Деиндивидуализация и деперсонификация в политическом дискурсе

Скачать статью
Суздальцева В.Н.

кандидат филологических наук, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия

e-mail: journ.stilist@yandex.ra

Раздел: Язык СМИ

Статья посвящена описанию еще не изученных современной лингвистикой семантико-стилистических приемов: деиндивидуализации и деперсонификации. Рассматриваются те вербальные средства, с помощью которых эти приемы реализуются. Подчеркивается, что в рамках политического массмедийного дискурса средства деиндивидуализации и деперсонификации становятся имиджевыми конструктами, и выявляются их креативные возможности.

Ключевые слова: деиндивидуализация, деперсонификация, имидж, имиджевый конструкт, маркеры чуждости, имплицитная вербальная агрессия

В лингвостилистке и теории литературы хорошо изучены такие явления, как персонификация (или олицетворение), те. «приписывание неодушевленным предметам или абстрактным идеям человеческих действий или качеств» (Борев, 2003: 282), и индивидуализация — акцентирование индивидуальных, специфических характеристик названного объекта. Можно, одна­ко, говорить о существовании и обратных явлений — деперсо­нификации и деиндивидуализации. Отдельные заме­чания о них встречаются в некоторых научных работах, но в целом эти явления не определены и не изучены. Между тем они занима­ют свое место в наборе лингвостилистических характеристик по­литического и массмедийного дискурсов и играют важную роль в конструировании образа власти.

Деперсонификацией назовем наделение лиц, людей свойствами неживого, в результате которого люди изображаются лишенными каких-либо человеческих качеств. При деперсонификации в ядро лексического значения слова вводятся семы ‘не-лицо’, ‘не-живое’:

— структуры (властные структуры): в прямом значении — струк­тура: ‘Взаиморасположение и связь составных частей чего-н.’1 — термин, связанный прежде всего с категориями физики, химии, математики;

— вертикаль (властная вертикаль, вертикаль власти)', в прямом значении — вертикаль'. ‘Вертикальная линия’; вертикальный'. ‘Перпендикулярный по отношению к горизонту, отвесный’2 — термин геометрии;

— аппарат {управленческий аппарат): в прямом значении — ап­парат'. ‘Прибор, устройство для выполнения определенной работы’3.

В результате актуализации семы ‘не-живое’ происходит затуше­вывание, иногда полное отьятие тех черт, которые присущи персо­не, живому существу.

При деиндивидуализации обозначение, сохраняя в ка­честве основной сему ‘человек’, не содержит никаких компонен­тов, указывающих на индивидуальные свойства того, кто назван, и фактически обретает созначение неопределенности (‘какой-то че­ловек').

Так, многие из принятых в языке безобразных наименований людей фактически приводят к деиндивидуализации. Это прежде всего такие переносные обозначения, как лицо, персона. Они несут в себе сему неопределенности, так как в них отсутствует личност­ная идентификация: лицо, персона — это некто, чьи индивидуаль­ные черты не обязательно знать или указывать. При этом смысло­вая структура подобных обозначений предельно проста: они лишь вычленяют названного в данном фрагменте действительности (сема ‘человек’) и, благодаря атрибутивным компонентам, соотно­сят с определенным фреймом: официальные лица, должностные лица, первые лица государства — ‘представители страны’, ‘те, кто занят на руководящей должности’, vip-персона — ‘тот, кто принад­лежит к элите, в том числе правящей’. Этим содержание данных лексических единиц исчерпывается.

Иронически обыгрывает указанное свойство существительного лицо Гоголь (в «Шинели»): высокопоставленный чиновник, к ко­торому обращается за заступничеством отчаявшийся Акакий Ака­киевич, называется на протяжении всего этого фрагмента «значи­тельное лицо» (обозначение чина и имени-отчества употребляются эпизодически). Семантическая опустошенность номинации под­черкивает манеру, избранную главой канцелярии в общении с ге­роем повести: желание казаться отчужденным, недосягаемым, вы­зывать страх (неизвестного всегда боятся).

