Национальная идентичность как компонента имиджа страны

Скачать статью
Торопова Е.А.

аспирант кафедры рекламы и связей с общественностью факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия

e-mail: katyuester@gmail.com

Раздел: Реклама и связи с общественностью

В статье рассматривается различные подходы к определению “идентичности” и “нации”. Анализируется понятие “национальная идентичность”, ее структура и пути идентификации. Отдельно рассматривается коммуникационный потенциал национальной идентичности, ее значение для формирования имиджа страны.

Ключевые слова: идентичность, имидж страны, национальная идентичность, нация

Важную роль, которую имидж стран играет в международных отношениях, отметил еще в середине прошлого века один из осно­воположников имиджелогии Кеннет Боулинг (Boulding, 1956). Он же разделил национальный имидж на внешний — представление об одной нации, которое складывается в общественном мнении дру­гой, — и внутренний — представление нации о самой себе. То есть то, что теперь принято называть идентичностью. Идентичность государства определяется как относительно стабильные, основан­ные на ролях, ожидания актора относительно самого себя.

Идентичность, по мнению исследователей, включает:

— национальную идентичность, которая определяется особен­ностями географического положения, организацией политической и экономической жизни, культуры и истории, этническим и рели­гиозным составом населения, разделяемыми ценностями и убеж­дениями;

— статус государства — его положение в межстрановом прост­ранстве, членство в международных организациях, характер от­ношений с теми или иными странами, перечень ролей, которые государство реализует на международной арене.

Идентичность носит персональный характер, тем не менее са­моощущение нации проектируется во внешнюю среду. Это утверж­дение справедливо для целенаправленного создаваемого и транс­лируемого образа страны — ее имиджа. Особенно при современном уровне развития коммуникаций и широких возмож­ностях для межличностных и межгрупповых контактов.

Дуалистический характер понятия “идентичность” и эволюция представлений о ней в XVII—XX вв.

Идентичность — в самом общем смысле — можно охарактери­зовать как присвоение себе некоего образа (в результате процесса идентификации) и постоянное ассоциирование себя с ним. С одной стороны, это ожидания актора относительно самого себя, с дру­гой, — что особенно характерно для групповой идентичности, — комплекс образных представлений, которые позволяют группе от­делять себя от других групп. З. Брандт отмечает, что русское слово “идентичность” известно с 60-х гг. XIX в. «До появления в русском языке этого слова использовалось слово “тождество”, обозначаю­щее соответствие, совпадение с кем-либо или чем-либо» (Брандт, 2000: 8). П. Рикер считает, что амбивалентность понятия иден­тичность содержится уже в семантической структуре слова. «Сооб­разно латинским словам “idem” и “ipse” здесь накладываются друг на друга два разных значения. Согласно первому из них, “idem”, “идентичный” — это синоним “в высшей степени сходного”, “аналогичного”. “Тот же самый” <...> или “один и тот же”, заклю­чает в себе некую форму неизменности во времени. Их противо­положностью являются слова “различный”, “изменяющийся”. Во втором значении, в смысле “ipse”, термин “идентичный” связан с понятием “самости” (ipseite), “себя самого”. Индивид тождествен самому себе. Противоположностью здесь могут служить слова “другой”, “иной”. Это второе значение заключает в себе лишь определение непрерывности, устойчивости, постоянства во времени (Beharrlichkeit in der Zeit), как говорил Кант» (Рикер, 1995: 19). Таким образом, можно выделить диалектический характер идентич­ности, ее постоянство и изменение. Идентичность как “самость”, верность самому себе, и идентичность как “аналогия”, подобие чему-либо.

Идентичность как “самость” получила свое развитие в логике философии Нового времени. C развитием картезианского прин­ципа “автономного мыслящего субъекта” были заложены основы рассмотрения личностной идентичности как тождественности ин­дивида самому себе. В наши задачи не входит обзор всех теорий и направлений, рассматривающих идентичность. Они приводятся для того, чтобы показать постепенную трансформацию трактовки этого понятия, а именно перенос акцента с внутренней проблемы субъекта на его существование во внешнем мире.

