Пресс-конференция в русском Генеральном штабе о вступлении Румынии в Первую мировую войну

Раздел: История журналистики

Статья анализирует различные аспекты сотрудничества офицеров русского Генерального Штаба с журналистами по информационному сопровождению вступления Румынии в Первую мировую войну на стороне Антанты. Обсуждая на пресс-конференциях занятие русскими войсками Буковины, а также планы захвата Трансильвании, офицеры Генерального Штаба стремились подтолкнуть румынских политиков к союзу с Россией. Вступление Румынии в войну в августе 1916 г. заставило Генеральный Штаб заняться конструированием позитивного образа румынской армии, маскировкой ее неудач, а также оправданием поражений русских и румынских войск. Негативный общественный резонанс, вызванный отступлением русских войск из Румынии, и ее оккупация германскими войсками способствовали нарастанию политического кризиса в России к февралю 1917.

Введение

Обстоятельства вступления Румынии в Первую мировую войну и участие русской армии в военных действиях на ее территории привлекают внимание историков в связи со столетней годовщи­ной этих событий. Но их информационное сопровождение до сих пор оставалось вне рамок исследований.

21 июля 1914 г. Военное министерство официально объявило о возложении на Главное Управление Генерального Штаба (ГУГШ) «осведомления населения... о переживаемых и предстоящих воен­ных событиях исторической важности». Офицеры ГУГШ присту­пили к проведению ежедневных пресс-конференций для журна­листов в здании на Дворцовой площади. С 1 августа 1914 г. эти «беседы» начали стенографироваться¹.

Изучая тексты стенограмм, автор данной статьи поставил перед собой цель ответить на следующие вопросы:

• Кому из представителей Генерального Штаба поручалось освещать события, связанные с участием Румынии в войне?

• Когда и по каким причинам тема вступления Румынии в войну включалась в повестку дня пресс-конференций?

• Какую информацию о Румынии и о военных действиях на ее территории ГУГШ сообщало журналистам в 1916 г.?

• Как офицеры ГУГШ обрабатывали информацию и препод­носили ее журналистам?

• Какие периодические издания присылали корреспондентов на пресс-конференции? Какие сведения о боях в Румынии их интересовали, и как они воспринимали и переосмысли­вали полученную информацию?

• Какие сведения и по каким причинам ГУГШ скрывало от журналистов?

• Как опыт освещения боев в Румынии повлиял на дальнейшую информационную политику русского военного ведомства, а также пропагандистских учреждений союзников России?

Кто освещал боевые действия в Румынии?

С июля 1914 г. до июля 1916 г. пресс-конференции проводил полковник Генерального Штаба Александр Михайлович Мочульский. После его откомандирования на фронт² ГУГШ сформиро­вало для руководства этим участком информационной войны группу своих представителей, понимавших значение журнали­стики в военное время. Прибывший в распоряжение начальника ГУГШ в мае 1916 г. генерал-майор Александр Сергеевич Пороховщиков закончил Московский университет (Волков, т. 2, с. 256) и Николаевскую Военную академию³. Полковник Иван Григорьевич Акулинин, ставший помощником делопроизводите­ля в ГУГШ с августа 1916 г.⁴, обладал абсолютной грамотностью и литературным дарованием (Ганин, 2013, с. 109). Полковник Вла­димир Николаевич Доманевский⁵ позже, в эмиграции, сам взял­ся за перо и написал интересные воспоминания (Волков, т. 1, с. 380). Полковник Георгий Иосифович Клерже, приобретя опыт комментирования боев на Румынском фронте, в мае 1917 г. воз­главил Бюро журналистов при Отделе генерал-квартирмейстера ГУГШ⁶. До конца ноября 1916 г. вместе с ними работал генерал-майор Сергей Павлович Товарищев⁷. Периодическое сопредседательство генерал-майора императорской Свиты графа Григория Ивановича Ностица свидетельствовало о внимательном отноше­нии Верховного Главнокомандующего Николая II к освещению в печати боев в Румынии⁸.

Когда события в Румынии включались в повестку дня? Стеног­раммы пресс-конференций, проведенных в 1914-1915 гг., свиде­тельствуют о намерении ГУГШ вовлечь Румынию в войну с само­го ее начала, попугать правительство страны перспективой присоединения к России австро-венгерской Буковины, объекта территориальной экспансии Бухареста с многочисленным румын­ским населением.

1 сентября 1914 г. журналистам было объявлено о взятии рус­скими войсками Черновиц - главного города этой области. Пол­ковник А. М. Мочульский заверил участников пресс-конференции, что сочувствие к России и державам Тройственного согласия «...проходит красной нитью в румынском населении только что присоединенной к нам области Буковины». Мочульский сообщил о наличии в «стране буков» до 42% русского насе­ления, а также о приверженности к православию 73% ее жителей. Таким образом, Буковина оказывалась «родственно близка нашему Юго-Западному краю»⁹. Явно имея в виду династический союз Молдавии с Московским государством, заключенный Ива­ном III (Алексеев, 1991, с. 146), он представил историческую справку о преобладании в Буковине русского населения еще в 1482 г. Полковник сделал многозначительный вывод: «Самое древнее население этой области совершенно родственно нам и крепко держалось русских заветов... Много есть подтверждений тому, что теплившиеся чувства и стремления славизма не могли быть вытравлены Австрией»¹⁰.

На пресс-конференции 20 декабря 1914 г. Мочульский выразил не только уверенность, что успехи русской армии в Буковине «чрезвычайно живо могут влиять на настроение румынского об­щества», но и надежду на скорое занятие русскими войсками Сучавы — исторической столицы Буковинского княжества. Полков­ник еще раз подчеркнул, что румыны не являются большинством населения Буковины¹¹. 3 января 1915 г. он объявил: вся Буковина «от края до края этой области» находится в руках русской армии, а ее румынское население встретило русскую пехоту с искренней симпатией¹².

27 сентября 1915 г., после объявления Болгарией войны Рос­сии, полковник снова подчеркнул важность стратегического поло­жения Буковины «в период происходящих изменений в группи­ровках держав». «Только действия на другом крайнем фланге, именно против Двинска и Риги, могут равняться по объему дея­тельности с этим крайним левым флангом», — указал он¹³.

3 января 1915 г., А.М. Мочульский предупредил о вероятности дальнейших шагов «наших войск по пути завоеваний прилегаю­щих к Буковине пространств Трансильвании»¹⁴. В последних чи­слах марта 1915 г. он заговорил об ожидании Трансильванией, расположенной в австро-венгерском тылу, освободителей с востока¹⁵.