Близко к указанным существительным стоят переносно употре­бленные субъект, тип (о человеке). Однако они обычно окрашены иронией, направленной на названного, и ироническое авторское отношение придает обозначениям дополнительные конкретизи­рующие оттенки смысла: тип — обычно о том, кто ничтожный, неприятный, вызывает отвращение и тп. Субъект — презритель­ное — тот, кто не внушает доверия, уважения и пр. Эти же приме­ры показывают, что деиндивидуализация может быть полной и частичной.

Итак, при назывании людей нюансы значения могут меняться в две противоположные стороны: в сторону расширения (обогаще­ния) номинации (см., напр., субстантивированные златокудрая, синеокая, «страстная, безбожная, пустая, незабвенная, прости меня!» — А. Блок) и в сторону сужения (обеднения) значения. Представим это цепочками:

индивидуализация <— называние —» деиндивидуализация —» деперсо­нификация

Уже приведенные примеры говорят о том, что деперсонифика­ция и деиндивидуализация: во-первых, должны быть введены в ряд других семантико-стилистических приемов, наряду с их противопо­ложностями — олицетворением и индивидуализацией; во-вторых, они способны стать средством создания образа. И следовательно, что важно для исследования политического и массмедийного дискур­сов, деперсонифицирующие и деиндивидуализирующие обозначе­ния могут быть использованы в качестве имиджевых конструктов.

В российских СМИ последнего десятилетия деиндивидуализирующие и деперсонифицирующие обозначения стали весьма широко применяться в текстах, где речь идет о власти, о ее представителях. При этом чаще всего бывают задействованы следующие языковые средства.

I.   ДЕПЕРСОНИФИКАЦИЮ создают:

1) Метафорические переносы наименований из мира техники в мир людей: машина, аппарат, (в совре­менных масс-медиа наиболее частотны), рычаги, эшелоны и неко­торые другие В.П. Москвин называет их «машинными метафорами» (Москвин, 2007: 380) и относит их возникновение к XVI в., когда они стали служить «моделью объяснения и функционирования физического мира», затем распространились на сферу биологии, на «мир общества» и «мир человека» (там же) и в настоящее время продолжают жить и развиваться как метафоры, «отражающие инду­стриализацию массового сознания» (там же).

В современных СМИ:

Машина (государственная) — люди, стоящие у власти, система законов, способы управления: «К предреволюционной эпохе Рос­сия оставалась сословной, а следовательно, фундаменталистской крестьянской страной. Все прогрессисты могли чувствовать себя безопасно разве только под защитой звероподобной госмашины» (Огонек, 2007, № 37, 10—16 сент.); «Российским властям уже пора получать патенты на свои идеи, поскольку некоторые из них пол­ностью переворачивают привычные представления о том, как и для кого должна работать государственная машина» (Коммерсантъ Деньги, 2010, № 30, 02.08—08.08, с. 4); «Россия медленно, но неу­клонно погружается в режим “ожидания”. Управленческие шесте­ренки застыли в испуге, государственная машина замерла, как стре­ноженный конь» (Аргументы недели, 17.09.2007);

Аппарат — государственный аппарат, управленческий аппарат, бюрократический аппарат, аппарат (без атрибутивного компонен­та): «Другое дело, что до сих пор неповоротливый российский го­саппарат так и не смог наладить сбор авторских средств при недо­пущении излишнего роста цен на электронику» (Московский комсомолец, 19.07.2010); «Ведь все предыдущие сокращения аппара­та приводили к его росту. Неужели нам для успеха модернизации нужно, чтобы Бенедикт XVI и в самом деле прислал нам инквизи­цию?» (Аргументы и факты, 2010, № 28, с. 6); «И не нужно питать иллюзий, что с сокращением числа министерств будто бы гармо­низированы их интересы, уменьшился бюрократический аппарат, сократился объем его полномочий» (Нез. газ., 11.03.2008); «Воро­нежские партийцы конференцию и выборы провалили... однако результаты их категорически не понравились аппарату» (Нез. газ., 2005, № 41).