Личность человека как результат опосредованного взаимодей­ствия с внешней средой рассматривалась в сфере психоанализа. Одни из первых теоретических разработок понятия “идентич­ность” в этом ключе принадлежат Зигмунду Фрейду. Благодаря его работе “Групповая психология и анализ Эго” (1914) (Дробижева и др., 1996: 297) понятия “идентичность” и “идентификация” стали широко известны в гуманитарном знании. К ряду самых влиятельных теоретиков, разрабатывавших концепцию человека, лишенного целостности, относится Жак Лакан. Его теория, фак­тически, оказалась переходной между экзистенциалистской трак­товкой, продолжающей картезианскую традицию толкования инди­вида, и постструктуралистской теорией смерти субъекта. Ж. Лакан полагал, что субъект сам по себе есть некая пустота, заполняемая содержанием символических матриц, он всегда находится в поис­ках самости и способен репрезентироваться только через Другого, в роли которого может выступать и отец, знаменующий закон и порядок, и социальное, и культура.

Во второй половине ХХ в. проблема идентичности разрабаты­валась в русле трех направлений: психоаналитического, интеракционистского и когнитивистского. Первыми к анализу феномена идентичности обратились сторонники психоаналитического на­правления. Э. Эриксон в работе “Детство и общество” (1950) пред­ставил идентичность как постоянное, непрекращающееся разви­тие Я в социуме, выделив в качестве основной адаптационную функцию данной личностной структуры. Дж. Марсиа выдвинул предположение, что идентичность — гипотетическая структура, феноменологически проявляющаяся через наблюдаемые паттерны “решения проблем”, т.е. актуализирующаяся в ситуации социаль­ного выбора. А. Уотерман сфокусировался на ценностно-волевом аспекте развития идентичности. Он предложил следующую струк­туру сформированной идентичности: цели, ценности и убеждения, выбор которых актуализируется в период кризиса идентичности и является основанием для дальнейшего определения смысла жизни.

В рамках когнитивистской ориентации особое внимание уделя­лось анализу соотношения личностной и социальной идентично­стей в структуре Я-концепции личности. Эта проблематика активно разрабатывалась в таких социально-психологических концепциях, как теория самокатегоризации Дж. Тернера и теория социальной идентичности Г. Тэджфела. В работах этих авторов личностная и социальная идентичность рассматриваются как взаимоисключаю­щие категории. Г. Тэджфел утверждал, что в определенный момент может актуализироваться либо личностная, либо социальная иден­тичность. Выбор определяется мотивационной структурой, ориенти­рованной на кратчайший путь достижения индивидом позитивной самооценки. Под самокатегоризацией Дж. Тернер понимал когни­тивное причисление себя к некоторому классу идентичных объек­тов. Одним из базовых постулатов его теории является выделение трех уровней идентичности, или самокатегоризации: человече­ской, т.е. самокатегоризации себя как человеческого существа, со­циальной или групповой, персональной или личностной. Между выраженностью одного уровня идентичности и другими ее уров­нями существует функциональный антагонизм: восприятие себя как члена группы, отличного от члена других групп, снижает вос­приятие себя как уникального индивида, отличного от членов дан­ной группы.

Фундаментальной основой для исследований идентичности, проводимых в рамках интеракционистской парадигмы, стала кон­цепция “Я” Дж. Мида, которая выделяет осознаваемую и неосо­знаваемую идентичность. Анализируя их соотношение в работе Дж. Мида, Н.В. Антонова (Антонова, 1996: 131—143) отмечает, что неосознаваемая идентичность базируется на неосознанно при­нятых от группы ожиданиях, нормах, привычках. Осознаваемая идентичность возникает тогда, когда субъект начинает размышлять о себе и своем поведении. Однако она формируется при помощи приобретенных в общественном взаимодействии языковых кате­горий. Ю. Хабермас понимает личностную и социальную идентич­ность как два измерения, в которых реализуется балансирующая Я-идентичность. Вертикальное измерение — личностная идентич­ность — обеспечивает связность истории жизни человека. Гори­зонтальное измерение — социальная идентичность — обеспечивает возможность выполнять различные требования всех ролевых сис­тем, к которым принадлежит человек. Я-идентичность возникает в балансе между личностной и социальной идентичностью. “Уста­новление и поддержание этого баланса происходит с помощью техник взаимодействия, среди которых исключительное значение отводится языку. Во взаимодействии человек проясняет свою иден­тичность, стремясь соответствовать нормативным ожиданиям парт­нера. В то же время человек стремится к выражению своей непо­вторимости” (там же: 138).