На фоне отступления русской армии по всему Восточному фронту, начавшегося в апреле 1915 г., в газетах появились замет­ки о намерении центральных держав удержать Румынию от сою­за с Россией. ГУГШ старался снизить накал страстей в русской публицистике. А.М. Мочульский строго указал: «В разговорах о Румынии получается невыгодное впечатление, будто бы мы без Румынии не можем существовать. Вопрос о Румынии не явля­ется настолько острым, как его делают газетные статьи и общест­венное мнение». Проявляемая общественным мнением «некото­рая истеричность в этом вопросе. совершенно ничем не оправдывается, и. для великодержавного достоинства России следовало [бы] оставаться вполне объективным» к тому положе­нию вещей, которое создается «под влиянием тех или иных ша­гов Румынии»¹⁶.

На пресс-конференции 25 августа 1916 г. генерал-майор А.С. Пороховщиков назвал минувшую неделю удачной, поскольку Румы­ния наконец вступила в войну¹⁷. Разъясняя причины удлинения русско-германского фронта от Карпат до Черного моря, 27 августа полковник И.Г. Акулинин сообщил журналистам о стратегической цели русских войск в Румынии: «Мы пойдем на Софию»¹⁸.

14 сентября А.С. Пороховщиков уточнил решающее значение для победного исхода войны «главной артерии организма враже­ских сил», железнодорожной магистрали, соединявшей столицы держав Четверного союза — Берлин, Вену, Будапешт, Софию и Стамбул. Союзники, воевавшие на Салоникском фронте, не смо­гли справиться с этой задачей и преодолеть 200 верст, отделявшие их от Софии. Другие узловые пункты военных действий — Перрон во Франции, Триест в Австро-Венгрии, Львов в Галиции, Диарбекир в Турции, — как сказал генерал, «не могут иметь и тени ре­шающего значения». «Единственную линию, обслуживающую территорию наших врагов на всем ее протяжении, ... становой хре­бет, который, пока цел, будет обеспечивать свободу движения, а следовательно, и силу сопротивления живучего туловища сово­купности центральных держав» следовало перерезать ударом с ру­мынской территории, находившейся в пределах ста верст от участ­ка железной дороги между Белградом и Нишем¹⁹.

Какая информация о Румынии передавалась журналистам? ГУГШ разъясняло журналистам топографию оборонительных рубежей Ру­мынии на обоих театрах военных действий²⁰. Рубежом обороны в Трансильвании, на границе с Австро-Венгрией, служила выгнутая в сторону Черного моря горная цепь Румынских Карпат (Трансиль­ванских Альп). На юге страны оборонительным рубежом на грани­це с Болгарией служил Дунай. Неподалеку от черноморского берега он круто поворачивал на север, к границе России, отделяя от Румы­нии Добруджу

15 (28) августа 1916 г. румынские войска вторглись в Трансильванию. Оправдывая это вторжение, 28 сентября 1916 г. полковник Акулинин назвал австрийцев и венгров агрессорами, которые «хо­тят раздавить румын», опасаясь потерять «связи с Турцией, а ведь здесь как раз стоят на пути румыны»²¹.

30 сентября 1916 г. стенограмма засвидетельствовала ухуд­шение положения румынских войск. Судя по отсутствию сте­нограмм за следующие дни, неприятные новости заставили ГУГШ прервать проведение пресс-конференций с 1 по 5 октя­бря. Только 6 октября 1916 г. генерал Пороховщиков признал факт начала наступательной операции австро-германских войск, заставившей румын отступить из Трансильвании²². Месяцем по­зже, 13 ноября 1916 г., А.С. Пороховщиков был вынужден сооб­щить журналистам о прорыве германских войск через Карпаты на Румынскую равнину²³.

Хотя Добруджа преподносилась офицерами ГУГШ как плац­дарм для развития русского наступления на «железную дорогу Берлин-Багдад»²⁴, именно там уже 25 августа 1916 г. русских про­пагандистов ждал первый неприятный сюрприз. А.С. Пороховщиков гарантировал журналистам неприступность русских укрепле­ний в Туртукае, неподалеку от Бухареста, мешавших противнику форсировать Дунай. К несчастью для генерала, русские войска успели отступить из Туртукая, и об этом узнал корреспондент «Русского Слова». Он захотел уточнить, пытался ли гарнизон кре­пости сражаться в осаде или отбить хотя бы один штурм болгар­ских войск? «Сведения скудные», - признался сконфуженный Пороховщиков. По официальным сообщениям, противником в Туртукае «кажется. взято несколько фортов», однако крупных его сил там быть не должно, «потому что болгарская армия не на­столько велика»²⁵.

27 августа 1916 г. И.Г. Акулинину пришлось объясняться с жур­налистами по поводу захвата болгарскими войсками второго после Туртукая стратегически важного пункта - румынского порта Балчик в южной Добрудже. Ему пришлось рассказать о появлении у Турции подводных лодок и об опасности превращения этого порта в базу для вражеских субмарин, чтобы оправдать обстрел Балчика русскими миноносцами²⁶.

Несмотря на возникшие осложнения, 10 сентября 1916 г. И.Г. Акулинин пообещал журналистам развитие операции рус­ско-румынских войск в Добрудже, «по виду незначительной. в нечто грандиозное»²⁷. Однако через месяц, 10 октября, он при­знал дальнейшее ухудшение ситуации и сообщил о «временном» отходе из Добруджи русских, румынских и сербских войск²⁸.

Невыполнимой задачей оказалась оборона Констанцы. 27 ок­тября 1916 г. И.Г. Акулинин был вынужден сообщить журналистам о превращении и этого румынского порта в базу для подводных лодок противника, и даже «для налетов аэропланов и цеппелинов» на Одессу и Севастополь²⁹.

13 ноября 1916 г. А.С. Пороховщиков уже не смог скрыть свер­шившийся факт переправы немецких войск через Дунай³⁰. 7 дека­бря 1916 г. журналистам сообщили об окончательном отступлении русских войск из Добруджи: «Этот второстепенный театр военных действий всегда имел целью лишь прикрытие левого фланга войск, оперирующих в великой Валахии. С отходом русско-ру­мынских сил на Браилов, Добруджа, естественно, теряет свое значение»³¹.