Наполняемость дискурса подобными метафорами создает образ отлаженной, но при этом бездушной, безжалостной, методично подавляющей всех машины, чуждой идеям милосердия и гуманиз­ма, — эффект деперсонификации.

Смотри также случаи иронического обыгрывания «машинных» метафор в заголовках печатных СМИ:

«Аппаратная контрреволюция: Дмитрий Козак приступает к “за­чистке” Белого дома» (загол. и подзагол., Время новостей, 12.07.07); «В Госдуме назревает аппаратная революция» (Stringer, 23.02.07); ка­ламбуры: «Силовая машина: Минобороны намерено широко внедрить в армии детекторы лжи» (Время новостей, 28.03.06); «Фискальный автомат: ФНС планирует установить специальные терминалы для оплаты налога» (Время новостей, 19.02.08); саркастическое: «Кас­совый аппарат: Администрация президента России контролирует десятки миллиардов долларов» (загол. и подзагол., Новая газета, 2005, № 8);

2) К деперсонификации приводят и метафориче­ские переносы терминов точных и естествен­ных наук, использованные для обозначения людей: вертикаль, горизонталь, структуры, система, органы и нек. др.: «Укрупнение вертикали власти: Расширение Красноярского края может стоить казне 23 миллиарда рублей» (загол. и подзагол., Новые Известия, 21.06.4); «Лоббистская вертикаль'. Думцы считают, что Счетная палата может активнее бороться с коррупцией» (загол. и подзагол., Новые Известия, 30.06.05); «Но вертикаль давит, и три месяца ему [Герману Грефу. — B.C.] приходилось имитировать переговоры с Союзом театральных деятелей России» (Новые Известия, 16.02.05); «Горизонталь власти: Госсовет поможет разделить полномочия между регионами и центром» (загол. и подзагол., Время новостей, 31.05.4); «“Наши” — капкан для ретивых, страховка системы от самых амбициозных и прытких» (Огонек, 2005, № 22); «Сами сотрудники... теряются в догадках относительного того, идет ли речь о попытках “встряхнуть” силовые органы, об обострившейся борьбе между собой провластных группировок...» (Время новостей, 16.05.06); см. также ироническое: «Пересадка органов» (Итоги, 01.06.07, № 22 — загол. статьи о перераспределении полномочий в силовом ведом­стве) и т. п.

3) Деперсонифицирующими являются и метони­мические переносы, которые в прямом значении указыва­ют на местонахождение руководства страны: Москва, Кремль, Белый дом (они, по-видимому, распространились под вли­янием западных СМИ): «Пока Кремль думает, что делать с Кали­нинградской областью, в регионе зреет “позитивный сепаратизм”» (Время новостей, 22.03.05); «В поисках неопасной оппозиции: Кремль занялся созданием сильной либеральной партии, посколь­ку сами правые сплотиться не смогли» (загол. и подзагол., Мо­сковские новости, 01—07.12.2006, № 46); «Но также очевидно, что Москве оказалось нечего предложить, кроме братства и очень не­богатой жизни с неясными перспективами» (Московский комсо­молец, 06.01.05).

4) Деперсонификацию создают и переносные обозна­чения человека через предмет, вещь («опредмечива­ние» личности). Гротескно это представлено у М. Булгакова в «Мас­тере и Маргарите», в эпизоде в Комиссии увеселений и зрелищ, где после визита Бегемота за столом председателя остался сидеть пустой костюм: «За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кар­машка костюма торчало самопишущее перо, но над воротничком не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук... Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в крес­ле, и над воротничком прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру го­лос Прохора Прохоровича...»4. Вещь подменила человека, человек оказался и не очень нужным, важны те функции, которые он вы­полняет.

В текстах нынешних СМИ о власти к таким «опредмечивающим» наименованиям относятся, прежде всего, «белые воротнички».

II. ДЕИНДИВИДУАЛИЗАЦИЮ создают:

1) Слова с семантикой собирательности.

