящемуся в Самаре автору³⁹. «Впечатление, производимое вы­писками из твоей книги на публику, огромное; я знаю это, потому что редакцию просто осаждают вопросами, где можно достать книгу, хоть за какие бы то ни было деньги»⁴⁰. Аксаков передал Са­марину мнение о его книге министра иностранных дел А.М. Гор­чакова, который посчитал ее выход «событием», благодаря Сама­рину он на многое взглянул иначе и целиком принял «мысль о необходимости подчинить ход балтийских дел общему, а не исключительному, установленному порядку ,.»⁴¹.

Но другой министр — внутренних дел, осенью 1868 г. уже быв­ший, П.А. Валуев, высказался о книге Самарина резко отрица­тельно: он считал «Окраины.» направленными лично против него и проводившейся в Прибалтике политики, видел в высказы­ваниях Самарина чуть ли не намеренное искажение истинного по­ложения вещей, за которое признавал себя ответственным лишь отчасти, перекладывая вину на правительство: «Правительство знает, что всё, что и в книге, и в газете могло бы быть отнесено ко мне, или неправда, или было делом власти высшей, или есть пря­мое последствие тех самых условий нашего государственного и правительственного быта, которых я никогда не был защитником. Оно знает это — и молчит»⁴².

Суждение Валуева о «неправде» самаринской книги опро­вергается мнением князя Д. А. Оболенского, сенатора, в 1870— 1872 гг. занимавшего должность товарища министра государст­венных имуществ: «С тех пор как я по Министерству государст­венных имуществ постоянно нахожусь в сношениях с тем краем и участвую в разрешении этих вопросов, до того края относя­щихся, то убедился, что Самарин писал в своих письмах («Пись­мах из Риги». — Т.П.) и в своих «Окраинах» не только не преуве­личенно, но, скорее, ослабленно против действительности, все предубеждения и предсказания его о значении остзейского во­проса есть чистая истина. Я уже, кажется, сказал, что бездар­ность правительства для внутренних дел относительно безвред­на, но по отношению к окраинам все его ошибки горько отзовутся нам в будущем»⁴³.

Книга Самарина ошеломила современников смелостью выска­занных в ней мыслей; Ф.И. Тютчев, возглавлявший Комитет ино­странной цензуры, ожидал ответных мер правительства против пе­чати, поскольку власть была не готова предоставить ей такую свободу высказывания⁴⁴. Он тревожился не напрасно: 20 ноября 1868 г. тогдашний министр внутренних дел А.Е. Тимашев вынес на рассмотрение Совета министров записку «О злоупотреблении пе­чатным словом», где выразил свою озабоченность состоянием дел в прессе: в ней «имели и имеют место явления, не согласные с условиями нашего государственного строя и выходящие из преде­лов дарованного ей права обсуждения дел общественных», ибо пресса присвоила себе «роль высшего общественного суда над достоинством и личными свойствами непосредственных органов державной власти»⁴⁵.

Книгу не допустили в продажу в России, но запретить выписы­вать ее через книгопродавцов власти не могли, а поскольку «впе­чатление (от «Окраин.». — Т.П.) было сильное, нечто вроде откровения»⁴⁶, то от желающих ее приобрести не было отбоя: «Не проходит дня, — сообщал Тютчев, — чтобы я не подписывал около сотни разрешений»⁴⁷. Получив позволение, желающий приобре­сти «Окраины.» отправлялся к книготорговцу, который и заказы­вал их за границей. П.А. Валуев причину успеха книги видел в дей­ствиях журналистов: «Журналистика подняла шум»⁴⁸ (цитаты, перепечатки крупных отрывков), но интерес был вызван той прав­дой о крае, которая в ней содержалась. «Вещь очень умная и напи­сана прекрасно», — считали читатели. Автора называли человеком «с государственным умом и характером»⁴⁹. Успех книги был нео­жиданным для самого автора.

С книгой познакомились царь и придворные круги. О реакции Александра II узнаем из письма Аксакова к Самарину от 11—12 ок­тября 1868 г.: московский генерал-губернатор князь В.А. Долгору­ков вызвал к себе Аксакова и передал ему желание государя, чтобы он, Аксаков, и Катков «воздержались от нападений на немцев.»⁵⁰. И министр внутренних дел Тимашев в письме к Долгорукову про­сил о том же — в противном случае грозил принять «строгие и ре­шительные меры» против журналистов⁵¹. После такого окрика верховной власти Аксаков вынужденно прекратил печатание в «Москве» извлечений из книги Самарина.