Первое сообщение о возникновении угрозы Бухаресту прозву­чало 27 октября 1916 г. И.Г. Акулинин рассказал о разработанном противником плане взятия города, но успокоил корреспондентов, указав, что до Бухареста врагам еще далеко. К тому же немецких и болгарских войск как в Трансильвании, так и Добрудже не хватало для проведения столь масштабной операции³². На пресс-конфе­ренции 3 ноября 1916 г. генерал Пороховщиков, не имея точной информации, еще надеялся на сохранение внушительных румын­ских резервов, прикрывающих «сердце государства» и близлежа­щий нефтеносный район³³. Но 16 ноября 1916 г. С.П. Товарищев сообщил о приближении к румынской столице на расстояние 80— 100 верст двух немецких группировок с запада и северо-запада, захвативших узловую станцию Питешти. Третья группировка во главе с Макензеном, переправившаяся на левый берег Дуная, находилась в 40 верстах к юго-востоку от города³⁴. 23 ноября 1916 г. И.Г. Акулинин предупредил, что в случае утраты румына­ми контроля над нефтедобывающим районом Плоешти «стратеги­ческое значение Бухареста потеряется»³⁵.

17 ноября 1916 г. Г.И. Клерже рассказал о переброске к Бухарес­ту русских войск с заданием «облегчить положение левого фланга румынской армии, попавшей в довольно тяжелое положение»³⁶. Однако 23 ноября раздраженный Акулинин признался: «Положе­ние Бухареста со всех сторон серьезно. За последние дни намеча­лось улучшение, но не осуществилось. »³⁷. Он не стал отрицать непрерывного отступления румынских войск на всех направлени­ях, и изрядной «потрепанности» тех частей, которые отойдут к Бухаресту³⁸.

На пресс-конференции 1 декабря 1916 г. обсуждалось стреми­тельное отступление терявших боеспособность румынских войск по всей линии фронта. Генерал С.П. Товарищев сообщил журна­листам о нанесении главного удара германских войск на важней­шем участке между Бухарестом и Плоешти. Положение румын стало критическим, и генералу пришлось признаться: «В каком направлении от Бухареста отходят румынские войска, неизвест­но. ». Фактически он заявил о разгроме союзницы: «Румынская армия нуждается, чтобы ей дать временно отдохнуть, оправиться на главнейшем направлении»³⁹.

7 декабря 1916 г, после потери Бухареста, офицеры ГУГШ под­вели итоги кампании: «Мы вправе предположить, что дальнейше­му наступлению противника в Румынии положен предел. Во вся­ком случае, левый фланг румынской армии и действующие здесь наши войска выведены из того тяжелого положения, в которое их ставил энергичный нажим Макензена»⁴⁰.

Комментируя бои в Румынии, офицеры ГУГШ использовали раз­личные приемы подачи информации. До вступления Румынии в войну подогревался интерес журналистов к проявлениям пророссийских настроений. 1 сентября 1914 г. их проинформировали о состоявшейся в Бухаресте манифестации в поддержку России⁴¹.

Подогревался интерес и к любым свидетельствам охлаждения румыно-германских отношений. 4 апреля 1915 г. корреспондентам сообщили о предостережении от политической слепоты, сделан­ном румынской газетой «Adeverul» своим землякам — германофи­лам⁴². На пресс-конференции 30 декабря 1915 г. зашел разговор о самоубийстве помощника начальника штаба 2-го Румынского корпуса майора Ионеску. Выдав себя за русского офицера, он про­дал немцам румынский мобилизационный план за 250 тысяч франков, но был разоблачен. А.М. Мочульский философски про­комментировал торговлю секретными документами: «Это система обычная, никто от нее не отказывается»⁴³.

Офицеры ГУГШ не могли удержаться от выражения недо­вольства по поводу колебаний Румынии, не торопившейся вое­вать. На утренней пресс-конференции 3 декабря 1914 г. А.М. Мо­чульский обмолвился: «...есть в гимнастике и фронтовой муштре шаг на месте и бег на месте, и вот я уподобляю этому работу ру­мынской дипломатии и вообще все то, что связано в деятельнос­ти румын с войной. Они создают иллюзию деятельности, но пло­дов не видно»⁴⁴.

Убеждение русской общественности в целесообразности союза с Румынией потребовало конструирования позитивного имиджа румынской армии. На старте боевого содружества использовалась сдержанная похвала. 28 августа 1916 г. И.Г. Акулинин сказал: «Наши новые союзники румыны, хотя медленно, но настойчиво продолжают продвижение в Трансильванских Альпах, причем за последнее время им удалось занять ряд важных горных узлов и перевалов»⁴⁵. 30 сентября 1916 г. А.С. Пороховщиков дал позитивную оценку первым итогам боевых действий румынской армии. По его версии, немцы планировали загнать румын в мешок, образуемый Дунаем и берегом Черного моря. Генерал смело сравнил провал этого плана с тщетными попытками немцев наступать на Париж и Петроград. Более того, относительно благополучное начало воен­ных действий в Румынии побудило А.С. Пороховщикова замах­нуться на разработку периодизации Первой мировой войны. Он воздал должное «грамотным действиям германцев в первый пери­од войны». Затем «начался период, когда не только дальнейшее наступление их приостановилось, но им приходится все время ре­шать трудную задачу - удержать союзные армии от общего на­ступления». «В общем, - резюмировал генерал, - надо считать, что мы присутствуем при втором периоде войны. Нетрудно пред­видеть, чем должен закончиться третий период. Сначала война шла на нас, затем колебания, а затем третий период»⁴⁶. В послед­ний раз представители ГУГШ сдержанно восславили «доблесть некоторых румынских частей и их командного состава» на пресс- конференции 18 декабря 1916 г.⁴⁷

Откровенные разговоры с представителями русской прессы о поражениях румынской армии в осенних боях 1916 г. могли выз­вать дипломатический скандал и преждевременный выход Румы­нии из войны. В связи с этим неудачи румын приглушались. Лишь 14 сентября 1916 г. А.С. Пороховщиков впервые выразил недо­вольство действиями союзницы: «Четвертая неделя со времени выступления Румынии не дала ничего выдающегося»⁴⁸. Двумя не­делями позже офицерам ГУГШ пришлось непрерывно смягчать негативное впечатление от непрерывного отступления румынской армии и катастрофического падения ее боеспособности. Требова­лось дать хотя бы минимально положительную оценку румынско­го вклада в войну. 6 октября 1916 г. А.С. Пороховщиков сформули­ровал ее: «Притянув на себя внушительные силы общего нашего противника, румыны заставили его вытянуть свой фронт еще на несколько сот верст и этим облегчили задачу держав Согласия». Он придал отступлению румын героический оттенок: «Отступая шаг за шагом, и нанося противнику серьезные потери, союзники наши постепенно подошли к пределам своей территории»⁴⁹. При­мером конкретного успеха он представил результаты боев 16 октя­бря 1916 г. По версии А.С. Пороховщикова, румыны перешли в наступление почти по всему фронту и добились блестящих резуль­татов, взяв в плен 10 немецких офицеров, 1800 нижних чинов, за­хватив при этом 20 пулеметов и 2 горных орудия. «Цифра трофеев невелика, — признал генерал, — но важно то, что несомненный успех получился на каждом из направлений, по которым наступа­ли румынские войска»⁵⁰.

