Спортивная журналистика после Октября 1917 года: особенности происхождения советской физкультурно-спортивной печати

Раздел: История журналистики

В статье рассматриваются ключевые и переломные моменты российской истории — Октябрьская революция 1917 г. и Гражданская война — в контексте их влияния на спорт и спортивную журналистику. На основе изучения изданий о спорте, выходивших с 1917 до начала 1920-х гг., обосновывается тезис о том, что дореволюционная спортивная журналистика не закончилась после октябрьского переворота, она продолжала существовать и далее, оказывая определяющее влияние на формирование советской физкультурно-советской журналистики. Это влияние можно рассматривать как очевидный пример преемственности традиций, демонстрирующий не только неповторимое своеобразие спортивной печати XIX — начала ХХ столетия, но и ее генетическое родство со спортивной прессой советского периода, а через нее — с современной спортивной журналистикой.

Введение

Значимость исследования проблемы преобразования системы дореволюционной спортивной печати в кардинально отличав­шуюся от нее по принципам работы, функциям и задачам систему советской физкультурно-спортивной периодики кроется в необходимости понимания генетического родства и преемственности спортивной журналистики на наиболее важных этапах ее разви­тия. Временной отрезок в истории журналистики о спорте и физи­ческом развитии, совпадающий с хронологическими рамками

Гражданской войны, до сих пор не подвергался тщательному и объективному рассмотрению. Между тем особенности указанного периода предопределили крайнее своеобразие целой группы пери­одических изданий, достойных быть изученными и введенными в научный оборот.

Вопрос прекращения дореволюционной спортивной прессы, а также зарождения и становления спортивной печати в СССР за­трагивался в публикациях историков спорта: Г.С. Деметера (Деметер, 2005), Р. Эдельмана (Эдельман, 2008) и в особенности — А.Б. Суника (Суник, 2004), достаточно глубоко изучившего именно доре­волюционный период и 1920—1930-е гг. Десятилетия кропотливого труда добросовестного и высококвалифицированного историка были посвящены разнообразным аспектам становления спорта и олимпийского движения в России и, в том числе, стержневой проблеме передачи и усвоения спортивных традиций.

Много ценных фактических данных и точных наблюдений со­держит исследование профессора русской истории университета Калифорнии в Сан-Диего Р. Эдельмана. В его работе проведен анализ процесса становления зрелищных видов спорта в СССР и их места на общем идеологическом поле советского общества. Ис­следование Р. Эдельмана во многом построено на материале со­ветской спортивной периодической печати, но сама проблематика возникновения этой печати не стала предметом рассмотрения американского ученого. А.Б. Суник, Р. Эдельман и другие истори­ки спорта обращаются в своих исследованиях к спортивной печа­ти как к источнику информации и мнений о развитии спорта в России. Поэтому разработка вопросов, связанных с изменения­ми в самой спортивной прессе, носит в их работах прикладной ха­рактер. Если же говорить об исследованиях, посвященных исто­рии спортивной журналистики, в особенности — вышеназванного периода, тот тут мы сталкиваемся с фактором недостаточной изу­ченности темы.

За весь советский период, помимо отдельных публикаций в спор­тивных изданиях, была предпринята лишь одна попытка комплекс­ного исследования, посвященного истории спортивной журналисти­ки первой четверти ХХ в., — ею стала кандидатская диссертация

С.И. Орлова (Орлов, 1974). При всей значимости работы, поло­жившей начало изучению истории не только советской физкуль­турно-спортивной печати, но и спортивной журналистики доре­волюционной эпохи, ее воплощение с позиций исключительно классового подхода, анализ форм и методов деятельности спор­тивных изданий на основе ленинского учения о двух культурах не могли не привести к односторонности, неполноте, искажению од­них неудобных фактов и игнорированию других.

В 1990—2000-е гг. интерес к дореволюционному периоду в раз­витии спортивного движения и его печати в нашей стране значи­тельно возрос. Тем не менее специальных работ, за исключением разрозненных журнальных и газетных публикаций, по истории возникновения, развития (и прекращения) спортивной дореволю­ционной печати не появилось. Одним из немногих исключений явилось диссертационное исследование Е.А Слюсаренко (Слюсаренко, 2003), в котором присутствовал раздел, посвященный генезису отечественных спортивных журналов. Однако, исходя из направ­ленности работы, этот раздел имеет краткий обзорный характер и не предлагает ответов на многие вопросы, в том числе связанные и с интересующим нас периодом.

Е.А. Слюсаренко начинает отсчет советского социально-исто­рического этапа в развитии спортивной печати непосредственно с октябрьской революции 1917 г. При этом, выделяя хронологиче­ски первое спортивное издание новой эпохи, петроградский жур­нал «Борец-атлет», и справедливо отмечая, что его содержательная модель продолжала дореволюционные традиции и не соответство­вала новому физкультурно-спортивному подходу, исследователь проходит мимо этого очевидного несоответствия без всяческих оценок и выводов. В дальнейшем Е.А. Слюсаренко выпускает из внимания целый временной промежуток до 1923 г., когда было принято решение об организации издательства «Физкультура и спорт», и даже не упоминает (за исключением шахматной перио­дики) целый ряд изданий, возникших в это время и отразивших в своей судьбе те споры и метания, которые наполняли сферу фи­зической культуры и спорта в данный переломный период.