В рамках символического интеракционизма. была выявлена роль социальных отношений в формировании идентичности и по­казана неоднозначность окружающей реальности. И. Гоффман, клас­сифицируя идентичности, выделил политику идентичности. Осно­воположники социального конструктивизма П. Бергер и Т. Лукман рассматривают идентичность как ключевой элемент субъективной реальности, особый феномен, возникающий из диалектического взаимодействия индивида и общества: “Общества обладают исто­риями, в процессе которых возникают специфические идентично­сти; но эти истории, однако, творятся людьми, наделенными спе­цифическими идентичностями” (Бергер, Лукман, 1995: 280).

Новые неклассические интерпретации идентичности дала фило­софия постмодерна. Появление новых понятий, таких как декон­струкция Ж. Дерриды, паралогия Ж.-Ф. Лиотара, ризома Ж. Делеза и Ф. Гваттари, способствовали пересмотру традиционных дихото­мий приватного/публичного, мужского/женского, похожести/раз­личия, натурального/искусственного.

В последние десятилетия наметились четыре основных подхода к проблеме идентичности (Макарова, 2005: 55). Первый описан С. Холлом в книге “Проблема культурной идентичности и децентрация субьекта”. Автор говорит о кризисе идентичности, которая ранее была привязана к жестким структурам (классы, этносы, пол), а теперь к подвижным. Автор второго подхода — Э. Гидденс — выделяет приписываемую и осознанную идентичности. Он отме­чает, что идентичность все чаще превращается из состояния в реф­лексивный процесс. Подчеркивая, что в современном обществе идентичность постоянно меняется, рассматривает характерную для постсовременности ритуализацию идентичности. Представитель третьего направления, С. Лэш, пишет о том, что мы живем в эпоху рефлексивного модерна, для которой характерна детрадиционализация, когда человек сам начинает осмысливать свое место в обществе, самоопределяться среди множества существующих идентичностей. О проблемах идентичности в эпоху глобализации размышляют М. Кастельс и З. Бауман. Первый считает, что эти яв­ления антагонистичны. Второй, напротив, говорит, что глобализа­ция не снимает, а обостряет вопрос об идентичности, делая его важнейшей проблемой постсовременности. Ибо идентичность — и в этом Бауман оказывается близок к идеям Н. Бердяева и соци­альных конструктивистов — это призма, через которую индивид смотрит на мир.

Нация: основные подходы к определению

Ольга Малинова подчеркивает, что конструирование идентич­ностей происходит в контексте отношений власти, господства и доминирования: “... способы интерпретации различий задаются и поддерживаются государственной политикой категоризации ин­дивидов, медийными дискурсами, системой образования, литера­турой, кинематографом, повседневными социальными практика­ми и др.” (Малинова, 2009: 7). Идеологическим конструктом, играющим важную роль в определении позиций субъектов как в рамках современного государства, так и в рамках международного порядка, является понятие “нация”. Оно имеет решающее значе­ние для определения способа связи государства со своими поддан­ными, который отличает их от подданных других государств, а также для его внешнего окружения.

В этнографической, социологической и философской литера­туре традиционно сохраняются два альтернативных подхода к определению нации, сформировавшиеся в эпоху Нового времени: объективный и субъективный, или инструменталистский, а позднее конструктивистский. Сторонники первого предлагают идентифи­цировать нацию на основе определенных объективных признаков, не зависимых от субъективных воззрений ее представителей: тер­ритории, экономической жизни, общности языка, национального характера культуры. Представители субъективного подхода видят в нации большой коллектив, основанный на фундаментальном согласии своих членов.

В нашем случае представляется рациональным выработать син­тезированный подход и рассматривать нацию как геокультурно-политическое образование, не являющееся синонимом понятий “этнос” и “национальность”, формирование которых происходит в основном за счет субъективных биопсихологических механизмов.

Американский исследователь Э. Хобсбаум отмечает, что при концептуальной и исторической многозначности понятия “на­ция”, — в разное время оно использовалось применительно к гильдиям, корпорациям, союзам в стенах старинных университе­тов, феодальным сословиям, — во всех случаях оно служило ин­струментом отбора — тем, что сплачивает в общую массу одних людей, которых нужно отличать от других, существующих бок о бок с этими первыми (Hobsbaum, 1990). Критерии отбора варьиро­вались, однако концептуально не менялись: это представление об общих целях и интересах, общем историческом пути и представле­ние о “границе” нации, т.е. об идентифицирующих признаках. Та­кая функциональная интерпретация нации как механизма социально-политической классификации и идентификации вплотную смыкается с понятием “национальная идентичность”.