Традиционным приемом в арсенале пропагандистов ГУГШ было утверждение о пользе отступления ради улучшения стратеги­ческого положения. Именно так 13 октября 1916 г. А.С. Пороховщиков представил отступление румынских войск из Трансильвании: «Сравнивая положение румынских армий в начале кампании и теперь. настойчиво является мысль, что положение это улуч­шилось, притом весьма существенно. В период боев в Трансильвании. армии румын были совершенно лишены свободы манев­рирования». Им мешало отсутствие «глубины театра». «По мере выхода на равнину свободы действий у румын становится все больше и больше и теряется противником». Он предрек герман­ским войскам, наступавшим по горным долинам Карпат, разгром по частям⁵¹. 13 ноября Пороховщиков обнаружил новые преиму­щества в отступлении румын: «...к Бухаресту подать наши резервы, это уже вещь возможная, потому что гораздо ближе путь по желез­ной дороге»⁵².

3 ноября 1916 г. А.С. Пороховщиков, не скрывая, что «румыны были оттеснены до их границы» к Карпатам, акцентировал внима­ние на ценности современного боевого опыта, приобретенного ими⁵³. 5 ноября И. Г. Акулинин, сославшись для большей досто­верности на сообщение Германской Главной Квартиры, заверил корреспондентов: «Румыны упорно защищают свою родную зем­лю на всех путях, ведущих на юг через горные проходы Ротентурм и Чурдук»⁵⁴. 19 ноября он добавил, что и на подступах к Бухаресту «несмотря на сильный артиллерийский огонь и ожесточенные пе­хотные атаки, румыны стойко удерживают свои позиции»⁵⁵. Одна­ко 27 ноября А.С. Пороховщиков, уже не желая отвечать за пора­жения союзницы, занял позицию стороннего наблюдателя: «Очень интересно следить за периодом борьбы небольшого госу­дарства с таким колоссом, как союз центральных держав»⁵⁶. Вывод с фронта румынских войск, утративших боеспособность, заставил В.Н. Доманевского 19 декабря заверять корреспондентов в немно­гочисленности разложившихся частей⁵⁷.

Оригинальной попыткой смягчить впечатление от румынской катастрофы стала подготовленная к 7 декабря 1916 г. в недрах ГУГШ статья неизвестного автора под заголовком «К оставлению Бухареста». По распоряжению начальника 4-й части Отдела гене­рал-квартирмейстера ГУГШ генерал-майора Давида Евстафьевича Козловского, отвечавшего за военную пропаганду, два ее экзем­пляра были отосланы в редакции петроградского «Нового Време­ни» и московского «Русского Слова». Высоко оценив вступление Румынии в ряды держав, борющихся с Германией, понимая, что «наши враги не преминут раздуть оставление Бухареста как боль­шую победу», автор сравнил это событие с оставлением Москвы русскими войсками в 1812 г., которое так и не привело к победе Наполеона. «Перед королем Румынии во всей остроте и важности, как в свое время перед русским императором Александром I, предстала грозная задача выбора между столицей и армией. Так же, как и в 1812 г., решение было вынесено в пользу армии, и нельзя перед этим решением не преклоняться», — утверждала статья. Ее автор хвалил румын за глубокую веру в свои силы и за полное единение с союзниками. Он был уверен в грядущем поражении врага, когда «молодая, сильная духом румынская нация сделает Бухарест столицей объединенной Румынии»⁵⁸. Сомнительность авторских аргументов была очевидной, и ни одна из газет статью не напечатала.

В качестве приема подбадривания журналистов использовалось напоминание о продолжавшемся наступлении армий Юго-Запад­ного фронта. «Недавние успехи Брусилова» создавали иллюзию возможности победоносного прорыва и в Румынии. 21 сентября 1916 г. А.С. Пороховщиков объяснил решение германских страте­гов нанести удар по левому флангу румынских войск в Трансильвании стремлением воевать «вдали от неприятной близости Бру­силовских армий»⁵⁹. 3 ноября 1916 г. генерал продолжал ободрять газетчиков: «Продвижение немцев совершается с большим тру­дом, они могут ожидать, что армии Брусилова так или иначе пере­правятся и начнут наступление на широком фронте»⁶⁰.

Представители ГУГШ не допускали негативного отождест­вления поражений в Румынии с боями на других участках рус­ско-германского фронта. 11 октября 1916 г. Г.И. Клерже отде­лил события «на нашем главном фронте, между Рижским зали­вом и румынской границей» от событий на южном фланге «нашего общего русско-румынского фронта в Добрудже». Там ответственность за начавшееся отступление формально лежала на румынских военачальниках⁶¹. По той же причине 21 октября А.С. Пороховщиков опроверг мнение корреспондента газеты «Русское Слово» о взаимосвязи между развитием боевых дейст­вий на Юго-Западном фронте и в Румынии⁶². Стенограмма пресс-конференции от 16 ноября также свидетельствует о фор­мировании офицерами ГУГШ представления, будто относитель­но стабильный русско-германский фронт от Балтийского моря до Лесистых Карпат не имеет отношения к «почти безостановоч­ному движению австро-германцев к Бухаресту»⁶³.

Последним приемом подбадривания журналистов стало напо­минание о наличии в тылу отступавших русско-румынских войск резервных оборонительных рубежей.