В свете вышеуказанных обстоятельств основными источника­ми сведений о состоянии спортивной печати в данное время могут являться, прежде всего, сами органы прессы. На основании содер­жательного анализа данных изданий, сравнения их друг с другом, с их дореволюционными предшественниками и советскими по­следователями, при условии строгого соблюдения принципа исто­ризма можно надеяться получить более-менее точную и объектив­ную картину тех изменений, которые постигли отечественную спортивную журналистику в революционную эпоху.

Спортивная журналистика и 1917 год

К началу Первой мировой войны спортивная журналистика Российской империи функционировала как эффективная систе­ма, для которой были характерны внутренняя обусловленность су­ществования, устойчивая структура отношений и единство при большом типологическом разнообразии составлявших ее элемен­тов. Мировая война крайне усложнила условия выхода всех спор­тивных изданий, для многих из них эти условия оказались крити­ческими и привели к закрытию. Тем не менее ко времени февральской революции в России выходило около 20 спортивных изданий, выживших, невзирая на тяжелейшую экономическую ситуацию, порожденную военным временем, что свидетельствует о качестве, устойчивости и востребованности системы дореволюционной спортивной прессы. Издания лишились большей части прежних сотрудников, выходили в урезанном формате и объеме, печатались на бумаге низкого качества, терпели прочие трудности типографского кризиса, но продолжали содействовать развитию российского спорта.

В восприятии двух революций 1917 г. уцелевшие спортивные издания разделились. Большая часть их восторженно приняла февральский переворот. Безусловный лидер сегмента спортивной прессы журнал «Русский спорт» буквально ликовал в марте 1917 г.: «Приветствуя освобожденную Россию и новый уклад политической жизни, редакция журнала выражает полную уверенность, что <...> новым, созданным свободным народом правительством не будут забыты нужды физического развития и воспитания этого народа»¹.

Меньшая часть спортивной прессы, отражая иные настроения, имевшиеся в спортивном сообществе, встретила февральские со­бытия достаточно индифферентно. Так, редактор-издатель журнала «Коннозаводство и спорт» В.В. Генерозов считал: «“Коннозавод­ство и спорт” — издание специальное: содержание его определяется его названием, и потому оно всегда стояло в стороне от политиче­ских течений <...> Лошадь нужна всегда и везде, при всяком строе»². В высшей степени проигнорировал все политические из­менения редактор-издатель московского ежемесячника «Автомобилист» В.Г. Соколов. Титульные листы номеров журнала, вышед­ших не только в 1917 г., но и в январе и феврале 1918 г., были отпечатаны еще с клише 1915 г., и на них значилось: «Подписка принимается во всех почтовых отделениях Российской империи».

В работе Р. Эдельмана можно встретить объяснение того, почему идеи спорта и социал-демократические теории до 1917 г. практи­чески не пересекались. Он отмечал: «Когда теории государствен­ного социализма и практики современного зрелищного спорта возникли практически одновременно, в конце XIX в., тесной связи между ними не было. И то и другое было продуктом индустриали­зации и урбанизации, но они редко фигурировали в общем кон­тексте. Даже если социалисты <.> и думали о подобных вещах, в их понимании спорт являлся фактором, ослаблявшим перспекти­вы революции. В рядах большевистской партии <.> определенно было очень мало закоренелых болельщиков <.> Зрелищный спорт так же, как и джаз, кино, мюзик-холлы и парки развлече­ний, считался анестезирующим средством, создающим иррацио­нальный мир, далекий от мира политики» (Эдельман, 2008: 23).

Однако осенью 1917 г. эти два мира неизбежно пришли в со­прикосновение, и большевистский переворот с последовавшими вслед за ним шагами новой власти уже никого из деятелей спорта и спортивной печати не оставили равнодушным. Тот же В.В. Генерозов, весной считавший, что «лошадь нужна всегда и везде», на исходе года резюмировал: «В феврале 1917 года Россия получила все, чтобы стать великой страной, и скоро дошло до такого поло­жения, когда все великое исчезло и на место великого встало ничтожное»³. Его издание подвергло резкой критике декрет о зем­ле и другие распоряжения большевиков, затрагивавшие вопросы коннозаводства и конного спорта.

Журнал «Коннозаводство и спорт» в 1918 г. уже не вышел в свет. В конце 1917 г., когда бурные политические события поглотили прочие аспекты общественной жизни, история спортивной жур­налистики прервала свое поступательное развитие. Революция, гражданская война, террор, разрушение уклада прежней жизни — все эти пертурбации стерли с мировых карт Российскую империю и нарушили сложившуюся в ней систему общественных отноше­ний, в том числе в области спорта и в сфере спортивной журнали­стики, сформировавшейся для удовлетворения потребностей об­щества, которого уже не было.