В Москву из Самары вызвали и автора, и князь Долгоруков до­вел до его сведения недовольство царя появлением книги за гра­ницей (тогда как в России напечатать ее не представлялось воз­можным), но поскольку мнение царя не содержало требования прекратить издание, Самарин в декабре 1870 г. отправил в Берлин для печатания третий выпуск «Окраин.»⁵².

Книга вызвала «бешеный лай немецкой печати»⁵³. Уже в сен­тябре 1868 г. в Баден-Бадене вышла по-французски напечатан­ная брошюра: Lettre a Mr. J.Samarine sur ses brochures: Окраины России. Baden-Baden. 1868. — 24 pp.; 2-eme ed. Berlin: Librairie B. Behr (E. Bock). 1869 [Письмо г. Ю. Самарину по поводу его бро­шюр «Окраины России», фр.]. Брошюру, содержащую ожесточен­ную критику книги Самарина, выпустил анонимно русский пове­ренный в Веймаре, остзейский барон Ф.К. фон Мейендорф, о чем сообщил Аксакову Тютчев⁵⁴. Автор «Окраин.» ответил Мейендорфу⁵⁵.

Брошюра Мейендорфа, крайне недобросовестная, содержала инсинуации, ловко подтасовывала выражения: Самарин призывал «поставить на ноги народные массы» — экономически, Мейендорф уверял, что автор намеревался взбудоражить, «поднять массы»; Самарин изображен Мейендорфом карбонарием, револю­ционером, членом партии, мечтающей устроить общественно-по­литическую жизнь России на иных, чем самодержавие, основани­ях — «иначе» (фр. ailleurs), что совершенно не соответствовало действительности.

Вице-президент лифляндского гофгерихта (высшего суда) Волдемар фон Бок, ярый защитник привилегий балтийского дворянства, выступил с серией публикаций под названием «Livlandische Beitrage zur Verbreitung grundicher Kunde von der protestantischen Landeskirche und dem deutschen Landesstaate in den Ostseeprovinzen Russlands, von ihrem guten Rechte und von ihrem Kampfe um Gewissensfreiheit Erster Beitrag». Berlin: Stike 8 von Muyden, 1867 (в переводе Самарина «Лифляндские вклады»). В 1869 г. в Лейпциге публикация «Лифляндских очерков» была продолжена. В них выражено такое недовольство русским пра­вительством, если оно пожелает приведения местного, остзей­ского законодательства в соответствие с общеимперским, что прибалтийское дворянство поспешило отмежеваться от заявле­ний фон Бока: он угрожал отложением Прибалтийского края от России. Автор проговорился, обнародовав то, о чем немцы меч­тали.

Подтвердилась правота Самарина, предупреждавшего своей книгой, что в Прибалтике «пахнет гарью», там накопились «горю­чие материалы», то есть «силы прямо нам враждебные», с тою именно целью вышколенные, чтоб обращать в наступательное против нас орудие всякую нашу ошибку». А иногда в Европе нем­цы распускают небылицы и вымыслы о России, которые прини­маются там за правду⁵⁶, разжигаются международные страсти, раз­даются обращенные к Германии просьбы о «заступничестве за ее будто бы обижаемых единоплеменников». Реальной была пер­спектива очутиться «на скамье подсудимых перед трибуналом Европы»⁵⁷.

Имелись, кроме Мейендорфа и фон Бока, и другие отклики на книгу Самарина в немецких газетах «Unsere Tage», «Augsburger Allgemeine Zeitung», на которые отозвался Аксаков в газете «Москва»⁵⁸.

В отместку прибалтийские немцы стали грозить редактору «Москвы» судом за «Альшвангенское дело»⁵⁹: в казенных имениях Алшвангенской волости в Курляндии немецкое начальство очень жестоко обошлось с латышами — из-за неурожая крестьяне оказа­лись не в состоянии вовремя заплатить долг казне и отправили в Петербург просьбу повременить с выплатой, но, не дожидаясь от­вета из министерства, немцы стали описывать имущество бедня­ков, чтобы продать его для погашения долга. Аксаков происходя­щее в Алшвангене сделал достоянием гласности⁶⁰. Суда, которым грозили ему за публикацию, он не опасался — достоверность ин­формации была подтверждена петербургским следователем. Пара­доксально, что русскому журналисту немцы угрожали судом за свои противоправные действия.