Отступление к устью Дуная подтолкнуло И.Г. Акулинина к за­явлению на пресс-конференции 10 октября 1916 г. о неправомер­ности представления «об окончательном захвате Добруджи и на­шем уходе оттуда», пока под контролем русско-румынских войск оставались два стратегически важных очага обороны - румынский порт Констанца и укрепления моста через Дунай в местечке Черноводы, преграждавшие противнику путь на Бухарест со стороны Черного моря⁶⁴. 11 октября 1916 г. Г.И. Клерже поддержал коллегу: «Несомненно, положение Румынии сейчас, в смысле стратегиче­ском, довольно серьезное, но не такое, чтобы можно было делать какие-либо чрезвычайные выводы, потому что берега Дуная в ру­ках Румынии и форсировать его. болгарам и туркам будет нелег­ко»⁶⁵. А.С. Пороховщиков обратил внимание журналистов на ин­женерные особенности Черноводского моста. «Это гран­диознейшее сооружение тянется верст [на] тридцать. Дунай здесь имеет несколько рукавов, между которыми громадные болотистые пространства. Переправиться на другой берег так же трудно нам, как и немцам»⁶⁶. На пресс-конференции 13 октября 1916 г. Пороховщиков заверил собравшихся в отсутствии у врага тяжелых ору­дий, стреляющих на 15 верст, и сделал преждевременный вывод о неспособности вражеской артиллерии причинить серьезный урон защитникам моста и поддержать переправу своей пехоты на левый берег Дуная⁶⁷.

Отступление румын из Трансильвании побудило А.С. Порохов­щикова заявить на пресс-конференции 3 ноября 1916 г.: «Карпат­ский рубеж, отделяющий главные массы обеих сторон, по-преж­нему представляет препятствие, которое подвергает опасности частичного поражения все, что через него удалось бы перебросить»⁶⁸.

Опасная перспектива отступления русских и румынских войск на территорию России стала причиной обсуждения 19 декабря 1916 г. топографии молдавской реки Серет. Сопредседатель пресс-конференции граф Г.И. Ностиц назвал Серет серьезной прегра­дой, благодаря быстрому течению, отсутствию бродов и крайней сложности наведения понтонных мостов⁶⁹.

Подбадривая корреспондентов, представители ГУГШ внушали надежду и на помощь союзников по Антанте. 9 октября 1916 г. об этом заявил И.Г. Акулинин⁷⁰. 7 декабря журналистам пообещали, что бои за Верден не позволят немцам перебросить резервы из Франции в Румынию⁷¹.

Если подбодрить журналистов оказывалось невозможно, офице­ры ГУГШ делали вид, будто не произошло ничего особенного. Например, 30 августа 1916 г. Г.И. Клерже заявил: «...падение Туртукая не является ничем особенно неожиданным, .в смысле послед­ствий это не страшно»⁷². Любимым приемом А.С. Пороховщикова была ссылка на отсутствие худшего развития событий. 13 ноября 1916 г. он сказал, что сочтет положение серьезным только после прорыва не менее шести германских корпусов через Ротентурмский перевал и город Тыргу-Жиу. В тот же день, признавая свершивший­ся факт переправы немцев через Дунай у Черновод и Зимницы, он заявил: «Это такие переправы, которые не идут в счет. Вот если бы сказали, что у Зимницы переправились три германских корпуса. тогда бы я сказал, что положение серьезное»⁷³. 27 ноября нехватка аргументов заставила Пороховщикова раздраженно воскликнуть: «Германские успехи в Румынии. да имеем ли мы право сосредото­чивать так свое внимание на молдаво-валахском фронте?» По его мнению, во время мировой войны следовало не мелочиться, а оце­нивать события с глобальной точки зрения⁷⁴.

Председательствуя на пресс-конференциях, А.С. Пороховщиков регулярно выдавал желаемое за действительное. 19 октября 1916 г. он удовлетворенно заметил: «Что румыны остановили их на грани­це своей территории, про это и говорить уже не приходится, — факт совершившийся»⁷⁵. 3 ноября 1916 г. он возбужденно заявил: «...дол­жен грезиться уже противнику призрак русских армий, скатываю­щихся от Карпатского хребта в Трансильванию». Пойманный на слове журналистами, Пороховщиков покаялся в чрезмерно богатом воображении, мечтая о потенциальном эффекте от прорыва через горы хотя бы маленькой группы русских солдат: «...по всей Трансильвании пронесся бы слух о том, что русские перешли через Кар­паты. в смысле воздействия на население это — нечто, что всегда производит впечатление»⁷⁶.

3 ноября 1916 г. Пороховщиков договорился до весьма спорно­го утверждения: «На Балканском театре дела германцев совсем незавидны»⁷⁷. 27 ноября 1916 г., вспоминая о ликовании, с которым «враги наши» оккупировали территорию Румынии, генерал указал на падение биржевых курсов германской марки и австро-венгер­ской кроны и предсказал: «Никогда еще не вставала с такой разительностью картина предстоящего полного неминуемого по­ражения врага»⁷⁸.

Пороховщиков убеждал журналистов в несоответствии успе­хов германских войск яркости их освещения вражеской пропа­гандой. На пресс-конференции 11 декабря 1916 г. он сослался на использование немцами опыта Наполеона «и других корифеев военного дела». «В результате получается, что все наши успехи и успехи наших союзников быстро затираются и затушевываются, а действия германцев приобретают совершенно несоответствую­щую их действительному значению окраску. и нас все еще ста­раются загнать в щель под гипноз успеха румынской операции...»⁷⁹.

Конструирование образа врага из вчерашних братьев-болгар требовало от офицеров ГУГШ политической осторожности. Толь­ко однажды, 27 августа 1916 г., И.Г. Акулинин, оправдывая отсту­пление из Добруджи, сослался на враждебность ее преимущест­венно болгарского населения к румынам⁸⁰. Говоря журналистам о планах наступления на Софию, Акулинин обнадежил их: «Теперь уже, после 1877 г., [там] проведено было очень много хороших до­рог»⁸¹. Хотя в 1916 г. офицеры ГУГШ избегали разговоров о пре­восходстве вражеской артиллерии, Акулинин объяснил потерю

Туртукая успешным применением болгарами крупнокалиберных пушек германского производства⁸².

Журналистов информировали о германских военачальниках, действовавших в Румынии. 10 сентября 1916 г. И.Г. Акулинин оценил назначение П. фон Гинденбурга командующим герман­скими войсками на Восточном фронте: «Чувствуется, что центр тяжести центральные державы начинают переносить на наш фронт»⁸³. 25 и 27 октября 1916 г. Акулинин проинформировал журналистов о формальной подчиненности «Западного фронта Молдавии» или Трансильванского фронта австрийскому эрцгер­цогу Карлу при фактическом командующем генерале пехоты фон Фалькенгайне, который «безусловно, распоряжается самостоятельно»⁸⁴.