Но, как ни парадоксально звучит на первый взгляд, история дореволюционной спортивной журналистики на этом не закончи­лась. Остались в стране многие ее сотрудники, в 1918 г. продолжа­ли выходить созданные ими журналы — и даже появлялись новые издания! Считать, что в октябре 1917 г. дореволюционная спортив­ная журналистика разом перестала существовать — это примерно то же, что, по словам А.Б. Суника, «вести отсчет истории совет­ского спорта <.> со следующего после Октябрьского переворота дня — с 26-го октября 1917 года» (Суник, 2004: 182). Исследова­тель предостерегал от такого чисто схематического и поверхност­ного подхода, обедняющего и искажающего историю: «В реальной действительности <.> все было многократно сложнее, драматичнее.

Спортивная жизнь в России, по меньшей мере в 1917-1918 годах, продолжалась по законам и устоявшимся традициям, сложившимся в предреволюционную эпоху» (там же).

Советский спорт

Существуют две крайние точки зрения на то, что стало с россий­ским спортом после революции. Первая, рожденная в советское время, сводила все к тому, что в спорте, как и в жизни, произошел переворот, и с организацией в 1917 г. Всевобуча прежних спорт­сменов на спортивных площадках сменили пролетарии-физкуль­турники. Противоположную точку зрения можно встретить уже у современных исследователей истории спорта. В частности, С.С. Тол­стой, автор исследования «Власть и массовый спорт в СССР», по­лагал: «Революция ударила больнее, чем мировая война. Прежде всего потому, что она перестала считаться с личностью, а ведь на личности основан всякий спорт. Спорту, кроме того, угрожала об­щая судьба всей России — задохнуться в тисках политической борьбы, политических споров и недоразумений. Но здесь спорт вышел победителем <...> политическая борьба периода революции и Гражданской войны в России прошла мимо спорта, почти его не коснувшись. Лишь в 1920-е гг. новая власть обратила внимание на спорт и физкультуру, поняв всю важность последних в процессе собственного влияния на общество» (Толстой, 1998: 16-17).

Истина же, скорее всего, обнаруживается где-то посередине. Советское правительство постепенно выстраивало свою систему управления обществом, в том числе и в сфере физического разви­тия, и в ней уже не находилось места прежним принципам и нор­мам взаимоотношений. Но ключевое слово здесь — «постепенно», то есть — далеко не сразу. Содержание спортивных изданий свиде­тельствует, что спортивная жизнь России, даже в условиях миро­вой войны продолжавшая оставаться разнообразной и насыщен­ной, не замерла и после октября 1917 г. Наоборот, исследователи отмечают, что в чем-то она была даже оживленней: «С началом Первой мировой войны произошел перелом в истории страны, и на спортивный досуг у людей уже не хватало времени. Клубная жизнь затихла. <...> В советское время, в 1918-1920 годах, некото­рые спортивные организации возобновили свою деятельность, проводили соревнования и даже развлекательные вечера» (Баталов, Вайнтрауб, 2012: 203).

Но было очевидно, что сама сущность спорта в той его неиз­бежно тяготеющей к зрелищности форме, которая развивалась в России до революции, противоречила важнейшим постулатам социалистической идеологии, в частности — идее социально-экономического равенства. Поэтому негативное отношение новой власти к спорту, который рассматривался и оценивался в ряду прочих «тяжких наследий старого общества», было закономерно. Р. Эдельман заключает: «Большинство большевиков и их культур­ных попутчиков питали глубокие сомнения в отношении спорта. Многие считали, что дореволюционный спорт был слишком тесно связан с царским милитаризмом и правыми политическими сила­ми. Некоторые большевики, в частности Ленин, признавали преи­мущества физических упражнений и здорового образа жизни, од­нако подлинных фанатиков спорта среди тех, кто осуществлял Октябрьскую революцию, было немного» (Эдельман, 2008: 24).

Современный российский исследователь Б. Дубин описывает, как сложно и противоречиво протекали первые годы послерево­люционного спорта: «Идеология спорта развивается параллельно в нескольких контекстах — милитаризации общества; выработки определенной культуры современного промышленного труда; массового внедрения повседневных навыков гигиены. При этом за различными направлениями пропагандистской работы стоят заинтересованные группы советских руководителей разных уров­ней, между которыми на тех или иных этапах жизни страны идет конкуренция и борьба» (Дубин, 2004: 74).

Один из главных идеологов советского физкультурного движе­ния в 1920-е гг. Б. Кальпус писал, каким должен быть спорт при диктатуре пролетариата: «Когда спортивное движение предостав­лено самому себе, или им руководят люди со старой, отжившей и чуждой пролетарскому строительству идеологией, спорт приобре­тает уродливые внешние формы и внутреннее содержание. Вот эта самая “уродливость” спорта в связи с его буржуазным “происхож­дением” заставляет с опаской относиться к его пригодности для служения интересам и задачам пролетарской культуры. Несомнен­но, что спорт в том виде, в котором мы получили его от буржуа­зии, требует очищения и освобождения от приставших к нему на­летов буржуазного происхождения: самоцели, индивидуализма, рекордомании, чемпионства, профессионализма и т.д.»⁴.