В мае 1869 г. против «Окраин.» выступил Карл Ширрен, преподаватель в 1863—1869 гг. русской истории в Дерптском университете. Он выпустил в Лейпциге брошюру «Livlandische Antwort an Herrn Juri Samarin von C. Schirren». Leipzig: Verlag von Duncker 8. Humblot, 1869 («Лифляндский ответ господину Юрию Самарину Карла Ширрена»). По словам Самарина, Ширрен «довел до крайних пределов возможного противопоставле­ние местных взглядов государственным принципам и интере­сам», и автор «Окраин.» вынужден был вновь разъяснять, какие взаимоотношения должны существовать между провинцией и центром⁶¹.

В 1872 г. вышел третий выпуск «Окраин.», через два года, в 1874 г., напечатан четвертый выпуск, далее последовал пятый, на­конец, в начале 1876 г., незадолго до своей смерти, Самарин при­был в Берлин, намереваясь издать шестой выпуск (выйдет после его кончины).

Прибалтийские немцы по-прежнему «прикидывались несчаст­ными жертвами русской (славянофильской. — Т.П.) партии»⁶², очень надеялись, что Александр II ее приструнит: книга вышла из славянофильской среды, журналист, поддержавший ее в газете «Москва», тоже славянофил.

И правительственная власть, как видим, приструнила не нем­цев, а именно «русскую партию»: «Окраины.» не допустили в продажу, автору — выговор от императора, органам печати, под­державшим его идеи, — запрет вести полемику с немецкой прес­сой прибалтийских губерний, запрещение цитировать книгу, дабы ослабить ее воздействие на общество.

Самарин написал книгу — предупреждение: правительство в 1860—1870 гг. считало главным вопросом балканский, главным врагом — Турцию. Самарин же своей книгой объявлял: враг не только на востоке, но и на западе, где немцы ущемляют права большинства местного прибалтийского населения — латышей и эстов, а также русских, там проживающих. России необходимо «не спускать глаз» с балтийской окраины, сдерживать амбиции немец­кой партии в этом крае и ее защитников в Петербурге, в интересах коренных жителей нужно провести реформы (земельную, зем­скую, судебную), аналогичные проведенным в России.

Правительство Александра II к рекомендациям Самарина не прислушалось. Как уже было отмечено нами, министр внутрен­них дел в 1867 г. успокаивал немцев: никаких реформ в Прибал­тике не будет. Их и не было. Неосторожный Самарин своей кни­гой нарушил тишину, если бы в тишине правительство нуждалось для реформирования, ничто не мешало к ним присту­пить — прессу приструнили, наступило благословенное для вла­стей молчание. Прошло три года. В обращении «К читателям», предваряющем третий выпуск «Окраин.» (1871), автор с при­скорбием констатировал: «Твердой инициативы со стороны пра­вительства не видно ни в чем и теперешняя его программа дейст­вий (буде таковая имеется) по-видимому заключается в сис­тематическом воздержании от всякого серьезного действия». Русский язык в делопроизводство не вводился, что касается су­дебной реформы, то она «спит непробудным сном в Министер­стве юстиции», «вопроса о крестьянах никто и не думает возбуждать»⁶³.

Цесаревич Александр, наследник престола, был вниматель­ным читателем самаринских статей об остзейских делах в газете «Москва»⁶⁴ и, разумеется, книги «Окраины.». На него сведения, сообщенные Самариным, произвели «ужасное впечатление», об­винения в адрес русского правительства он считал «сильными и справедливыми»⁶⁵. Когда он стал императором, все перемени­лось: началась активная русификаторская политика в Прибал­тийском крае, как водится в России, с перехлестами. Правда, он не решился лишить прибалтийских немцев владельческих прав на землю, но в 1888 г. провел в крае полицейскую реформу, а в следующем году — судебную, похоронив, таким образом, немец­кий миф о непригодности русских законов для этих земель. Но Самарину не суждено было узнать о хотя бы частичном торжест­ве своих идей — он умер в 1876 г. В 1890-х годах «Окраины Рос­сии», которые Самарин вынужден был издавать за границей, увидели свет на родине — они были напечатаны в Москве в Со­брании его сочинений. Современные жители Прибалтики долж­ны сохранять благодарную память об отважных защитниках их интересов в сороковых-семидесятых годах XIX в., ради них они шли на конфликт с собственным правительством и даже с само­держцем.

