Парадигмальный подход к изучению СМИ: опыт зарубежных исследователей

Раздел: Теория журналистики и СМИ

СМИ представляют собой сложный комплексный феномен, который и политически, и социально, и экономически, и антропологически детерминирован внешними факторами. В статье утверждается обоснованность парадигмального подхода к исследованиям СМИ, т. е. подхода, согласно которому объект/предмет изучается с позиций определенной доминирующей в существующих условиях системы воззрений, носителями которых выступают ученые – представители определенной научной школы. Описываются три наиболее распространенные парадигмы в зарубежных исследованиях: эмпирико-функционализм, политэкономическая и антропологическая парадигмы. Автор полагает, что парадигмальный подход является методологически корректным инструментом, способствующим системному рассмотрению исследований СМИ. В то же самое время парадигмальный подход не противоречит полипарадигмальности медиаисследований, что особенно проявляется в центристских взглядах ученых, признающих и социальный, и экономический, и культурный аспект медиа. Эмпирико-функционализм – самая распространенная, широко представ- ленная и «нормативная» парадигма, которую исследователи СМИ заимствовали из социологии. Каждая гипотеза доказывается эмпирическим исследованием, а теории и концепции формулируются исходя из соображений всеобщего благоденствия, поддержания социального баланса, плюрализма мнений, культурного и политического разнообразия. Самые известные теоретические постулаты о СМИ – от свободы слова до социальной миссии – продукт эмпирико-функционализма. Политэкономия СМИ – прагматичная парадигма, которая рассматривает природу и функционирование медиа без прикрас – исследует интересы медиасобственников, их взаимосвязь с элитой общества, рыночный аспект медиа. При сравнении со светлыми идеалами эмпирико-функционализма политэкономию медиа порицают за ее «ненормативность», перемещение центра тяжести исследовательского внимания к реалиям медиарынка, а не к запросам общества. Антропологическая парадигма изучает аудиторию СМИ не как массу – объект социологического интереса и не как потребителей – объект рекламных измерений для осуществления продаж. Аудитория медиа для антропологов – это индивиды, интерпретирующие сообщения в СМИ согласно индивидуальным селективно-перцепционным процессам. Контент СМИ представляет собой набор смысловых и ценностных категорий, формирующих повседневные практики пользователей. Современные российские исследования отличает и терминологический, и теоретико-концептуальный беспорядок, стремление освободиться от наследия советского теоретизирования в условиях марксизма-ленинизма, сформулировать актуальное национальное своеобразие, идентичность в контексте зарубежного академического медиадискурса. Парадигмальный подход к изучению СМИ отчасти стирает границы между «российской» и «зарубежной» научными школами, так как открывает более широкие горизонты концептуального рассмотрения. 

Термин «парадигма» является одним из наиболее широкоупотребляемых и вместе с тем критикуемых понятий в социогуманитарном знании. Классиком теоретизации «парадигмы» принято считать американского ученого Т. Куна, трактовавшего парадигму предельно широко, фактически приравнявшего ее к научной кар­тине мира, которая предлагает лучший или наиболее употребляе­мый способ интерпретации мироздания в данный период истори­ческого развития (Kuhn, 1962).

Уточняя термин «парадигма», Кун вводит понятие дисципли­нарной матрицы, компоненты которой представляются признака­ми парадигмы. Первый признак парадигмы — существование фун­даментальной теории, которую создало определенное сообщество ученых, разделяющих общие принципы и ценности изучаемой ими области знаний. Второй признак — возможность онтологиче­ской интерпретации теоретических законов, то есть корреляция фундаментальной теории с реальностью, тождественность базо­вых идей ученого и обывателя. Третий признак парадигмы Кун определяет как «общепринятые образцы», предлагающие ученым проверенный метод исследования научных вопросов.