Стремление к победе, к высшим достижениям, рекордам, им­манентно присущее спорту, было чуждо внедряемой в умы населе­ния идеологии коллективизма, рассматривалось как проявление эгоизма, желание выделиться. Однако была очевидна и польза от двигательной активности и выполняемых физических упражне­ний. Так что если спорт в Советской республике допускался, то только как средство и метод физической культуры. Об этом бук­вально кричали лозунги тех лет: «Нам нужна физическая культура, всестороннее физическое мышление, а не узкий спорт!», «Физиче­ская культура как средство оздоровления, а не цель побития ре­кордов!» и т.д. Неприятие спорта было до того сильным, что сами слова «спортсмен», «тренер», «чемпион» исключались из обраще­ния и объявлялись конкурсы на новые термины, созданные на идеологии революционного времени.

У новой власти были свои приоритеты: на кону стояло выжива­ние первого в мире социалистического государства, насущным требованием стала физическая подготовка бойцов для Красной армии, а спорт, как таковой, был не нужен, как и культивировав­шие его старые общества. Исследователь И.Г. Чудинов подсчитал: «Советская власть получила около 800 организаций, охватываю­щих, главным образом, мелкобуржуазные слои населения. Общая численность членов этих объединений достигала 40—50 тысяч че­ловек. <.> Получив такое наследство, советская власть, создав в 1917 г. специальный орган (Всевобуч), ведающий физическим воспитанием и военным обучением трудящихся, объединила под его руководством разрозненные гимнастические и спортивные ор­ганизации. Работа гимнастических и спортивных организаций была направлена по линии всеобщей подготовки молодежи к за­щите страны» (Чудинов, 1941: 152).

В системе Всевобуча создавались курсы, школы, секции, пло­щадки, где с помощью реквизированного у дореволюционных спортклубов инвентаря бывшие спортсмены, мобилизованные в качестве инструкторов, обучали допризывников. Попутно Всевобуч занимался пропагандой физкультуры, устраивая выступления, вы­пуская плакаты, брошюры, книги. Роль Всевобуча в «спортизации» масс оценивалась тогда примерно так: «В распространении идей спорта из столичных и полустоличных городов в провинции, уезды, вплоть до волостей, <.> в приближении его к массам — главная заслуга органов Всевобуча. Всевобуч распахал и засеял большое поле, и если под плуг попали частью тепличные растения — бур­жуазно-мещанские, полуспортивные общества, — что же делать — “Лес рубят — щепки летят”»⁵.

Нужно учитывать, что советская действительность с 1918 по 1921 г. — это царство вопиющей неразберихи во многих сферах, в том числе спортивной. Государство в его новой форме уже при­сутствовало и вмешивалось порой, и это вмешательство могло быть гибельно для «тепличных растений». Однако ни о каком то­тальном контроле речи еще не шло, и те, кого миновал этот безжа­лостный плуг, оказывались предоставленными сами себе, без под­держки, но и без диктата сверху. Уцелевшие спортивные общества приспосабливались соседствовать с новыми советскими организа­циями, пусть и уступив им часть своих площадок и имущества. Всевобуч принял на себя решение наиболее насущных задач под­готовки новобранцев и для этого использовал ресурсы старых спортивных обществ, но не исключал вовсе их существования. Однако с началом НЭПа появилась, наконец, возможность пол­ностью реформировать систему спорта.

В традициях громогласной советской риторики сфера физиче­ской культуры была объявлена очередным фронтом, на котором должна быть одержана победа над старым строем: «Тов. Луначар­ский <...> в одном из своих докладов назвал фронт культуры тре­тьим фронтом <. > Третий фронт — фронт просвещения, фронт культуры ярко выявился с 1923 года <...> Фронт физической куль­туры является участком третьего фронта; успехи на этом фронте стали возможны только после побед на военных фронтах, после достижений на хозяйственном фронте»⁶.

В 1923 г. был создан Высший совет физической культуры (ВСФК) при ВЦИК во главе с наркомом здравоохранения Н.А. Семашко, следом были созданы Московский совет физкультуры при испол­коме Моссовета и аналогичные местные органы в других респуб­ликах. Для дореволюционных спортивных обществ это означало конец их существования, ведь, в отличие от Всевобуча, ВСФК с его местными органами и отделами приходил именно на их место. Претворение в жизнь идей советской физкультуры требовало спе­циальных мест и помещений, инвентаря и руководителей. Ничего этого у большевистской власти не было, зато еще оставалось у ста­рых спортивных клубов. В их тренировочной и соревновательной деятельности по-прежнему культивировался спорт как самоцель, господствовали идеи аполитичности, согласно которым спортсмены должны быть внеклассовой корпорацией, чуждой политической борьбе. Но в рабоче-крестьянском государстве не могло быть вне­классовых объединений, тем более — предназначенных для моло­дежи. Спортивные общества, и так уже объявленные классово­враждебными и существовавшие в изоляции, неизбежно должны были быть распущены окончательно, что и произошло в 1923 г. Старые спортивные лиги и общества, созданные в первые годы после революции, были ликвидированы, и на этом формально прервалась связь прежнего российского спорта и зарождающегося советского спорта. Строилась принципиально иная система отношений, построенная на классовой идеологии, бюрократической централизации, строгом подчинении социально-политическим целям.