Пути осознания индивидом своей национальной идентичности

Исходя из сказанного, национальную идентичность мы будем понимать как конструкт, характеризующийся процессом постоян­но взаимодействующих между собой образов и смыслов. Процесс происходит внутри обширной матрицы, которая представляет со­бой комплексную систему и содержит стабильный набор способов воспроизведения: территориальное пространство, язык, культур­но-символические образы. Скрепляющим элементом для этого конструкта можно назвать основную идею, которой живет данное общество в данную историческую эпоху. Национальная идентич­ность опирается на солидарность, которая формируется через пу­бличный дискурс, где разные индивидуальные или групповые по­зиции обретают смысл и вес, соотносясь с более широким, хотя и дифференцированным целым (Calhoun, 1999: 222). Важно не только сформированное у личности чувство принадлежности к на­ции, но и восприятие основных ее характеристик как ценности. Это дает широкие возможности для целенаправленного конструи­рования, корректировки национальной идентичности.

Осознание индивидом своей национальной идентичности про­исходит двумя путями. Первый — назовем его “позитивным” или “реалистическим” — утверждение внутригруппового сходства на основе общности. Данный подход продолжает традицию реали­стической школы и одновременно структуралистов, рассматрива­ющих язык в качестве основного объединяющего элемента. Второй путь — “апофатический” — сближается с идеями конструктиви­стов, предполагает осмысление различий между “нами” и “другими”, определяющих границы группы. Как писал норвежский исследо­ватель И. Нойманн, “идентичность пребывает не в неотъемлемых и легко определяемых культурных атрибутах, а в отношениях, и решающий вопрос — где и как пролегает граница с Другими” (Малинова, 2009: 8). По мнению С. Хантингтона, единственным четким моментом, характеризующим идентичность, является обо­собление данного гомогенного, хотя бы по одному признаку, сооб­щества от других. Основания для проведения границы могут быть различны: “Люди формируют ощущение национальной идентич­ности в сражениях за дифференциацию с теми, кто говорит на другом языке, исповедует другую религию, хранит другие тради­ции или просто живет на другой территории” (Хантингтон, 2004: 61). Важно отметить, что идентичность определяется не столько “объективно” существующими сходствами и различиями, сколько значением, которое придается каждому из них.

Подобные сравнения могут либо укреплять чувство идентично­сти, либо разрушать его, если какие-то характеристики “своих” перестают соответствовать сложившимся представлениям, а их поведение не отвечает ожиданиям, основанным на прошлом опы­те. В этом случае происходит переосмысление традиционной идентичности и поиск новой, результатом которых может стать либо укрепление, трансформация или модернизация собственной идентичности, либо новая идентификация, “примыкание” к дру­гой, более “сильной”. Вакуума в данном случае быть не может, так как потеря идентичности чревата утратой психического равнове­сия, дискомфортом, девалоризацией и асоциализацией личности.

В ряде случаев национальная и этническая идентичности упо­требляются как синонимы, что дает нам право обратиться к теоре­тическим разработкам по этнической идентичности. Этническая идентичность — это, во-первых, создаваемое и воссоздаваемое в процессе социокультурной практики явление; во-вторых, главен­ствующую роль в ее формировании и развитии играет культура, в которой они и находят свое символическое выражение; в-третьих, она формируется в ходе взаимодействия биографии и истории, т.е. субъективных и объективных факторов.

Этническая и национальная идентичности формируются из “идеальных” и “отрицательных” прототипов и включают в себя следующие элементы:

— комплекс этнонимов и топонимов — название этноса, наци­ональности, нации, страны;

— автостереотипы — представления о чертах, общих для груп­пы, о своих плюсах и минусах;

— гетеростереотипы — представления о том, что разъединяет с другими;

— “этническую границу” — “социально-психологическое обра­зование отражает внутреннее видение группой пределов ареала своей культурно-психологической свободы” (Дробижева, 1998: 30);

— культурные этноидентифицирующие маркеры1;

— историю и национальную мифологию;

— традиции, культуру, элементы обыденного мировоззрения, мен­тальность, национальный характер, которые нередко служат мар­керами этнических границ;

— конфессиональные ценности;

— символику государства;

— образы профессиональной художественной культуры;

— поп-культуру, эксплуатирующую национальные ценности.

