Эволюция образа М.В. Ломоносова в русской историографии

Раздел: История журналистики

Статья посвящена анализу основных тенденций в формировании и эволюции образа М.В. Ломоносова в отечественной исторической литературе с середины XVIII в. до наших дней.

Не так давно, в 2011 г., в нашей стране с большим размахом от­мечалось 300-летие со дня рождения выдающегося русского про­светителя и первого российского академика Михаила Васильевича Ломоносова. Это событие естественным образом подстегнуло ин­терес широкой общественности, средств массовой информации, отдельных исследователей и журналистов к фактам биографии, научным и иным заслугам нашего великого юбиляра. Практически весь юбилейный 2011 г. мы узнавали о тех многочисленных нова­циях и громадном вкладе, который Михаил Васильевич с его не­обузданной энергией внес в различные отрасли научного знания и отечественной культуры. И все это, безусловно, правильно и спра­ведливо. Однако жанр юбилейных торжеств по вполне понятным причинам не предполагал серьезного научного и тем более крити­ческого отношения к самому юбиляру и тому следу, который он оставил в российской научной и общественной мысли. Ни в коей мере не умаляя заслуг Михаила Васильевича, я бы хотел по проше­ствии нескольких лет, когда утихли литавры и закончились славо­словия, еще раз потревожить его память. В центре моего повество­вания будет поставлена не столько фигура Михаила Васильевича Ломоносова¹, сколько более эфемерная материя, а именно эволю­ция образа М.В. Ломоносова в русском общественном сознании и тех факторов, которые его в разное время определяли.

И прежде всего я хотел бы подчеркнуть, что в свете того совер­шенно выдающегося места, которое занял М.В. Ломоносов в исто­рии отечественной культуры, места, в полной мере оцененного уже современниками великого просветителя, главную формирую­щую роль в складывающейся традиции таковой оценки играла го­сударственная политика. Несмотря на то что первые биографии М.В. Ломоносова увидели свет в 70-е гг. XVIII в.², высочайший ин­терес к его делам и фигуре был проявлен лишь в 1782 г. в связи с созданием Комиссии по учреждению народных училищ. Этот орган по замыслу Екатерины II создавался для правильной орга­низации народного образования подданных Российской империи. В основе этого плана была не только образовательная, но и поли­тическая цель — воспитание граждан в духе верноподданнических и патриотических чувств. Этим целям должна была служить бес­прецедентная по тем временам издательская программа, предпо­лагавшая издание учебных пособий, хрестоматий и воспитательных книг определенных к чтению учащимися в народных училищах Российской империи различных уровней. Примечательно, что кни­ги эти предполагалось издавать в двух вариантах — собственно для учащихся (учебные пособия) и учащих (как бы мы сказали ныне — методические указания). Эта прокламация просвещенного абсо­лютизма должна была опираться на многочисленные примеры из жизни, которые легче всего было найти в жизнеописаниях выдаю­щихся россиян. Однако, если подобных примеров из числа при­дворных и военных чинов разных эпох было довольно много, то образы сознательных граждан явно нуждались в расширении. Основ­ными примерами в сочинении «О должностях человека и гражданина»³ выступают К. Минин и И. Сусанин. Вот тут-то властью был впервые востребован образ М.В. Ломоносова. Естественно, что в воспитательных целях его светлый лик должен был быть без­упречен, по крайней мере, с позиций заказчиков и вдохновителей этого образовательного проекта. А им была сама императрица.

Сама Екатерина II в статье «О российских сочинениях и Рос­сийском языке»⁴ ссылается на Ломоносова как на непререкаемый авторитет в области словесности и поэзии. Этот властный импульс был подхвачен Президентом Академии наук княгиней Е.Р. Дашко­вой, которая приняла решение издать полное академическое со­брание сочинений М.В. Ломоносова. Это издание предваряла био­графия М.В. Ломоносова, написанная членом-корреспондентом АН М.И. Веревкиным⁵. Созданная по этому заказу биография на­писана в стиле сентиментальной, романтической повести. Жизнь М. В. Ломоносова предстает читателю полной приключений и со­блазнов, в борьбе с которыми он неизменно выбирал единственно верный путь. Примечательно, что этот, в общем, весьма идеализи­рованный образ первого отечественного ученого еще могли оце­нить доживавшие свой век современники Михаила Васильевича, в том числе и те, с которыми он находился в весьма непростых от­ношениях и которые, говоря по правде, могли, ссылаясь на личное с ним знакомство, подкорректировать его. Из живших на момент издания биографии Веревкина академиков С.Я. Румовского, Ф. Эпинуса, С.К. Котельникова, Я. Штелина лишь последний передал ав­тору кое-какие сведения⁶. Так или иначе, но никто из перечислен­ных лиц не высказал желания отредактировать или опровергнуть складывающийся на их глазах миф государственной пропаганды.