Новая спортивная пресса

Процессы, которые происходили в спорте, естественным обра­зом повторялись в спортивной прессе. Продолжая понравившуюся метафору с фронтами, обозреватель ленинградского журнала «Спартак» М. Собецкий нагнетал драматизм: «Фронт физической культуры имеет немаловажный участок печати, на котором оруди­ями являются сотни пудов печатной бумаги, превращенной в бро­шюры, книги, журналы и газеты, заполненные разнообразным ма­териалом по вопросам спорта и физической культуры. На участке печати проливается немало крови — правда, черной, типографской»⁷.

Возникновение физкультурно-спортивной журналистики было связано с общим процессом становления партийно-советской пе­чати, с созданием большевиками разветвленной системы изданий. Новой власти было чрезвычайно важно путем массовой агитации и пропаганды внушить населению веру в правильность своего кур­са, объяснить преимущества нового строя, добиться доверия и вы­полнения своих распоряжений. Она стремилась максимально рас­ширить свое влияние в обществе, сделать так, чтобы не осталось ни одной категории читателей, которая не имела бы своей перио­дики. Партия была заинтересована в создании широчайшей сети самых различных по тематике изданий, в ряду которых получили место и физкультурно-спортивные издания. Их организация вос­принималась как часть большого общепартийного дела, связанно­го с формированием новой идеологии и воспитанием нового чело­века. Однако далеко не сразу у новой власти дошли руки до спортивной прессы. Были типы изданий, организация которых представлялась более насущной задачей. К тому же не способство­вали постановке физкультурно-спортивной печати гражданская война, голод и полная неразбериха с управленческими функция­ми, полномочиями и ответственностью постоянно сменявшихся больших и малых правителей и правительств во многих регионах страны. В итоге 1918-1921 гг. оказались периодом безвременья и даже безвластия для спортивной журналистики. Эти несколько лет даже сложно назвать переходным этапом от одной модели к другой, скорее просто имела место полная неясность перспек­тив, дальнейших задач и направлений развития.

В этот период часть спортивной периодики выпускалась еще по традициям дореволюционной прессы, ни по каким признакам не являлась советской, проповедовала спорт нейтральный, независи­мый от политики. В эту категорию мы отнесем московский журнал «Спорт», петроградские издания «Борец-атлет» и «Спорт и фаво­риты на сегодня», затем называвшийся просто «Спорт» и просу­ществовавший с перерывом до 1924 г. К дореволюционной эпохе принадлежал выходивший в 1918 г. в Омске журнал «Коннозавод­ство Сибири» редактора-издателя Г. И. Григорьева. В Омске при Временном Всесибирском правительстве собралось немало преж­них коннозаводчиков, владельцев конюшен, тренеров, жокеев, во­енных кавалеристов, и журнал был предназначен для них так же, как и его предшественники, коннозаводско-спортивные издания дореволюционной России. В первом номере сообщалось: «В на­стоящий момент Омск является центром всего коннозаводства не только Западной Сибири, но и всей России. На учете в Комисса­риате Государственного Коннозаводства Западной Сибири нахо­дится около 1000 лошадей, оставленных для испытаний и подго­товки <.> Специалист найдет в нашем журнале все то, что затрагивает его как такового. <.> Военный — все, что касается армии и лошади <.> Коннозаводчики и коневоды <.> встретят у нас описания конских заводов, съездов коннозаводчиков <.> Владельцы беговых и скаковых конюшен, наездники, тренеры и жокеи найдут интересующий их материал. <.> Журнал отведет много места иностранной жизни, поставит хорошо и полно коррес­понденции с мест»⁸.

Даже для «Русского спорта», который в 1918-1919 гг. стал актив­но освещать деятельность Всевобуча и других советских спортив­ных организаций, это было в значительной мере лишь попыткой мимикрии к изменившимся внешним условиям. Да, журнал де­кларировал, что он принимает военно-спортивный характер и от­крывает свои страницы идеям всеобщего военного обучения на основах спортивных упражнений. Да, программа его действитель­но обновилась: начали печататься материалы о формах и методах физической подготовки допризывников, появился отдел «По от­делам Всевобуча» (между прочим, позволивший увеличить объем журнала даже в условиях бумажного голода). Но о какой-то карди­нальной трансформации концепции, структуры издания или, до­пустим, редакционного состава не было и речи — «Русский спорт» по-прежнему оставался представителем типа дореволюционного универсально-спортивного журнала.

В условиях политической жизни 1918-1921 гг., когда советская власть еще не приняла устойчивые формы и не создала четких об­разцов мышления и поведения в разных сферах, и тем более при относительной свободе выражения мнений, характерной для нача­ла периода НЭПа, еще были возможны дискуссии, существование альтернативных идей, видимость вариативности развития. Револю­ция открыла простор для дебатов о культуре во всех ее проявлениях: высокой и низкой, популярной и элитарной и т.д. В контексте об­щекультурных споров возникал вопрос о спорте, о физической культуре, о том, какие роли они будут играть в новом обществе и как распределят их между собой.