Современное социологическое понимание термина «парадиг­ма» как системы «основных понятий, допущений, предложений, процедур и проблем какой-либо самостоятельной области знаний или теоретического подхода» (Scott, Marshall, 2009), а также ори­ентация на дисциплинарную матрицу Куна в достаточной степени позволяют в рамках исследований СМИ выделить те или иные па­радигмы. Исследуя опыт классификации, систематизации и типологизации медиатеорий зарубежными исследователями, мы обна­ружили, что, несмотря на все многообразие теоретических концепций, подходов, традиций анализа журналистики, СМИ, массовой коммуникации и медиа, теоретические построения во­круг данных объектов изучения зарубежными теоретиками ведут­ся в рамках трех парадигм: эмпирико-функционализма, политэко­номии и антропологической парадигмы.

С одной стороны, возможно обнаружить парадигмальные гра­ницы каждой из парадигм, присущие только ей теории и концеп­ции. С другой, очевидна тесная взаимосвязь одной парадигмы с другой. Поэтому иным верным подходом будет полипарадигмальный подход к исследованиям СМИ — признание одновременного существования элементов разных парадигм в рамках одной науч­ной школы. При этом полипарадигмальный подход не будет исключать парадигмальный подход, так как признание общего не­возможно без признания частного. Единичное и общее не являют­ся непримиримыми противоположностями. Единичное проявля­ется через присущее ему общее (Аристотель, 1952: 288).

Эмпирико-функционализм: доминирующая парадигма

Парадигма эмпирико-функционализма начала утверждаться в США в 1940-е гг.² Именно в это время стали появляться первые исследовательские институты коммуникаций. Исследователи СМИ отказались от распространенного в 1920—1930-е гг. пред­ставления о неограниченном воздействии СМИ на аудиторию. Эмпирико-функционализм был основан на тщательных эмпири­ческих исследованиях и стал доминирующим в университетах США в 1950-е гг. С точки зрения эмпирико-функционалистов, СМИ влияют на общество, оказывая тот или иной эффект. Фун­кцию СМИ можно определить, измерив этот эффект. Именно из­мерению и концептуализации эффектов СМИ в рамках парадиг­мы эмпирико-функционализма уделялось пристальное внимание.

Идея функционализма как теоретического и методологическо­го подходов характерна для многих социальных наук. Одна часть общества исследуется в связи с другой частью общества или при­менительно к обществу в целом. Так как понятие «функциона­лизм» пришло в исследования СМИ из социологии, то неудиви­тельно, что в рамках общей социологии массовая коммуникация исследовалась как подсистема общества. Американский социолог Р. Мертон первым предложил понятие «парадигмы функциональ­ного анализа» (Merton, 1943).

Однако корни функционализма можно обнаружить в работах французского социолога и философа Э. Дюркгейма, который сравнивал общество с биологическим организмом (Durkheim, 2007). Согласно функционализму, общество представляет собой сложную систему взаимосвязанных процессов, которые, находясь в равновесии, обеспечивают и способствуют сохранности общест­венного порядка. Общественный порядок и гармония разрушают­ся, когда члены общества дистанцируются друг от друга. Особое внимание Дюркгейм обращает на важность коммуникации для со­хранения и преобразования общества, ее роль в формировании и реформировании консенсуса по вопросам человеческого поведе­ния и для поддержания равновесия в обществе.

Американские исследователи С. Баран и Д. Дэвис (Baran, Davies, 1995) отмечают, что ученые-функционалисты были не столько теоретиками, сколько методологами, предложившими вместо теоретического абстрагирования эмпирические исследова­ния. Первопроходцы применения лабораторных и полевых экспе­риментов видели в ориентации на эмпиризм «научность» изуче­ния СМИ (Lazarsfeld, Berelson, Gaudet, 1944; Hovland, Janis, Kelley, 1953).

Применительно к исследованиям СМИ функционализму свой­ственны следующие теоретические постулаты (Gitlin, 1978):

• СМИ — один из компонентов, который вносит свой вклад в обеспечение стабильности в обществе;

• СМИ следует рассматривать как один из необходимых ком­понентов социальной структуры, без которого общество не может существовать далее;

• СМИ могут быть дисфункциональными, создавая дисгар­монию и способствуя возникновению форм девиантного поведения.

Анализ СМИ в рамках рассматриваемой парадигмы концен­трируется на выявлении функций СМИ, которые обеспечивают общественный порядок, и дает возможность СМИ выполнять (или не выполнять) определенные задачи, необходимые для под­держания равновесия в обществе.