Определенную оппозицию этому мифу высказал самый извест­ный политический заключенный екатерининской эпохи — А.Н. Ра­дищев. В своем «Слове о Ломоносове», завершающем его знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву», он писал: «.Ломоносов, действуя на сограждан своих разнообразно, разнообразно отверзал обществу уму стези на познание. Родил он себя прежде других, родил себя в вожди и слава твоя есть слава вождя. Но если Ломо­носов не достиг великости в испытании природы, он действия ее великолепные описал нам слогом чистым и внятным. И хотя мы не находим в творениях его, до естественной науки касающихся, изящного учителя естественности, найдем, однакож, учителя в слове...»⁷. Однако это мнение осталось незамеченным в свете репрес­сий, обрушившихся на его автора.

В 1786 г. Екатерина II заканчивает свою пьесу «Начальное управ­ление Олега», куда были вставлены несколько строф из од Ломоносова⁸. Такое августейшее внимание к Ломоносову, определявшее его соавторство, означало прямое монаршее покровительство его памяти. В 1792 г. скульптор Ф.И. Шубин получает заказ на созда­ние бюста М.В. Ломоносова для установки его в Камероновой га­лерее Царкосельского дворца, где размещались бюсты античных героев. Это в значительной степени и определило тот стилистиче­ский образ Ломоносова, который воплотил Ф.И. Шубин в своем бюсте.

Последующие обращения к образу М.В. Ломоносова таких ав­торов, как П. Плавильшиков⁹, М. Баккаревич¹⁰ и др., с необходи­мостью отрабатывали уже сложившуюся мифологему о М.В. Ломо­носове поэте-патриоте, гражданине и реформаторе русского языка.

В царствование Павла I и Александра I этот образ почти не пре­терпел изменений. Продолжая традиции екатерининской эпохи, новые учебные пособия для народных училищ, выпускавшиеся уже после проведения в жизнь образовательной реформы Алек­сандра I, в обязательном порядке требовали изучения биографии и отдельных произведений М.В. Ломоносова. В рекомендованной к чтению для юношества антологии русских национальных героев его имя поставлено в один ряд с Я.Ф. Долгоруковым, П.А. Румянцевым-Задунайским, А.В. Суворовым и Г.А. Потемкиным и др.¹¹

Столетняя годовщина со дня рождения М.В. Ломоносова (1811) прошла незамеченной в пылу баталий наполеоновских войн.

Завершение первого, «поэтически-патриотического» этапа в фор­мировании образа М.В. Ломоносова связано с именем Александра Сергеевича Пушкина. С одной стороны, он посвятил М.В. Ломо­носову проникновенные строки одного из своих известных сти­хотворений:

Невод рыбак расстилал по берегу студенного моря;

Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака!

Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы:

Будешь умы уловлять, будешь помощник царям.

С другой стороны, как поэт Пушкин характеризует Ломоносова следующим образом: «Уважаю в нем великого человека, но, конеч­но, не великого поэта. Он понял истинный источник русского языка и красоты оного: вот его главная заслуга»¹².

Таким образом, имидж Ломоносова-поэта стал потихоньку от­ходить в прошлое. Правда, практически в то же самое время архи­вистом и историком П.А. Мухановым был дан новый импульс к трансформации ломоносовского образа. В сентябрьском номере «Московского телеграфа» за 1825 г. им было опубликовано обще­известное ныне письмо М.В. Ломоносова к И.И. Шувалову, пред­начертавшее план основания Московского университета. Таким образом, исторические слухи, связывающие основание Москов­ского университета с его именем и отчасти подтверждавшиеся са­мим М.В. Ломоносовым в ряде его высказываний и упоминаний¹³, обрели свое документальное подтверждение. Как известно, после этого Московский университет выступил с инициативой установки в университете памятника М.В. Ломоносову как своему основателю.