Неприязнь русского офицерства к императрице Александре Федоровне прорывалась в отношении к ее немецким родственни­кам. 4 сентября 1916 г. И.Г. Акулинин сообщил о гибели в бою у Кара-Орман принца Фридриха-Вильгельма Гессенского. В ответ на вопрос корреспондента «Петроградской газеты» об официаль­ной должности погибшего Акулинин небрежно ответил: «...оче­видно, самая незначительная, так как он, наверное, молодой, весьма возможно, что кавалерист»⁸⁵.

Какие газеты, и с какими целями направляли корреспондентов в ГУГШ? В стенограммах не указывались имена корреспондентов, приезжавших на Дворцовую площадь. Активнее всех были кор­респонденты центрального органа партии кадетов «Речь», иногда присылавшей даже двух журналистов, и либеральной газеты «День». В стенограммах сохранились также записи выступлений корреспондентов «Сельского Вестника» и даже «Газеты-Копей­ки».

Стенограммы не зафиксировали участия журналистов круп­нейших петроградских газет «Биржевые Ведомости» и «Новое Время», но сохранили выступления корреспондента московской газеты И.Д. Сытина «Русское Слово». Официальный орган Воен­ного министерства газета «Русский Инвалид» получала информа­цию непосредственно из Ставки, а также по собственным каналам Генерального Штаба и не нуждалась в материалах пресс-конфе­ренций.

До вступления Румынии в войну журналисты боялись ее заку­лисного сговора с австрийцами. 10 января 1915 г. А.М. Мочульскому пришлось опровергать утверждение корреспондента «Речи» о получении Бухарестом согласия правительства Австро-Венгрии на ввод румынских войск в Трансильванию без объявления войны⁸⁶.

Журналисты надеялись на ухудшение румыно-германских от­ношений. 30 декабря 1915 г. корреспондент «Сельского вестника» ожидал эффекта от инцидента с майором Ионеску⁸⁷.

Журналистов беспокоила близость румынской столицы к гра­нице с Болгарией. 25 августа 1916 г. встревоженный корреспон­дент «Правительственного Вестника» привлек внимание собрав­шихся к уязвимому положению Туртукая⁸⁸.

23 ноября 1916 г. журналисты заинтересовались укреплениями Бухареста. Корреспондент «Речи» заметил, что немцы захватыва­ют укрепленные позиции с налета, как взяли русскую крепость Ковно⁸⁹.

В ноябре 1916 г. журналисты начали опасаться позиционной войны с проволочными заграждениями и пулеметными гнездами⁹⁰. Их опасения быстро сменились осознанием потребности русских войск, отступавших из Румынии, в надежных оборони­тельных рубежах⁹¹.

У журналистов сформировалось скептическое отношение к бо­евым качествам румынских солдат. На пресс-конференции 1 дека­бря 1916 г. генералу С.П. Товарищеву пришлось объяснять причи­ны падения всей тяжести обороны Румынии на плечи русских войск: «Наши части приняли на себя значительную роль арьергар­да румынской армии на этом направлении». В этот момент генера­ла прервал корреспондент «Дня», ехидно закончивший генераль­скую фразу словами: «...которое можно измерять протяжением до Дуная»⁹².

Журналисты делали собственные выводы о боях в Румынии. Так 10 (23) декабря 1916 г. московская газета «Русское Слово» про­цитировала побывавшего там французского журналиста Людовика Нодо: «Та легкость, с которой германцам удалась переправа через Дунай,. объясняется, подобно большинству германских успехов в эту войну, превосходством техники»⁹³. В связи с этим 18 декабря 1916 г. корреспондент «Речи» мрачно заявил, что основная цель журналистов заключается в подготовке общества к неожиданному отступлению русской армии⁹⁴. 19 декабря 1916 г., заслушав сооб­щение полковника В.Н. Доманевского об очередном наступлении превосходящих сил противника в Молдавии по всему фронту, кор­респондент «Правительственного Вестника» раздраженно указал на существование неизвестной причины, по которой силы непри­ятеля везде оказываются превосходящими⁹⁵.

По соображениям военной цензуры многие сведения, имевшие по­тенциал газетных сенсаций, не сообщались журналистам.

Трансильвания ни разу не рассматривалась на пресс-конфе­ренциях как приз, обещанный Румынии за ее участие в войне. Журналистам не сообщили о подписанном 18 сентября (1 октя­бря) 1914 г. русско-румынском протоколе, позволявшем союзнице ввести войска в населенные румынами области Австро-Венгрии, но отнюдь не предусматривавшем введения туда русских войск. Не афишировался и отказ стран Антанты присоединиться к этому протоколу (Виноградов, с. 80).

Журналисты не узнали ни о превращении Бухареста с июля 1915 г. в один из центров русской военной пропаганды за грани­цей, ни о прекращении ее там с 14 августа 1916 г. по приказанию начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генерала М.В. Алексеева. Арест 27 августа отвечавшего за пропаганду в Ру­мынии журналиста Иосифа-Сигизмунда Александровича Наимского по подозрению в шпионаже, и его освобождение также не стали предметами обсуждения (Объедков, с. 121).

Журналистам не сообщали почти никакой информации о дей­ствиях русских войск в Румынии. Из стенограммы за 19 декабря

1916 г. была изъята фамилия русского генерала, получившего за­дание руководить реорганизацией румынской армии, фактиче­ски выведенной с линии фронта⁹⁶. Не назывались имена румын­ских военачальников. Формирование в декабре 1916 г. Румынского фронта во главе с королем Фердинандом и генера­лом Д.Г. Щербачевым также осталось за рамками пресс-конфе­ренций.

Опыт информационного сопровождения боев в Румынии изменил политику Ставки, ГУГШ, а также пропагандистских учреждений со­юзников России в сфере военной журналистики.

Сразу после начала румынского отступления из Трансильвании по предложению И.С.Наимского ГУГШ развернуло информаци­онную войну с агитаторами противника в нейтральных странах, еще не затронутых русской военной пропагандой, настраивая их общественное мнение против продажи продовольствия и сырья в Германию и Австро-Венгрию⁹⁷. 26—27 октября 1916 г. начальник ГУГШ генерал-лейтенант П.И.Аверьянов санкционировал учре­ждение отделений русского неофициального информационного агентства «Норд-Сюд» в Швейцарии и США (Объедков, 2015, с. 125; Объедков, 2014, с. 36).