Американский исследователь М. де Флер детально описал мас­совую коммуникацию в качестве социальной системы (De Fleur, 1966). СМИ он представил в качестве социальных систем, состоя­щих из подсистем. При этом сами СМИ, по его мнению, вписаны во внешнюю систему как совокупность социальных, политиче­ских и экономических условий общества. Модель де Флера смогла детально описать зависимость функционирования медиасистемы от различных факторов: аудитории, финансов, регулирующих компонентов, моральных норм и т.д. Ключевым элементом медиа­системы де Флер назвал массовое содержание — залог стабильно­сти всей системы.

Функциональная традиция анализа массовой коммуникации предлагает универсальный методологический язык обсуждения системы отношений «СМИ — общество». Она описывает основ­ные виды деятельности СМИ в контексте других общественных процессов — политических, социальных, экономических.

На сегодняшний день эмпирико-функционализм — зачастую трактуемый как единственно верный — является самым популяр­ным направлением изучения СМИ. Эта парадигма принята не толь­ко в академических, но и в профессиональных кругах (Вартанова, Ажгихина, 2011). Функционализм способствовал проведению изме­рений аудитории и построению на основе анализа аудитории рек­ламной политики. В то же самое время интерес рекламодателя именно к массовой аудитории лишил функционалистов возможно­сти качественных измерений отдельных ее представителей.

Политэкономическая парадигма: «ненормативная»

Политэкономия СМИ предполагает, что производство любого медиапродукта — будь то новости, публицистика, кино, реклама, популярная музыка или что бы то ни было еще — зависит от эко­номических и политических факторов, в первую очередь от част­ных собственников в медиаиндустрии (Franklin, 1997: 34). Этот подход рассматривает СМИ как индустрию. Как пишут два веду­щих теоретика политэкономии — британские ученые Г. Мердок и П. Голдинг: «СМИ — это, в первую очередь, производственные и коммерческие организации, которые изготавливают и распростра­няют продукты потребления» (Murdock, Golding, 1973: 227). Наи­более важным аспектом, доказывающим принадлежность медиа к бизнесу, является направленность производства на получение прибыли.

Особое значение для научного дискурса в области политэконо­мии СМИ сохраняют взгляды К. Маркса. Согласно Марксу, поли­тическая власть и богатство исторически взаимосвязаны. Буржуа­зия как правящий класс владеет культурными и медийными предприятиями, позволяющими регулировать идеи и образы, ко­торые транслируются подчиненным классам. Манипулируя ко­нечным продуктом этих предприятий, буржуазия пытается закре­пить свою картину мира и свое место в ней. Эти идеи преобладают в социальном дискурсе и доминируют на «умственных горизонтах подчиненных групп», которые в результате начинают восприни­мать существующее в обществе распределение богатства и власти как что-то естественное и неизбежное.

Политэкономия отчасти противоречит нормативному либераль­но-плюралистическому подходу, который рассматривает медиасфе­ру как независимую от государства и политических, экономических и социальных интересов. Некоторые критики утверждают, что политэкономический подход к медиа излишне строг и детерминиро­ван рынком. В результате обильной критики политэкономия СМИ рассматривается как «ненормативная» парадигма медиаисследова­ний, противоречащая идеалам и нормативам, декларируемым эмпирико-функционализмом (Вартанова, 2009). Британский социо­лог Д. Стринати утверждает, что чистые теоретики вроде Мэрдока и Голдинга предпочитали экономический детерминизм, нивелируя все аспекты и взаимодействия между коммуникативными функци­ями и экономическим процессом (Strinati, 1995: 143). Люди в поли­тэкономии предстают пассивными участниками идеологического процесса. Американский исследователь Дж. Фиске критически от­носится к одержимости политэкономии процессом производства в ущерб пониманию того, как люди потребляют медиапродукт. Для исследователя политэкономия ущемлена тем, что он называет «продуктивизмом» (Fiske, 1989). Люди анализируют то, что увидели, услышали или прочитали вне зависимости от намерений тех, кто предоставил им эту информацию. Концентрация медиа в одних ру­ках также не кажется Фиске проблемой, так как она не отменяет разнообразия, которое, по его мнению, обеспечивают те, кому предназначен медиапродукт, а не те, кто его производит или рас­пространяет (Mosco, 1996: 259).