Примечания

¹ Сер. 1: Русское Балтийское поморие. Вып. 1. Прага: Тип. д-ра Ф. Скрейшовского, 1868; Сер. 1: То же. Вып. 2. Прага: Тип. д-ра Э. Грегра, 1868. Следующие вы­пуски печатались в Германии (в Лейпциге и в Наумбурге) в 1871—1876 гг. Книга вошла в состав VIII (вып. 1—3), IX (вып. 4—5) и X (вып. 6) томов «Сочинений Ю.Ф. Самарина» (М., 1890—1898).

² Правильно: Окраины России. См.: Никитенко А.В. Дневник: в 3 т. М., 1955. Т. 3. С. 130—131.

³ Самарин Ю.Ф. Русское Балтийское поморие в настоящую минуту (как введе­ние в первую серию) // Окраины России. Серия первая: Русское Балтийское по­морие. Прага, 1868. Вып. 1. С. 103.

⁴ Там же. С. 2.

⁵ Аксаков И.С. Письма к родным. 1844—1849. М., 1988. Дополнение. С. 504.

⁶ Самарин Ю.Ф. К читателю // Окраины России. Серия первая: Русское Бал­тийское поморие. Прага, 1868. Вып. 1. С. III.

⁷ Самарин Ю.Ф. Русское Балтийское поморие в настоящую минуту (как введе­ние в первую серию) // Там же. С. 115.

⁸ Там же. С. 83, 153.

⁹ Там же. С. 4—5.

¹⁰ Аксаков И.С. Полн. собр. соч. М., 1887. Т. VI. С. 15.

¹¹ Самарин Ю.Ф. Русское Балтийское поморие в настоящую минуту (как введе­ние в первую серию) // Окраины России. Серия первая: Русское Балтийское поморие. Прага, 1868. Вып. 1. С. 129.

¹² Письмо И.С. Аксакова к Ю.Ф. Самарину от 28.VIL1862 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина (1848-1876). СПб, 2016. С. 155, 447.

¹³ Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел: в 2 т. М., 1961. Т. 2. 1865— 1876 гг. С. 421—422.

¹⁴ Письмо от 27.VII.1864 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина (1848—1876). СПб, 2016. С. 196.

¹⁵ Справедливы ли толки о сепаратистических стремлениях Остзейского края // День. 1864. 7 нояб. № 45. С. 8—11. Подпись: Б.

¹⁶ Письмо Ю.Ф. Самарина к И.С. Аксакову от 11(23).X.1867 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 239.

¹⁷ Подробнее см.: Там же. С. 550.

¹⁸ Окраины России. Серия первая: Русское Балтийское поморие. Прага, 1868. Вып. 1. С. VII.

¹⁹ Письмо к Ю.Ф. Самарину от 21.IX.1868 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 255.

²⁰ Письмо к И.С. Аксакову от 11(23).X.1867 г. // Там же. С. 239.

²¹   Самарин Ю.Ф. Окраины России. Прага, 1868. Вып. 1. С. 186. Подробнее об этом см.: Михайлова Ю.Л. Славянофилы и остзейский вопрос (40—60 гг. XIX в.) // Отечественная история. 2007. № 5. С. 49—61.

²² Аксаков И.С. Полн. собр. соч. М., 1887. Т. VI. С. 122.

²³ Самарин Ю.Ф. Русское Балтийское поморие в настоящую минуту (как введе­ние в первую серию) // Окраины России. Серия первая: Русское Балтийское поморие. Прага, 1868. Вып. 1. С. 103, 104, 106, 109, 110, 111, 113.

²⁴ Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел: в 2 т. М., 1961. Т. 2. 1865— 1876 гг. С. 421.

²⁵ Москва. 1867. 14 нояб. № 179.

²⁶   Письмо от 29.XI.1867 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 245.

²⁷ Никитенко А.В. Дневник. Т. 3. С. 133.

²⁸ Цит. по кн.: Чернуха В.Г. Правительственная политика в отношении печати. 60—70-е годы XIX в. Л., 1989. С. 32.

²⁹ Там же.

³⁰ Чичерин Б.Н. Москва сороковых годов. М., 1997. С. 219.

³¹ Там же.

³² Там же.

³³ Там же.

³⁴ Московские ведомости. 1868. 5 сент. № 191; 7 сент. № 193; 8 сент. № 194.