Сама по себе семантика собирательности (множество предметов, лиц обозначены как некое совокупное це­ло е, обладающее общими для всех входящих в него свойствами) содержит представление о невыраженное™ ин­дивидуальных, личностных черт. Собирательность при назывании людей подчеркивает, что названные образуют замкнутую социаль­ную, возрастную и др. группу А в любой замкнутой группе лич­ность «обезличивается»: неизбежно подчиняется общим для всех групповым интересам и продиктованными ими законам поведе­ния, те. индивидуальность в значительной степени подавляется: теряет право на собственные оценки, представления. В исследова­ниях по социальной психологии находим: «...Психологический механизм воздействия группового мнения может проявляться... и в отрицательном влиянии на личность» (Крысько, 2003: 53), а именно, некоторые групповые суждения способны «превращать­ся в оценочные стандарты и воздействовать не только на сознание, но и на подсознательную сферу человека» (там же: 53). Таким образом, принадлежность к группе обусловливает стереотипизированные и одинаковые для всех членов группы ментальные, эмоцио­нальные, поведенческие реакции и отказ от собственных реакций.

Комически и даже гротескно представлена эта «одинаковость» всех в «Мертвых душах» Гоголя. Чиновники города N, собравшие­ся у полицеймейстера обсудить слухи о Чичикове (гл. X), не имеют своего личного мнения, у них мнение и реакции кол­лективные:

а) общая ментальность: «Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а, впрочем, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона»5; «Итак, ничего нет удивительного, что чиновники невольно задумались на этом пункте, скоро, однако же, спохватились, заметив, что воображение их чересчур рысисто и что все это не то»6 — ряды однородных ска­зуемых — выделенные ментальные глаголы —подчеркивают отсут­ствие собственных суждений, оценок;

б) Здесь же (в X главе) — общая для всех чиновников физиче­ская реакция: «Все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать да­мам, даже и тот похудел»7 — одно и то же для всех глагольное слово «похудел» и местоимение собирательной семантики «все», которое нормативно употребляется по отношению к неодушевленным су­ществительным, гротескно акцентируют одинаковость чиновников.

Семантика собирательной совокупности может быть выражена разными средствами. В текстах СМИ о власти это прежде всего:

а) собственно собирательные существительные: чиновничество, бюрократия, номенклатура, правящая элита, власть (в значении: ‘люди, стоящие у власти’): «Неумолкаемый стон стоит над Россией. Стон от засилья бюрократии» (Аргументы и факты, 2010, № 28); «Если президенту удастся сократить чинов­ничество хотя бы на обещанные 20%, стрелки можно было бы пе­ревести немного назад» (там же); «У нас вновь возродилась “но­менклатура”, которая берется управлять всем...» (Новая газета, 07.11—10.11.2004, № 82); «В социально-психологическом плане — это свидетельство оскудения и профессиональной этики, и общего уровня тех, кто самонадеянно назвал себя “властной элитой”» (Новая газета, 04.11—10.11.2004, № 83); «Когда власть окопалась в своих башнях на недосягаемой для народа вертикали, а иные вож­ди непонятны и печальны — карнавал выходит на улицы» (Новая газета, 04.06.2010, № 59); «Цены обезумели, власть разводит рука­ми» (загол., Аргументы и факты, 2006, № 25); «Местная власть тра­тит миллионы! И не стесняется» (Аргументы и факты, 2010, № 26); «Как только в обществе формируется ощутимый...запрос на “до­бавку” к демократическому пайку, власть, поморщившись, идет на уступки» (Аргументы и факты, 2010, № 26);

б) формой единственного числа конкретных су­ществительных в собирательном значении (чаще всего — чиновник)'. «Хуже всего то, что, когда чиновнику нечем за­няться, он начинает изобретать. Уже озвучена идея массовой заго­товки, сушки и последующей продажи в Арабские Эмираты астра­ханской саранчи. На днях родилась идея массовой пересадки москвичей и жителей Подмосковья на вертолеты для преодоления транспортного коллапса» (Аргументы и факты, 2010, № 28);

в) формой множественного числа агентивных существительных в контекстах, где предикативная часть указывает на общие для всех действия, реакции, свойства (см. при­веденные выше примеры из Гоголя с существительными чиновники).