Если на торжестве своего полувекового юбилея в 1805 г. в речах собравшихся по этому поводу профессоров и питомцев звучали благодарности «другу просвещения» И.И. Шувалову, его августей­шей покровительнице и действующему монарху¹⁴, то уже в год своего 75-летия акценты были расставлены вполне определенно. В торжественных речах профессора И.М. Снегирева и М.П. Погоди­на (особенно последнего) роль Ломоносова в основании Москов­ского университета становилась решающей¹⁵.

Данная тенденция была печатно оформлена в изданной к сто­летнему юбилею Московского университета первой его печатной истории, написанной С.П. Шевыревым¹⁶. Окончательно она была закреплена в дни столетнего юбилея Московского университета в речах главных докладчиков от Московского университета на тор­жественном акте Московского университета по этому случаю, — профессоров С.М. Соловьева¹⁷ и М.П. Погодина. Эта точка зрения не противоречила тогдашней политике Министерства народного просвещения и надолго определила место М.В. Ломоносова в соз­дании первого классического университета в России.

В данной связи уместно напомнить, что эта ипостась образа Ломоносова нашла свое отражение в установке памятника М.В. Ло­моносову в Московском университете 12 января 1877 г. и в при­своении уже в советское время Московскому университету имени М.В. Ломоносова. Именем Михаила Васильевича были названы первые научные чтения, регулярно проводимые Московским уни­верситетом после Великой Отечественной войны, и престижные научные премии, назначаемые и выдаваемые Московским универ­ситетом своим выдающимся питомцам. И по сей день образ М.В. Ло­моносова теснейшим образом связан с Московским университе­том, свидетельством чего может стать масса примеров, о которых здесь нет возможности говорить подробно.

Довольно длительное время, как до революции, так и после, был востребован образ юного М.В. Ломоносова, который в своей жаж­де знаний преодолел все мыслимые и немыслимые препятствия на своем пути и добился выдающихся успехов в науках. Пионером на этом пути была книга К. Полевого «Михаил Васильевич Ломоносов»¹⁸. Книга представляет собой образчик популярной биографии М.В. Ломоносова и получила благожелательную критику. С отзы­вом на нее выступил даже В.Г. Белинский, называвший ее «поэти­ческой биографией человека и гения»¹⁹.

Образ юного помора, не останавливавшегося ни перед чем на пути к знаниям, оказался востребованным в 40—50-е гг. XIX в. В своем вольном пересказе, зачастую сдобренном разными сенти­ментальными деталями, в стихотворной форме или в прозе, под разными названиями эта биография М.В. Ломоносова тиражиро­валась в различных детских, популярных «народных» изданиях за подписью различных авторов и напечатанная разными издатель­ствами. В этой связи можно вспомнить ставшие классическими строфы стихов Н.А. Некрасова, обращенные к детской аудитории.

Скоро сам узнаешь в школе,

Как архангельский мужик 

По своей и божьей воле 

Стал разумен и велик.

Этот имидж, правда, долгое время не поддерживался офици­альными властями. Подобное положение дел было связано прежде всего с растущей революционизацией российских университетов второй половины XIX — начала ХХ в. и обозначившимся стремле­нием правительства в связи с этим ограничить доступ к образова­нию представителям ряда социальных и национальных групп. Но поистине вторую жизнь он обрел с приходом советской власти.

В свете гигантских задач по ликвидации неграмотности в стра­не и введения всеобуча образ стремящегося к просвещению моло­дого человека «от сохи» пришелся как нельзя кстати. Старт этой идеологической кампании дали торжества, посвященные 200-лет­ней годовщине создания Академии наук в сентябре 1925 г. Юби­лейные мероприятия были всемерно поддержаны советской вла­стью. 27 июля 1925 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление о признании Российской академии наук высшим учебным заведе­нием СССР. Сами торжества, проходившие частично в Москве, частично в Ленинграде, отмечались как праздник общенациональ­ной значимости. Примечательно, что живую связь времен на этом юбилее олицетворяла собой 13-летняя пионерка Нина Быкова — праправнучка М.В. Ломоносова по женской линии²⁰.

За день до начала торжеств было опубликовано Постановление Президиума ВЦИК о введении в РСФСР всеобщего начального обучения с планированием ввести его как обязательное не позже 1933—1934 гг.²¹

В газете «Правда» со статьей «Академик Михайло Ломоносов» выступил старый большевик и один из основателей этой газеты Л. Сосновский. «Третий век Академии, — писал он, — будет пер­вым веком сближения науки с народными массами. Массы поймут значение науки и ее твердыни — Академии. Миллионы юношей из рабочей и крестьянской среды должны зажечься тем же пламе­нем, каким горел Ломоносов. Пусть каждый желторотый юнец в городе и деревне растет с ощущением, что и он в какой-то мере станет Ломоносовым. Ломоносов в XVIII веке был чудом. Ломоно­совы в нашу эпоху станут явлением массовым.»²².