Антропологическая парадигма: альтернативная

Развитие научной мысли в области исследований СМИ свиде­тельствует о проявлении отчетливого интереса к личности челове­ка, его культурному окружению, ценностям и мировоззрению от­дельных индивидов и групп, способности выстраивать оценочные суждения и интерпретации в процессе производства и потребле­ния медиа уже с 50-х гг. XX в.

В исследованиях СМИ как области научного знания, которая в североамериканской и западноевропейской традиции ведет нача­ло от социологии, резкого поворота в сторону антропологии не было. Правильнее говорить о равномерном и последовательном внимании к антропологическим концепциям и методам. Именно в результате устойчивой тенденции к междисциплинарности и происходит формирование антропологической парадигмы.

Крупнейшие американские ученые, классики социологии мас­совой коммуникации, предложили концепции, выходящие за рамки социологического описания особенностей восприятия со­общений СМИ аудиторией (Festinger, 1957; Key, 1961). Пользова­тель СМИ предстает индивидом, а не представителем массовой аудитории, а коммуникация — сложным селективным процессом.

Важным фактором, характеризующим антропологическую па­радигму в исследованиях СМИ, следует считать внимание к соци­альному и культурному контексту, в который вовлечена аудитория СМИ, а также к индивидуальным особенностям человека. Пред­ставление о структурированном характере аудитории, каналах свя­зи внутри нее и влиянии межгрупповой коммуникации на общие убеждения в обществе — антропологический компонент медиаис­следований.

Фактором становления антропологической парадигмы стало развитие научных школ, которые в своей деятельности делали ак­цент на изучении культуры и использовании культур антропологи­ческих методов. Первой такой школой стала Анненбергская шко­ла, созданная в 1959 г. при Пенсильванском университете (США) под руководством Дж. Гербнера (Gerbner, Gross, Signorielli, 1978; Gerbner, Gross, Morgan, Signorielli, 1980). Второй школой, значи­тельно повлиявшей на развитие антропологического подхода в исследованиях СМИ, стала Бирмингемская школа, созданная в 1960 г. в Великобритании, с ее яркими представителями Р. Хоггартом и С. Холлом. Ученые вели разработку критической тео­рии культуры. Свои усилия исследователи направили на изучение идеологии в медиа и популярной культуре, ее влиянии на моло­дежь, рабочий класс, национальные меньшинства, маргинальные слои. Достаточно отчетливо был проявлен интерес к этнографии аудитории, в результате чего предложена модель «кодирования— декодирования» медиакоммуникации: аудитория способна деко­дировать сообщения СМИ, т.е. читать «между строк» («предпоч­тительное чтение»), оказывая тем самым сопротивление идеоло­гическому воздействию (Hall, 1973).

Расцвет разнообразных школ изучения языка, находящихся на пересечении лингвистики и антропологии, благоприятствовал по­следующим теоретическим заимствованиям со стороны исследо­вателей СМИ. Этнография устной речи и этнография коммуника­ций американцев Д. Хаймса и Дж. Гамперца — направление исследований, в котором не только язык, но и речь группы пред­ставлена как система, элементы которой в разных культурах вы­полняют различные функции (Hymes, Gumperz, 1972: 28—40; Goffman, Garfinkel, Cicourel, Labov, Kermode, Bal, 1989). Изучение языка СМИ получило развитие в нарративном анализе, который трактует события не как объективно происходящие факты, а как возникающие из контекста, требующие интерпретации, корреля­ций с другими событиями.

Новые исследования аудитории 1980-х гг. были направлены на изучение медиапотребления в удаленных от западного мира куль­турах — Иране, Израиле, Китае, Японии, СССР (Liebes, Katz; Sreberny-Mohammadi, 1990; Mickiewicz; Morley, 2008). Представи­тели различных наций по-разному интерпретировали содержание СМИ, исходили из разных ценностных систем координат. Это от­носится как к интерпретации поведения героев сериалов, так и к интерпретации политических новостей. В ряде исследований были зафиксированы интегрированные отношения массмедиа и повседневных жизненных циклов.