В рамках статьи не имеет смысла подробно останавливаться на взглядах различных групп — таких как «гигиенисты», вообще от­вергавшие соревнования в любом виде и предпочитавшие им мас­совую физическую культуру пролетариата; или представители Пролеткульта, известные крайним новаторством, полностью от­рицавшие все, что было достигнуто до революции, и предлагав­шие свести физическую культуру к театрализованной гимнастике, основанной на движениях трудовых и военных процессов. Важнее отметить, что наряду с новыми, более или менее радикальными течениями и деятелями были и такие, кто не собирался отказы­ваться от опыта дореволюционного спорта, считал более разум­ным строить на прежнем фундаменте. Поэтому, когда редактор «Русского спорта» К.Л. Ковзан писала в своем журнале, что именно после революции для развития спорта в России открылись такие широкие горизонты, о которых прежде нельзя было и мечтать, — это свидетельствовало о ее убежденности в том, что теперь воз­можно улучшить то, что уже было начато ранее. Поэтому она при­няла активнейшее участие в 1919 г. в первом Всероссийском Съезде по физической культуре, спорту и допризывной подготовке — и выступала с докладом, и отдала значительный объем журнала под почти стенографический отчет о съезде, и вообще поставила журнал на службу Всевобуча. Поэтому и после закрытия «Русского спорта» она не оставила своей деятельности в организации совет­ской физкультуры, участвовала в создании журнала «Всевобуч и спорт», была автором ряда методических пособий по физическому воспитанию.

Только в 1925 г. ЦК РКП(б) положил конец всем обсуждениям, приняв «историческое» постановление «О задачах партии в обла­сти физической культуры», которое определило программу дея­тельности советских физкультурных организаций на много лет вперед. Как отмечал Р. Эдельман, «В сфере спорта и физической культуры все дебаты завершились с принятием соответствующего постановления ЦК РКП(б). Отвергнув утопические и эксперимен­тальные тенденции, партийное руководство приняло решение в пользу того подхода, который делал ставку на высокие достижения и состязательность в спорте и который способствовал внушению нужных ценностей и уважения к власти» (Эдельман, 2008: 67).

Стало очевидно, что никакой вариативности физкультурно­спортивного движения в Советской России быть не может, и общее направление, равно как и отдельные частности этого движения, не определяются в ходе полемического обсуждения на страницах пе­риодики, а регламентируются вышестоящими организациями и затем транслируются через печать в виде готовых формул и лозун­гов. В дальнейшем стратегия развития физической культуры и спорта (следовательно, и профильной журналистики) намечалась партийными съездами или постановлениями ЦК. Они ставили пе­ред прессой большие и ответственные задачи, и наличие четкой государственной политики предопределяло характерные черты и принципы физкультурно-спортивной журналистики, для которой партийные постановления стали программными установками.

Еще в период Гражданской войны делались попытки как в цен­тре, так и на местах создать спортивную печать нового советского образца («Спорт на службе милиционной армии» в Петрограде, «Красный спортсмен» во Владикавказе, «Допризывник» в Ташкенте и т.д.), но они прекращались, как правило, после нескольких но­меров. Эти издания только с большими оговорками можно назы­вать спортивными, они были даже не вполне физкультурными, а имели в первую очередь прикладное военное значение — физиче­ское воспитание рассматривалось ими как средство подготовки военных кадров. Неудивительно, что в 1922 г. именно в недрах Всевобуча созрел план организации периодического центрального органа, и этот год следует считать временем настоящего рождения советской физкультурно-спортивной печати. В мае 1922 г. вышел в свет первый номер «Физической культуры» — «Двухнедельного научно-популярного журнала Главного управления Всевобуча», за которым последовали остальные — «Известия спорта», «Красный спорт», «Известия физической культуры».

Создатели первых изданий советской спортивной печати стре­мились сделать их непохожими на зарубежные или прежние рус­ские журналы о спорте, поскольку считалось, что зарубежная пресса чужда по идеологическим соображениям, а ориентироваться на дореволюционные образцы, «насквозь пропитанные убогими мелкомещанскими традициями некультурного пошиба»⁹, казалось нецелесообразным. Но в значительной мере это были лишь декла­рации. Где-то невольно, а часто — вполне сознательно, с определен­ным расчетом, опыт дореволюционной спортивной журналистики использовался — и довольно активно. Это касалось структуры от­делов, размещения материалов, принципов оформления, подачи текста и иллюстраций. Однако и в самом характере изданий можно обнаружить нечто общее, скажем, с флагманом дореволюционной спортивной журналистики «Русским спортом» — не случайно начальник Всевобуча Н. Подвойский называл «Известия спорта» «чуть ли не белогвардейским» журналом.