Сдача Бухареста и оккупация почти всей территории Румынии германскими войсками стали очередным поражением царской России, сравнимым с великим отступлением 1915 года. Это позво­лило Германии сделать вид, будто она выигрывает войну. 29 ноя­бря (12 декабря) 1916 г. ее правительство предложило странам Ан­танты заключить мир на своих жестких условиях (Нелипович, с. 47). Германская инициатива заставила Ставку не позднее 2 (15) декабря предпринять разоблачение мирных предложений против­ника в русских фронтовых газетах (Объедков, 2014, с. 164).

С большим опозданием Ставка осознала, что информационно­пропагандистский опыт противника остался неизученным и неи­спользованным. Лишь 5 (18) декабря 1916 г. начальник русского отделения Межсоюзнического бюро в Париже полковник Павел Алексеевич Игнатьев, выполняя распоряжение Ставки, выслал в Могилев «Доклад об организации в Германии пропаганды посред­ством печати (Четвертое оружие)», полученный им из британского Военного Министерства⁹⁸.

Русское правительство решило срочно усилить патриотиче­скую пропаганду в солдатских массах. К концу декабря 1916 г. председатель Совета министров Б.В. Штюрмер, министр финан­сов П.Л. Барк и министр внутренних дел А.Д. Протопопов дого­ворились о выделении одного миллиона рублей на снабжение действующей армии газетами и книгами⁹⁹.

Неспособность русской армии удерживать Восточный фронт и оттягивать на себя значительные германские силы с Запада се­рьезно обеспокоила союзников России (Улунян, с. 16). Это побу­дило их к вмешательству в ее внешнюю политику и внутренние дела.

В октябре 1916 г. И.С.Наимский обратил внимание ГУГШ на их информационную активность: «Три агентства наших союзни­ков: английское, итальянское и французское. не только не лик­видировали своих отделов в Бухаресте, но, наоборот, с момента открытия Румынией военных действий, значительно расширили их». «События на всех русских фронтах, извещения о которых ча­сто носят сухой характер и отличаются краткостью, остаются со­вершенно не разъясненными и не использованными в румынской печати, в то время как даже самые мелкие успехи наших союзни­ков: французов, англичан и итальянцев освещаются весьма под­робно в самом благоприятном для них смысле официозными те­леграфными агентствами, восторгающимися этими успехами» (Объедков, 2015, с. 123).

7 января 1917 г. британский военный атташе в Петрограде подполковник А.Нокс обратился в ГУГШ с просьбой составить список журналов и газет, издаваемых штабами русских армий, вместе с адресами их редакций. По официальной версии, англи­чане захотели информировать русскую фронтовую печать о со­бытиях на Западном фронте¹⁰⁰. Оперативность ГУГШ, удовлетво­рившего эту просьбу в течение месяца, заставляет задуматься об оппозиционности русских военных пропагандистов по отноше­нию к Николаю II как главковерху и императору. Как вспоминал генерал Макс Гофман, «революция в России была сделана Анг­лией; мы, немцы, в войне с Россией имели несомненное право усилить революционные беспорядки в стране и в войсках, когда революция, вопреки первым надеждам, не принесла нам мира» (Гофман, с. 148).

Пропагандистская активность французов обнаружила их го­товность к распаду России и превращению ее национальных окраин в колонии союзников по Антанте. В письме начальника ГУГШ П.И. Аверьянова № 20466, отправленном 6 декабря 1916 г. товарищу министра внутренних дел А.А. Половцову, говорилось о намерении французского правительства организовать публика­цию фотоматериалов о военной мощи западных держав для рос­сийских мусульман и сопредельных стран Азии¹⁰¹.

Почувствовав стремление Англии и Франции оттеснить Рос­сию от послевоенного передела мира, Ставка и ГУГШ приступили к развертыванию русской военной пропаганды не только в ней­тральных, но и в союзных странах.

Согласно докладу по ГУГШ № 53303, подписанному 12 декаб­ря 1917 г., генерал-майорами Г.Г.Гиссером и Д.Е. Козловским, «в конце 1916 года» военному агенту в Англии «было предложено ор­ганизовать... бюро для осведомления общества с событиями в Рос­сии и направления этого мнения в благоприятном нам смысле»¹⁰². 21 декабря 1916 г. телеграммой № 20638 ГУГШ предупредил рус­ского военного агента в Париже графа А.А. Игнатьева о необходи­мости организовать во Франции «комитет для распространения полезных сведений о России»¹⁰³.

Анализ стенограмм пресс-конференций в ГУГШ позволяет сде­лать следующие выводы.

С самого начала Первой мировой войны привлечение Румынии на сторону Антанты считалось в ГУГШ актуальной проблемой. Одним из способов ее решения стало обсуждение с журналистами альтернатив послевоенной судьбы территорий Австро-Венгрии, населенных румынами.

Для информационного сопровождения военных действий в Ру­мынии была организована группа представителей Генерального Штаба под наблюдением представителя Ставки, входившего в Свиту Николая II.

Предполагалось снабжать журналистов информацией об успешных действиях русских и румынских войск в Трансильвании и в Болгарии, о прорыве союзников к линии Багдадско-Берлин­ской железной дороги и поражении держав Четверного союза. На самом деле, почти с самого начала боев, представителям ГУГШ пришлось заниматься приукрашиванием событий, а также замал­чиванием и даже оправданием поражений румынских и русских войск.

Интерес журналистов к превращению Румынии в новый театр военных действий был велик. Однако утаивание информации привело к тому, что к осени 1916 г. пресс-конференции на Двор­цовой площади оказались далеко не единственным и даже не самым важным источником для русских журналистов, уже не доверявших официальным военным учреждениям. В результате комментарии Генерального Штаба не смогли внушить оптимиз­ма ни журналистам, ни читателям. Крупные газеты к 1916 г. успе­ли обзавестись собственными источниками информации и мало интересовались сообщениями ГУГШ. Наибольшую заинтересо­ванность проявляли газеты либералов, предчувствовавших паде­ние монархии.

Потеря Румынии как плацдарма для наступления на позиции центральных держав стала вторым после великого отступления 1915 г. крупным поражением для русского верховного командова­ния, а также для русских военных пропагандистов. После вселив­шего надежду Брусиловского прорыва и приобретения новой со­юзницы оно было болезненно воспринято общественностью, став одной из предпосылок Февральского переворота в России в 1917 г.