³⁵ Там же. 1868. 5 сент. № 191. С. 2.

³⁶ Письмо от 15.IX. 1868 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 254.

³⁷ См.: Москва. 1868. 10, 11, 13, 14, 18, 21, 23, 24, 25 сент., 8 и 15 окт.

³⁸ Аксаков И.С. Полн. собр. соч. М., 1887. Т. VI. С. 34, 57, 58.

³⁹ Письмо от 21.IX.1868 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 255.

⁴⁰ Там же.

⁴¹ Там же. С. 256.

⁴² Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел: в 2 т. М., 1961. Т. 2. 1865— 1876 гг. С. 437.

⁴³ Записки князя Дмитрия Александровича Оболенского. 1855—1879. СПб, 2005. С. 265.

⁴⁴ См. его письмо к дочери Е.Ф. Тютчевой // ЛН. Т. 97. Кн. 1. М., 1988. С. 341, а также письма И.С. Аксакова к Ю.Ф. Самарину от 21.IX. и от 1.X.1868 г. // Пере­писка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 255, 257.

⁴⁵ Цит. по: Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел: в 2 т. Т. 2. С. 503.

⁴⁶ См. письмо Ф.И. Тютчева к И.С. Аксакову от 29.IX.<1868> // ЛН. Т. 97. Кн. 1. М., 1988. С. 342, а также письмо И.С. Аксакова к Ю.Ф. Самарину от 1.X.1868 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 257.

⁴⁷ Письмо к Е.Ф. Тютчевой от 8.XI.<1868 г.> // ЛН. Т. 97. Кн. 1. М., 1988. С. 471.

⁴⁸ Цит. по кн.: Чернуха В.Г. Правительственная политика в отношении печа­ти. С. 31.

⁴⁹ Никитенко А.В. Дневник. Т. 3. С. 133. Запись от 28.X.1868 г

⁵⁰ Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 259.

⁵¹ Там же.

⁵² См. письмо Ю.Ф. Самарина к Д.А. Оболенскому от 7.XII.1870 г. // НИОР РГБ. Ф. 265. К. 36. № 4/1. Л. 491. Копия.

⁵³ См. передовую статью в «Московских ведомостях». 1868. 5 сент. № 191.

⁵⁴ Письмо от 29.IX.<1868 г.> // ЛН. Т. 97. Кн. 1. С. 343.

⁵⁵ Reponse de G.B. Behr (E. Bock). 1869. — 32 pp. [Ответ Ю. Самарина на пись­мо неизвестного из Баден-Бадена по поводу его брошюр: Окраины России, фр.]. На первой странице текста имеется указание на место и время написания: Moscou. Fevrier 1869 (Москва, февраль 1869).

⁵⁶ Самарин Ю.Ф. К читателю // Окраины России. Серия первая: Русское Бал­тийское поморие. Прага, 1868. Вып. 1. С. V, VI.

⁵⁷ Самарин Ю.Ф. Русское Балтийское поморие в настоящую минуту (как введе­ние в первую серию) // Там же. С. 35, 37.

⁵⁸ Москва. 1868. 21 сент. № 136.

⁵⁹ См. письмо И.С. Аксакова к Ю.Ф. Самарину от 11—12.X.1868 г. // Перепи­ска И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина. С. 261.

⁶⁰ Москва. 1868. 13 авг. № 107.

⁶¹ См.: Самарин Ю. Ответ гг. ф<он> Бокку и Ширрену по поводу «Окраин России». Berlin: B. Behr’s Buchhandiung, 1870.

⁶² Письмо И.С. Аксакова к Ю.Ф. Самарину от 11—12.X.1868 г. // Переписка И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина... С. 260.

⁶³ Окраины России. Серия первая. Русское Балтийское поморие. Berlin, 1871. Вып. III. С. V.

⁶⁴ Письмо цесаревича Александра к А.Ф. Тютчевой от 17.III.1867 г. // Аксаков Иван Сергеевич. Материалы для летописи жизни и творчества. Вып. 5. Часть 2. Уфа, 2013. С. 209.

⁶⁵ Там же.

Библиография

Михайлова Ю.Л. Славянофилы и остзейский вопрос (40—60 гг. XIX в.) // Отечественная история. 2007. № 5. С. 49—61.

Чернуха В.Г. Правительственная политика в отношении печати. 60— 70-е годы XIX в. Л., 1989.

Поступила в редакцию 10.01.2017