Особого внимания в силу своего коммуникативного потенциа­ла требует понятие “национальный интерес” (от лат. interest — иметь значение). Вопрос о том, следует ли рассматривать интерес в структуре национальной идентичности, остается дискуссионным (Новикова, 1984: 32—33). Понятие “национальный интерес” вплотную подводит нас к коммуникационной деятельности, направленной на конструирование определенных авто- и гетеросте­реотипов в национальном сознании: “...сами по себе интересы, не облеченные в форму идей, стремлений, желаний, теорий и взгля­дов, не могут быть реализованы. Важнейшую роль в этом играет идеология” (там же: 33).

Обобщив вышесказанное, выделим три основных направления для определения национальной идентичности: географическое, историческое, культурное. Из этих категорий признаков нация формирует представление о себе и о своих отличительных особен­ностях, которые постепенно становятся стереотипами.

Место и роль национальной идентичности в имиджевых коммуникациях страны

Идентичность — как самоимидж страны — конструкция мно­гоуровневая. В работах исследователей последних десятилетий, анализирующих структуру и пути формирования внешнеполити­ческого имиджа с помощью классического инструментария мар­кетинговых коммуникаций, идентичность рассматривается как составной корректируемый компонент имиджа либо как фунда­ментальная основа для его конструирования.

Так Э. Галумов (Галумов, 2004), обстоятельно перечисляя все элементы, из которых складывается имидж государства, объединя­ет их в две группы: условно статичные и условно динамичные. Статичные факторы формирования образа страны: нерегулируе­мые, постоянные геополитические факторы, природно-ресурсный потенциал, историческое и культурное наследие, базовая форма государственного устройства и структура управления. Динамич­ные факторы формирования образа страны подразделяются на три категории: социологические, в том числе национальная иден­тичность, институциональные и экономические. Первую группу факторов можно отнести к персональным компонентам имиджа, вторую — к социальными, обе они могут стать основой для фор­мирования символических имиджевых характеристик. Таким об­разом, Э. Галумов рассматривает идентичность как один из соци­альных компонентов имиджа

И. Рожков и В. Кисмерешкин (Рожков, Кисмерешкин, 2006) применили к построению имиджа страны понятие “платформы бренда”, т.е. его философии, цели и ценностей — и “единого стра­тегического дизайна” бренда. Суть второго в том, что каждый эле­мент в проекте должен соотноситься с центральным элементом — идентичностью. По мнению авторов, идентичность страны необходимо выработать, опираясь на географические, историче­ские, национальные и др. особенности, и четко сформулировать для последующей трансляции на внутреннюю и внешнюю аудито­рии. Данный подход представляется более полно отражающим коммуникационный потенциал национальной и государственной идентичности, ее роль в конструировании страновых имиджей. Универсальность данного подхода подтверждает и то, что большое внимание идентичности уделяют и авторы работ по корпоратив­ному имиджу. Внутренний имидж компании, отмечают они, имеет важное значение для формирования внешнего, так как каждый со­трудник — его носитель и транслятор. То же самое можно сказать и об имидже страны, если упрощенно рассматривать ее как корпо­рацию.

Имидж государства основывается на трех уровнях обществен­ного сознания: мифологическом, стереотипном и предметном. Для формирования внешнеполитического имиджа наиболее важ­ным является стереотипный слой. Стереотипы играют важнейшую роль и в определении индивидом разных уровней своей идентич­ности. Однако при этом необходимо учитывать роль и значение двух других уровней, обеспечивающих баланс структуре моделиру­емого имиджа, его взаимосвязь с ожиданиями общественности и реальным положением дел в стране.

Выделяют пять основных направлений имиджевых коммуника­ций страны на международной арене: это внешняя политика, дипло­матия, открытие представительств и культурных центров за рубе­жом; создание национальных брендов; работа над благоприятным инвестиционным имиджем; продвижение туризма, создание привле­кательного туристического имиджа; внешняя культурная политика.

Для разработки концепции формирования положительного имиджа страны на основе адаптации классических приемов и тех­нологий PR необходимо решить ряд задач, основными среди кото­рых являются:

1. Анализ структуры образа страны и стран-конкурентов и опре­деление требований аудитории. Самым доступным источником данной информации станут зарубежные СМИ, мониторинг кото­рых можно проводить по следующим параметрам: новостная види­мость субъекта, приписываемые субъекту смысловые и оценочные характеристики.

2. Формулировка характеристик имиджа.