Примечания

¹ РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1484. Л. 64 и об.

² Список Генерального Штаба. Пг., 1917. С. 93.

³ Там же. С. 59, 217.

⁴ Там же. С. 108.

⁵ Там же. С. 83.

⁶ РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1492. Л. 261 и об.

⁷ Список Генерального Штаба. Пг., 1917. С. 49.

⁸ Там же, с. 38.

⁹ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4900. Л. 75-76.

¹⁰ Там же.

¹¹ Там же. Д. 4903. Л. 102-103.

¹² Там же. Л. 230.

¹³ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4909. Л. 321-322.

¹⁴ Там же. Д. 4903. Л. 230.

¹⁵ Там же. Д. 4905. Л. 71.

¹⁶ Там же. Д. 4903. Л. 210-211.

¹⁷ Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1197. Л. 1.

¹⁸ Там же. Л. 7 об.

¹⁹ Там же. Л. 46.

²⁰ Там же. Л. 121-122 об.

²¹ Там же. Л. 69.

²² Там же. Л. 76.

²³ Там же. Л. 149 об.

²⁴ Там же. Л. 138-139.

²⁵ Там же. Л. 2.

²⁶ Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4903. Л. 59; Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1197. Л. 5 и об.

²⁷ Там же. Д. 1197. Л. 37 и об.

²⁸ Там же. Л. 84.

²⁹ Там же. Л. 122 и об.

³⁰ Там же. Л. 149 об.-150 об.

³¹ Там же. Л. 216.

³² Там же. Л. 121-122 об.

³³ Там же. Л. 136 и об.

³⁴ Там же. Л. 158.

³⁵ Там же. Л. 186-187.

³⁶ Там же. Л. 160.

³⁷ Там же. Л. 188 и об.

³⁸ Там же.

³⁹ Там же. Л. 202 и об.

⁴⁰ Там же. Л. 216.

⁴¹ Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4900. Л. 75-76.

⁴² Там же. Л. 533.

⁴³ Там же. Д. 4912. Л. 30 об.-31.

⁴⁴ Там же. Д. 4902. Л. 5.

⁴⁵ Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1197. Л. 8 и об.

⁴⁶ Там же. Л. 72 и об.

⁴⁷ Там же. Л. 246 об.

⁴⁸ Там же. Л. 50.

⁴⁹ Там же. Л. 76.

⁵⁰ Там же. Л. 109—110 об.

⁵¹ Там же. Л. 92—93.

⁵² Там же. Л. 150 об.

⁵³ Там же. Л. 138 об.—139.

⁵⁴ Там же. Л. 141 и об.

⁵⁵ Там же. Л. 188 и об.

⁵⁶ Там же. Л. 196.

⁵⁷ Там же. Л. 252 и об.

⁵⁸ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 6437. Л. 59.

⁵⁹ Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1197. Л. 58 и об.

⁶⁰ Там же. Л. 137.

⁶¹ Там же. Л. 86.

⁶² Там же. Л. 109-110 об.

⁶³ Там же. Л. 158.

⁶⁴ Там же. Л. 84.

⁶⁵ Там же. Л. 86-88 об.

⁶⁶ Там же. Л. 137 об.-138.

⁶⁷ Там же. Л. 92-93.

⁶⁸ Там же. Л. 136-137.

⁶⁹ Там же. Л. 253.

⁷⁰ Там же. Л. 78.

⁷¹ Там же. Л. 220.

⁷² Там же. Л. 11.

⁷³ Там же. Л. 149 об.-150 об.

⁷⁴ Там же. Л. 196.

⁷⁵ Там же. Л. 103.

⁷⁶ Там же. Л. 136-137.

⁷⁷ Там же. Л. 137.

⁷⁸ Там же. Л. 196.

⁷⁹ Там же. Л. 230 и об.

⁸⁰ Там же. Л. 6 об.

⁸¹ Там же. Л. 7 об.

⁸² Там же. Л. 7-8 об.

⁸³ Там же. Л. 37 и об.

⁸⁴ Там же. Л. 122.

⁸⁵ Там же. Л. 23 об.

⁸⁶ Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4903. Л. 260-263.

⁸⁷ Там же. Д. 4912. Л. 30 об.-31.

⁸⁸ Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1197. Л. 2 и об.

⁸⁹ Там же. Л. 176.

⁹⁰ Там же. Л. 134-135 об.

⁹¹ Там же. Л. 253.

⁹² Там же. Л. 202 и об.

⁹³ «Русское Слово». 10 (23) декабря 1916 г. С. 3.

⁹⁴ Там же. Л. 249 об.

⁹⁵ Там же. Л. 250 и об.

⁹⁶ Там же. Л. 252 и об.

⁹⁷ Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 6443. Л. 355-357.

⁹⁸ Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1484. Л. 75-81.

⁹⁹ Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 6434. Л. 16-17.

¹⁰⁰ Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1492. Л. 215.

¹⁰¹ Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 6437. Л. 96.

¹⁰² Там же. Д. 8404. Л. 171 и об.

¹⁰³ Там же. Д. 6443. Л. 39 и об.

Библиография

Алексеев Ю.Г. Государь всея Руси. Новосибирск: Наука, 1991.

Виноградов В.Н. Расчеты и просчеты румынских правителей в годы Первой мировой войны // Славяноведение. 2014. № 1.

Волков С.В. Генералы и штаб-офицеры русской армии. Опыт мартиро­лога. Т. 1-2. М.: ФИВ, 2012.

Ганин А.В. «Мозг армии» в период русской смуты: статьи и документы. М.: Русский путь, 2013.

Гофман М. Война упущенных возможностей. М.-Л.: Госиздат, 1925.

Нелипович С.Г. Наступление русского Юго-Западного фронта летом-осенью 1916 года: война на самоистощение? // Отечественная история. 1998. № 4.

Объедков И.В. Генерал Н.Н.Духонин и русская военная журналистика в период Первой мировой войны // Известия Смоленского государствен­ного университета. 2014. № 2 (28).

Объедков И.В. Журналист И.С.Наимский и русская военная пропаган­да в заграничной печати: 1915-1917 гг. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2015. № 3. С. 116-131.

Объедков И.В. Пропагандисты русского военного ведомства в США (1915-1917) // Известия Уральского Федерального университета. Серия «Гуманитарные науки». 2014. № 3 (130).

Улунян А.А. Румыния в 1916 году: британские оценки и прогнозы// Славяноведение. 2015. № 3.

Поступила в редакцию 18.06.2016