Негативная семантика контекстов, в которых, как правило, упо­требляются такие слова с семантикой собирательности (обычно это материалы публицистического характера), «оттеняет» значение деиндивидуализированности. Это происходит оттого, что в рос­сийской системе оценок негативное отношение вызывает именно отсутствие своего «я».

Еще интенсивнее выступает значение обезличенности, перехо­дящее в деперсонификацию, в контекстах, где присутствуют срав­нения и метафоры, относящиеся к понятию ‘неживое’: «По мере того как в обществе стало нарастать мнение о предвзятости судеб­ного процесса, власть стала (медленно и неохотно) сдавать свои, казалось бы, железобетонные позиции» (Аргументы и факты, 2010, № 26); «...Параллельно оживляя спящее чиновничье пространство, которое неповоротливо и не спеша продолжает функционировать, вы­полняя служебные функции государства» (Время новостей, 18.05.07). См. также «опредмечивание» власти в заголовке «Власть в хорошем состоянии: Кризис сделал президента и премьер-министра России беднее» (Время новостей, 13.04.10) — как в объявлениях о продаже предметов быта, одежды, например: «Продается кухонная плита. В хорошем состоянии».

К собирательным и обезличивающе-деперсонифицирующим относится и ставшее модным в СМИ существительное ресурс в словосочетании «административный ресурс» (активизировалось после победы «Единой России» на выборах в Госдуму-4 и означает: а) людей, работающих на администрацию, правительство, и техни­ческие и прочие средства, находящиеся в их распоряжении; б) толь­ко ‘людей’. См.: «административный ресурс сильный, администра­тивный ресурс слабый» (радио Маяк, 11.03.04); «Сетевой ресурс против административного. Чиновники не смогли закрыть интернет-СМИ из-за реплики на форуме» (загол. и подзагол. Новая га­зета, 26.06—28.06.2006, № 47); «Владимир Григорьевич [губернатор Воронежской области. — B.C.] поссорился с Дмитрием Олегови­чем [Рогозиным. — B.C.], и без административного ресурса «Роди­не» сразу стало тоскливо» (Новая газета, 09.06—15.06.2005, № 41). Здесь же — силовой ресурс: «...идет ли речь лишь об обострившейся борьбе между собой провластных группировок, традиционно ис­пользующих силовой ресурс» (Время новостей, 16.05.06).

2) К деиндивидуализации приводит и употребление оценоч­ных слов, семантика которых и их связи в вербально-ассоциативной сети создают представ­ление об обезличенности, слепом следовании приказам сверху и букве закона, несовместимых с личностным началом: чинов­ник (в негативных контекстах), бюрократ. См. весьма частотные в СМИ начала 2000-х гг.: «Чиновники хотят взять под контроль Ин­тернет, но не знают как» (Новые Известия, 21.12.07); «У чиновников — без перемен» (загол., Аргументы и факты, 2005, № 7); «Чиновники с человеческим лицом» (загол., Аргументы и факты, 2005, № 6) и тп. (Суздальцева, 2008).

Близко к этому стоят слова аппаратчик, номентклатурщик, функ­ционер, назначенец. За счет их внутренней формы, семантики про­изводящей основы и узуально неодобрительных коннотаций (сло­варь Г.Н. Скляревской дает их в отрицательных контекстах либо с пометой неодобр.&) они представляют названных лишенными каких-либо индивидуальных черт.