Новые медиа, исследование которых активизировалось в 2000— 2010-е гг., стали поводом для пересмотра ключевых концепций аудитории и медиапотребления, производства и распространения контента, роли медиа в общественном пространстве (Vartanova, 2004). Появился термин «киберантропология», с помощью кото­рого описывалась структура, динамика и природа интернет-сооб­ществ. Понятие «сопротивляющаяся» аудитория было заменено на «активную» аудиторию, под которой стали понимать уже не теле­зрителей как активных интерпретаторов сообщений СМИ, а поль­зователей Интернета как одновременно потребителей и произво­дителей контента. Социологическое понимание социального пространства оказалось неприменимо к виртуальному простран­ству. Новые принципы объединения в сообщества, новые формы функционирования сообществ в Интернете, конструирование се­тевого «я», новые формы практик — от медиакоммуникации с близкими посредством гаджетов до занятий сексом онлайн — вы­нуждают исследователей СМИ обращаться к качественным эмпи­рическим исследованиям аудитории, а антропологов задаваться вопросом: что происходит с современным человеком, глубоко по­груженным в медийное пространство?

Выводы

При всем многообразии дисциплин, теорий, концепций, под­ходов, традиций анализа, научных школ журналистики, СМИ, массовой коммуникации и медиа при традиционно сложившейся «терминологической свободе» в зарубежном академическом сооб­ществе парадигмальный подход оказывается удобным. Как бы ни интерпретировали исследователи «парадигму», общепринятым яв­ляется представление о широте этой рамочной конструкции, в ко­торую возможно включить все известные виды и формы научного знания о СМИ и журналистике (Вартанова, 2010). В то же самое время ширина этой рамочной конструкции ограничена, и грани­цы в достаточной степени четко определены. Конечно, в позиции умеренного центристского взгляда на медиа все три парадигмы пересекутся. Исследователь-центрист скажет, что медиа — это и социальный институт, и индустрия, и культурный артефакт. Одна­ко по мере движения в сторону правого или левого радикализма исследователю-политэконому будет сложно согласиться с исследователем-функционалистом.

Опыт зарубежных ученых в классификации парадигм может быть полезным для российских исследователей. Методологически «парадигма» остается чуть ли не единственным инструментом, по­зволяющим распутать клубок «теоретико-концептуального беспо­рядка», свойственного российскому научному процессу. Кроме того, если рассматривать «десоветизацию» российских исследова­ний (Vartanova, 2009) и «девестернизацию» (Korkonosenko, 2015) глобальных медиаисследований как два пути, начавшихся с раз­ных точек, то парадигмальный анализ существующих медиатео­рий в российском и зарубежном академическом поле может стать методологически верным шагом к точке, где эти два пути могут сойтись. Консолидация усилий и развитие двухстороннего рос­сийского сотрудничества с зарубежными коллегами может стать следствием ревизии исследовательских парадигм.

Примечания

¹   Исследование выполнено за счет средств гранта Российского научного фон­да (проект № 17-18-01408).

² Также известного как структурный функционализм.

Библиография

Аристотель. Аналитики первая и вторая. М.: Государственное изда­тельство политической литературы, 1952. С. 288.

Вартанова Е.Л., Ажгихина Н.И. Диалоги о журналистике. М.: Фак. журн. МГУ; МедиаМир, 2011.

Вартанова Е.Л. О современном понимании СМИ и журналистики // Медиаскоп. 2010. № 1.

Вартанова Е.Л. Факторы модернизации российских СМИ и проблема социальной ответственности // Медиаскоп. 2009. № 1.

Bal M. (1997) Narratology: Introduction to the Theory of Narrative. Toronto and Buffalo: Toronto University Press.

Baran S., Davies D. (1995) Mass Communications Theory. Belmont, California: Wadsworth.

Barthes R. (1957) Mythologies. Paris: Seuil.

Cicourel A. V. (1979) Speech acts and conversations: Bringing language back into sociology. Contemporary Sociology 8 (2): 168—170.