Но ответственный редактор «Известий спорта» М. Шимкевич прояснил свою позицию: «Весь вопрос в том, чтобы втянуть в нашу работу, подчинить нашей воле постепенно и незаметно для нее са­мой бесформенную, аполитичную или даже враждебную нам об­ширную группировку спортсменов и молодежь, около нее группи­ровавшуюся. Эту необходимость <...> яростно отвергали те, кто полагал создать октябрь в спорте одним ударом. По нашему мне­нию, этот удар не дал бы нам победы, так как если и возможно было захватить все позиции размахом пера, то удержать их за со­бой было задачей иного порядка»¹⁰.

Шимкевич хотел, начав с журнала, сознательно построенного по образцу успешных дореволюционных проектов, постепенно меняя его содержание в сторону большей классовой и политиче­ской выдержанности, «перевоспитать» аполитичных спортсменов, привлечь их на свою сторону. С другой стороны, среди авторов «Известий спорта» имелось немало тех самых «старых» спортсме­нов — эрудированных, компетентных, авторитетных, но не разде­лявших взгляды большевиков на роль спорта и физической культу­ры, по возможности продолжавших работать по уже сложившимся представлениям. В результате получились довольно любопытные в своей эклектичности журналы, где идеологически выдержанная передовая статья соседствовала с прекрасным разбором техники «финского хода» на лыжах, а руководство по игре в баскетбол, рас­считанное на начинающих, — с подробной хроникой зарубежного спорта.

Уже процитированный ранее М. Собецкий, обозревая в 1924 г. развитие печати по спорту и физической культуре, обратил внима­ние на весьма показательное явление: «Первое, что бросается в глаза <...> — это довольно резкое подразделение книг, журналов, брошюр и газетных заметок по основному содержанию: одна группа имеет своим предметом спорт и спортивную деятельность в узком смысле этого, определившегося в буржуазный период, понятия, с тенденцией сохранять старые спортивные традиции, старые на­звания, старые формы и содержание. Революционирование, про­летаризация, орабочение этой, в общем, весьма консервативной печати идет весьма медленными темпами, что объясняется опре­деленным консерватизмом и большой опытностью в области ста­рого буржуазного спорта обслуживающих эту печать: старых лиде­ров, идеологов буржуазного спорта — сторонников аполитичности спорта, спортивной этики, чистого любительства и т.п. Конкрет­ными примерами такой печати являлись: проволочивший свое су­ществование до начала 1924 г. петроградский еженедельный журнал “Спорт”; умерший в Москве журнал “Русский спорт”; недавно кончивший свое существование московский двухнедельный жур­нал “Известия спорта”, сумевший передать часть своих традиций еще живущему московскому спортивному журналу “Красный спорт”. Эти органы печати обслуживались преимущественно ав­торитетными спортивными деятелями и учеными дореволюцион­ной эпохи, в общем отрицательно относящимися к революции в деле спорта и не признающими физической культуры пролета­риата. В группе обслуживающих “спортивную печать” много от кладбища: “старички”, полумертвые, уже умершие, умирающие и вымирающие»¹¹.

М. Собецкий сделал точное наблюдение. Он причислил к клад­бищу вымирающих старичков не только сохранившиеся с дорево­люционного периода издания К. Ковзан и М. Брейтмана, откровенно издававшиеся по прежним лекалам, но и два издания — «Известия спорта» и «Красный спорт», — созданные Всевобучем и бывшие его официальными органами — слишком явно проступали в них типологические черты дореволюционной спортивной прессы. Это даже забавно: в передовой статье «Красного спорта» начальник Главного управления Всевобуча К.А. Мехоношин писал: «Овладе­вая буржуазным спортом и давая ему новое содержание, пролета­риат превращает его в красный спорт»¹², но сам журнал с таким названием не мог спрятать свое «буржуазное» происхождение.

Группе «консервативной» периодической печати о спорте М. Собецкий противопоставлял истинно пролетарские физкультурно­спортивные журналы: «Другой ряд произведений печати по спорту и физической культуре имеет своим предметом пролетаризован- ный, орабоченный спорт и физическую культуру трудящихся, в широком смысле слова. <. > К периодической печати этого рода, обслуживаемой сравнительно молодыми работниками орабочиваемого, опролетаризованного спорта и физической культуры трудящихся в СССР относятся: московский двухнедельный жур­нал “Известия физической культуры”, солидный и выдержанный как по содержанию материала, так и технически, ежемесячный харьковский журнал “Вестник физической культуры” <...> и молодой ленинградский двухнедельный журнал “Спартак”, первый популярный массовый журнал по спорту и физической культуре пролетариата. Для этих журналов характерны их связанность с ра­ботой Высшего и местных Советов физической культуры и их идеологическая в коммунистическом направлении выдержанность. <.>

Ясно, что расцвет, сила и будущее находятся у этих, рожденных революционным периодом, органов печати. <.> Первой же группе “спортивной” печати ничего, кроме увядания и смерти, предска­зать нельзя (очевидно, такая судьба ожидает и последнего могикана “спортивной” печати “Красного спорта”, если последний, дей­ствительно, не станет красным спортом)»¹³.