3) Нулевая номинация, т.е. отсутствие номинации субъ­екта действия в неопределенно-личных конструкциях: «Нас призывают заменить старые “лампочки Ильича” на новые, экологичные. Но когда приходишь в магазин, обнаруживаешь, что все инновационные лампы китайского производства» (Аргументы и факты, 2009, № 46); «Нам внушают даже не чувство националь­ной гордости, а национальной гордыни» (Аргументы и факты, 2010, № 16); «Видимо, в Кремле понимают, что бесконечно укре­плять силовиков невозможно. Достаточно с них и финансовой прибавки в новом бюджете» (Новые Известия, 04.11.04); «Из су­гробов выкачивают миллионы долларов. Поэтому чистые улицы в столице никому не выгодны» (Новые Известия, 04.02—10.02.2005). Семантика слов в контекстах такого рода показывает, о ком идет речь (о представителях власти), но неназывание подлежа­щего-субъекта подчеркивает, что для автора материала, как и для его массовой аудитории, неинтересно и неважно, кто именно про­изводит обозначенные сказуемым действия.

* * *

Итак, очевидно, что в значениях большинства слов выявленных разрядов отсутствуют семы, связанные с теми характеристиками, которые раскрывают личностные черты. Обычно первооснова по­добных наименований — те качества власти, которые продиктова­ны особенностями ее функционирования (характер, цель деятель­ности, местонахождение, иерархическая отнесенность и т.д.).

Воздействующий результат подобных обозначений таков. С од­ной стороны, они концентрируют внимание читателя не на личных свойствах представителей власти, а на функциональной стороне их деятельности, предписанной им их должностным положением. Это нормально и соответствует принятому в настоящее время де­ловому стилю руководства. С другой стороны, чрезмерная насы­щенность смыслового континуума «власть» деиндивидуализирую­щими единицами может придать образу власти отрицательные черты. При определенных условиях оба эти приема становятся способами вербальной агрессии. Это агрессия имплицитная, ис­подволь направленная на объект называния; она постепенно про­никает в сознание массового реципиента и создает в нем устойчи­вое «недобро». Деперсонифицирующие и деиндивидуализирующие номинации следует отнести к тем элементам, которые в современ­ной лингвистике определяются как «маркеры чуждости» (Шейгал, 2004, с. 131) в оппозиции «свой—чужой», которая составляет «се­мантическую базу функциональной классификации знаков поли­тического дискурса» (там же, с. 133). Обезличивающие и «опред­мечивающие» наименования — один из способов отъединения в типичной для политического дискурса дихотомии «власть—на­род». Признак «личность/неличность» здесь является дифферен­цирующим. Народ и власть в этом случае вводятся в отношения антагонистические. Народ — это люди, личности, у которых всегда есть конкретные проблемы, горести, переживания, т.е. «свои». А власть — это нечто обезличенное, черствое, неживое, механизи­рованное и, следовательно, бесчеловечное — то, что противопо­ставлено народу, является для него «чужим». Таким образом, и де­персонифицирующие, и деиндивидуализирующие обозначения могут способствовать понижению общественного статуса предста­вителей власти в глазах массовой аудитории.

Примечания

1 Большой толковый словарь русского языка / под ред. С. А. Кузнецова. СПб.: Норинт, 2001. С. 1282.

2 Там же. С. 120.

3 Там же. С. 44.

4 Булгаков М. А. Мастер и Маргарита / Булгаков М. А. Романы. М.: Совре­менник, 1988. С. 556.

5 Гоголь Н. В. Мертвые души. Поэма. М.: Правда, 1954. С. 217.

6 Там же. С. 218.

Там же. С. 207.

Толковый словарь русского языка конца XX в. Языковые изменения / гл. ред. Г. Н. Скляревская. СПб.: Фолио-Пресс, 1998.

Библиография

Борее Ю. Б. Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический сло­варь. М.: Астрель: ACT, 2003.

Крысъко В. Г. Словарь-справочник по социальной психологии. СПб.: Питер, 2003.

Москвин В. П. Выразительные средства современной русской речи. Тропы и фигуры. Терминологический словарь. Ростов н/Д: Феникс, 2007.

Суздальцева В. Н. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» (Образ представителя власти в современных российских СМИ) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2008. № 6.

Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. М.: Гнозис, 2004.


Поступила в редакцию 07.10.2010