De Fleur M. (1966) Theories of Mass Communication. New York: David McKay.

Durkheim E. (2007) The rules of sociological method. In S. Appelrouth, L. D. Edles (eds.) Classical and Contemporary Sociological Theory: Text and Readings. Thousand Oaks, CA: Pine Forge Press. Pp. 95—102.

Festinger L. A. (1957) Theory of Cognitive Dissonance. Evanston: Row.

Fiske J. (1989) Reading the Popular. London: Unwin Hyman.

Franklin B. (1997) Newszak & News Media. London: Arnold.

Garfinkel H. (1967) Studies in ethnomethodology. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall.

Gerbner G., Gross L., Signorielli N. (1978) Cultural indicators. A research project on trends in television content and viewer conceptions of social reality. Philadelphia: The Annenberg School of Communication, University of Pennsylvania.

Gerbner G., Gross L., Morgan M. & Signorielli N. (1980) The «mainstreaming» of America: violence profile no. 11. Journal of Communication 30: 10-29.

Gitlin T. (1978) Media sociology: the dominant paradigm. Theory and Soci­ety 6: 205-253.

Goffman E. (1959) The Presentation of Self in Everyday Life. Edinburgh: University of Edinburgh Social Sciences Research Centre.

Golding P., Murdock G. (2000) Culture, communication and political economy. In J. Curran  & M. Gurevitch  (eds.) Mass Media and Society. London: Edward Arnold.

Gumperz J.J. (1962) Types of linguistic communities. Anthropological Linguistics 4 (1): 28—40.

Hall S. (1973) Encoding and decoding in the television discourse. Birmingham: University of Birmingham.

Hovland C., Janis I., Kelley H. (1953) Communication and Persuasion. New Haven, Conn.: Yale University Press.

Hymes D.H. (1962) The ethnography of speaking. In T. Gladwin,  W. C. Sturtevant (eds.) Anthropology and Human Behaviour. Washington, D.C.: Anthropological Society of Washington. Pp. 13—53.

Kermode F. (1979) The genesis of secrecy: on the interpretation of narrative. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Key V.O. (1961) Public Opinion and American Democracy. New York: Knopf.

Korkonosenko S.G. (2015) Global de-Westernization Trend in Media Studies and Russian Journalism Theory. Central European Journal of Communication 2: 175-186.

Kuhn T. S. (1962) The Structure of Scientific Revolutions (1st ed.). University of Chicago Press.

Labov W. (1972) Language in the Inner City. Philadelphia, PA: University of Pennsylvania Press.

Lazarsfeld P., Berelson В., Gaudet H. (1944) The People’s Choice: How the Voter Makes Up His Mind in a Presidential Campaign. New York: Duell, Sloan and Pearce.

Liebes Т., Katz E. (1990) The Export of Meaning: Cross-Cultural Reading «Dallas». Oxford: Oxford University Press.

Merton R. (1949) Social Theory and Social Structure. Glencoe, IL: Free Press.

Mickiewicz E. (2008) Television, Power and the Public in Russia. Cambridge: Cambridge University Press.

Morley D. (1980) The nationwide audience: structure and decoding. London: BFI.

Mosco V. (1996) The Political Economy of Communication. London: Sage.

Murdock G., Golding P. (1973) For a political economy of mass communications. In R. Miliband, J. Saville (eds.) Socialist Register. London: Merlin.

Scott J., Marshall G. (2009) A Dictionary of Sociology. Oxford: Oxford University Press.

Sreberny-Mohammadi A. (1994) Small Media, Big Revolution: Communication, Culture and the Iranian Revolution. Minneapolis: University of Minnesota Press.

Strinati D. (1995) An Introduction to Theories of Popular Culture. London: Routledge.

Vartanova E. (2004) The Russian Network Society. In M. Castells (ed.) Net­work Society: a Cross-cultural Perspective. Cheltenham and Northampton, MA: Edward Elgar.

Vartanova E. (2009) De-Sovietizing Russian Media Studies. In D. K. Thussu (ed.) Internationalizing Media Studies. London: Routledge.

Поступила в редакцию 23.05.2017