Редактор «Красного спорта» М. Шимкевич объяснял, что ме­шает ему стать настоящим органом пролетарского спорта: «Про­водить классовую политику и оставаться живым спортивным жур­налом — задача нелегкая, пока у нас нет организованного кадра своих рабочих и военных сотрудников — авторов и корреспонден­тов. <.> Мы нисколько не закрываем себе глаза на то, что и наши отечественные “истые спортсмены” хотели бы видеть “Красный спорт” вне классовой политики, <.> знаем отлично, что пока мы пользуемся трудом старых спортсменов и тех молодых, которые по своему положению мелкобуржуазны, одним редактированием, будь вполне налажен редакционный аппарат, не достичь желатель­ного нами»¹⁴.

Как мы видим, ответственные лица, назначенные советской властью на фронт физической культуры, и хотели бы сразу изме­нить облик физкультурно-спортивной журналистики, чтобы ниче­го в нем не осталось от дореволюционного прошлого, но по объ­ективным причинам не могли этого добиться. Не хватало ни навыков такой деятельности, ни квалифицированных сотрудни­ков, ни, по-видимому, четкого представления о том, как сделать первые издания советской спортивной печати непохожими на прежние русские журналы о спорте. Страстно не хотелось ориен­тироваться на дореволюционные образцы, но как избежать этого, как обойтись без «истых» спортсменов, приписанных к кладбищу, — они не знали.

Заключение

В дальнейшем физкультурно-спортивные издания СССР дей­ствительно все больше, пользуясь терминологией тех лет, «опролетаризовывались» и «орабочивались», старательно изживая признаки дореволюционной спортивной журналистики. Но процессы эти затянулись до начала 1930-х гг., а их отголоски еще долго встреча­лись потом в советской физкультурно-спортивной прессе. Пусть в искаженном, тщательно заретушированном виде, но они сохраня­лись, ведь создавался и советский спорт, и его печать не на пустом месте, а на прочном фундаменте мыслей, наработок, моделей, проверенных методов — на основании, которое осталось от преж­ней системы спортивной журналистики. И наследственные черты той «буржуазной» журналистики, которую так хотелось вычерк­нуть из памяти, то и дело проступали сквозь безупречно пролетар­скую внешность физкультурно-спортивных журналов. Молодая советская физкультурно-спортивная печать невольно оказалась наследницей традиций дореволюционной спортивной журнали­стики, отрекаясь и отмежевываясь от них, но не имея ни сил, ни возможности избыть в себе этот импульс преемственности.

Примечания 

¹ 12 марта 1917 г. // Русский спорт. 1917. No 10. С. 3.

²  Генерозов В. Да здравствует свободная Россия! // Коннозаводство и спорт. 1917. No 2265. С. 157. 

³ Москва, 16-го ноября // Коннозаводство и спорт. 1917. No 2296. С. 548.

⁴ Кальпус Б. Спорт и физическая культура // Красный спорт. 1924. No 1. С. 10.

⁵ Стариков В. Всевобуч и спорт (текущий момент) // Физическая культура. 1922. No 1. С. 2–3.

⁶ Собецкий М. На фронте физической культуры // Спартак. 1924. No 1. С. 3.

⁷ Собецкий М. О печати по физической культуре // Спартак. 1924. No 2. С. 42.

⁸ Список повременных изданий за 1918 год. Сост. Л.К. Ильинский. Пг., 1922. С. 127.

⁹ Прошин А.  Сорок лет спортивной прессы СССР // Физкультура и спорт. 1962. No 5. С. 2–3. 

¹⁰ Шимкевич М. Два года работы // Красный спорт. 1924. No 9–10. С. 5. 

¹¹ Собецкий М. О печати по физической культуре // Спартак. 1924. No 2. С. 42.

¹² Мехоношин К. Красный спорт // Красный спорт. 1924. No 1. С. 6.

¹³ Собецкий М. О печати по физической культуре // Спартак. 1924. No 2. С. 42.

¹⁴ Шимкевич М. «Истые спортсмены» и наша классовая политика // Красный спорт. 1924. No 6. С. 4.

Библиография

Баталов А.Л., Вайнтрауб Л.Р. Спорт в Москве в XIX — начале ХХ века. Речной яхт-клуб и его роль в развитии московского спорта: от гребли до горных лыж. М., 2012.

Деметер Г.С. Очерки по истории отечественной физической культуры и олимпийского движения. М., 2005.

Дубин Б. Спорт в современных обществах: пример России // Вестник общественного мнения. 2004. № 2. С. 74.

Орлов С.И. Зарождение и становление советской спортивной журна­листики (к вопросу о типологии изданий): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1974.

Слюсаренко Е.А. Специализированные журналы о спорте: типологиче­ские и профильные характеристики: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2003.

Суник А.Б. Российский спорт и олимпийское движение на рубеже XIX-XX вв. М., 2004.

Толстой С.С. Власть и массовый спорт в СССР (на примере истории советского футбола в 1930-1950-е годы): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2009.

Чудинов И.Г. Гимнастика и спорт в помещичье-капиталистической России // Теория и практика физической культуры. 1941. № 4. С. 42-52.

Эдельман Р. Серьезная забава. История зрелищного спорта в СССР / Пер. с англ. И.С. Давидян. М., 2008.

Поступила в редакцию 24.09.2014