3. Ранжирование существующих каналов коммуникаций — для продвижения модели образа страны в сознание мировой обще­ственности. К основным каналам можно отнести: международные отношения (в связи с чем большое значение приобретает имидж дипломатов); СМИ зарубежных стран; национальные СМИ; меро­приятия международного значения.

4. Поиск путей интеграции в единую систему каналов коммуни­каций, в частности перевод имиджевых характеристик в различные контексты.

5. Структурирование объектов коммуникативного воздействия — для адаптации приемов и технологий связей с общественностью, обеспечивающих процесс продвижения необходимого образа Рос­сии в сознание мировой общественности.

6. Разработка стратегии и тактики имиджевых коммуникаций.

Необходимо учитывать, что формирование имиджа любой стра­ны происходит параллельно на двух уровнях: официальном и при­ватном. Последний во многом сближается с понятием образа. Предпосылкой его формирования служит персональный интерес к стране, основным каналом — личные коммуникации. На офи­циальном уровне к формированию имиджа государства подключа­ются политические коммуникации. К “жестким” приемам моде­лирования образа страны можно отнести открытую пропаганду достижений, рекламу превосходства своего образа жизни. В ряде случаев подобные кампании не приносят желаемых результатов, как, например, случилось с США на Ближнем Востоке. В случае с мягким моделированием, когда коммуникации базируются на естественном интересе людей, особенно образованных, к познанию чужой страны, ведущее значение приобретает приватный уровень. Особенно велика его эффективность по отношению к таким лиде­рам мнений, как представители творческой интеллигенции, уче­ные. В случае с политиками и дипломатами решающее значение имеет категория интереса, следовательно, эффективность “мяг­ких” приемов относительно мала.

Для реализации имиджевой программы необходимо создание координирующего органа, а также коммуникационной инфра­структуры. Кроме того, необходимо вести систематическую работу с внутренней общественностью, а также с пятью категориями лю­дей, непосредственно задействованными в международных кон­тактах, — потенциальными имиджевыми каналами: это диплома­ты и сотрудники различных организаций, постоянно находящихся в стране-адресате имиджевого воздействия; специалисты в обла­сти построения имиджа, журналисты и другие профессионалы сферы коммуникаций, знакомые с реалиямя страны-адресата; ученые-исследователи страны-адресата; представители диаспоры, постоянно живущие в стране-адресате. Последних, в частности можно привлекать к изданию журналов о стране, ведению веб­сайтов на иностранных языках, посвященных узким областям вза­имодействия.

Примечания 

1 Отдельные дискуссии ведутся вокруг роли языка в конструировании этноса и его идентичности. За признание ведущего значения языка в этногенетических процессах выступают представители классической философии и теоретического языкознания (Гердер, Гумбольдт, Э. Сепир); против — конструктивисты (Б. Ан­дерсон, П. Берн, Э. Хобсбаум и др.).

Библиография

Антонова Н.В. Проблема личностной идентичности в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма и когнитивной психоло­гии // Вопросы психологии. 1996. № 1.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трак­тат по социологии знания. М., 1995.

Брандт З.В. К истории слова “идентичность”. М., 2000.

Галумов Э. Основы PR. М., 2004.

Дробижева Л.М. Социальная и культурная дистанция. Опыт многона­циональной России. М., 1998.

Дробижева Л.М., Аклаев А.Р., Коротеева В.В., Солдатова Г.У. Демо­кратизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М., 1996.

Макарова Г.И. Этнокультурные идентичности: некоторые теоретиче­ские подходы к изучению проблемы // Вестн. Казан. гос. ун-та культуры и искусств. 2005. № 1.

Малинова О.Ю. Россия и “Запад” в ХХ веке: Трансформация дискурса о коллективной идентичности. М., 2009.

Новикова О.С. О морфологических особенностях национального само­сознания // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. М., 1984.

Рикер П. Повествовательная идентичность // Рикер П. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995.

Рожков И., Кисмерешкин Я. Бренды и имиджи. М., 2006.

Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной иден­тичности. М, 2004.

Boulding K. (1956) The Image: Knowledge in Life and Society. New York.

Calhoun C. Nationalism, Political Community and the Representations of Society, or Why Feeling at Home is not a Substitute for Public Space. European Journal of Social Theory 2 (2).

Hobsbaum E. (1990) Nations and Nationalism since 1780: Programm, Myth, Reality. Cambridge.


Поступила в редакцию 19.02.2010