Для популяризации образа первого «народного» академика по­чтой СССР была выпущена марка с изображением Ломоносова. Газеты печатали соответствующие переживаемому моменту стихи:

Ты видишь, Михайло, как шаг наш уверен,

Ты слышишь, как мчатся лихие года,

В науку для нас не закроются двери,

Наука от нас не уйдет никогда.

Для закрепления образа Ломоносова-ученика в сознании тех, кто уже освоил грамоту, были выпущены его беллетризированные биографии²³.

В дальнейшем этот образ русского мальчика «из низов», который в своей жажде знаний преодолел все возможные преграды, вошел составной частью в более общий образ отца национальной науки. И надо сказать, что этот образ Ломоносова в предвоенные годы действительно дал толчок многим молодым людям, пришедшим в университеты прямо «от станка» и «от сохи» и внесшим затем свой, порою неоценимый вклад в развитие отечественной науки и образования.

Начало образу Ломоносова — основателя и творца русской науки — положили торжества, приуроченные к столетней годов­щине со дня кончины М.В. Ломоносова. Юбилейные собрания проходили в обеих столицах и еще в 25 городах в 1865 г. В условиях начавшихся реформ, которые, как уже тогда было очевидно, поля­ризовали русское общество, этот юбилей был призван, в том чис­ле, сплотить нацию перед новыми вызовами на примере «самого чистокровного представителя русского народа по своему происхо­ждению». В торжественной речи, посвященной великому россия­нину, в стенах Академии наук выступил академик Я.К. Грот. Он подчеркнул то обстоятельство, что «в настоящее время на первый план в оценке Ломоносова выступает его общественная деятель­ность, его национальное значение; он является передовым борцом русской мысли, и общая дань памяти его есть торжественное при­знание драгоценнейших духовных сокровищ нации»²⁴. Эта «вос­питательная» сторона жизни М.В. Ломоносова для русского народа стала центральной идеей всех проводимых торжеств и стержнем многих публикаций. Появившиеся в большом количестве научные работы, публицистические статьи впервые восславили заслуги Ло­моносова во всех отраслях естественных и гуманитарных наук, в журналистике, литературе и в «воспитании народа». Спектр ав­торов был необычайно широк. Граней таланта отечественного про­светителя тоже открылось много. На этом фоне небольшая статья анонимного автора в православном журнале «Домашняя беседа» прошла почти незамеченной. Она называлась «Ломоносов и немцы»²⁵ и отражала в несколько утрированном виде известную (но столь радикально не высказывавшуюся ранее) точку зрения сла­вянофилов о М.В. Ломоносове — как борце против немецкого за­силья в науке и против русских пособников этого засилья.

Примечательно, что для целей создания нового образа активно применялся метод, затем неоднократно использовавшийся в по­пуляризации Ломоносова. Как правило, общественности пред­ставлялись только оправдавшиеся предположения Ломоносова из множества таковых, рассыпанных в его трудах и бумагах. Это по­зволяло представить Ломоносова как непререкаемого авторитета в вопросах перспектив развития всех отраслей отечественной науки. При этом естественным образом замалчивались явно контрасти­ровавшие с этой точкой зрения оценки его коллег—современников по Академии наук. В этой ситуации использование тезиса о борьбе Ломоносова с немецким засильем позволяло низвести эту, в общем известную, нелицеприятную критику до субъективных оценок, вызванных накалом полемики.

Много документов из архива Ломоносова к юбилею было опу­бликовано еще ранее А.Ф. Вельтманом²⁶, а затем П.С. Билярским,²⁷ П.П. Пекарским. Перу последнего принадлежит и издание академической «Истории Императорской Академии Наук в Петер­бурге», в которой образ Ломоносова — борца с немецким засильем — получил свое каноническое воплощение. Вот одна цитата: «Все эти бумаги (Ломоносова. — Д.Г.) имеют особенное значение для боль­шинства русских читателей, которые в этом случае всегда стано­вятся на сторону Ломоносова именно потому, что у Ломоносова резко осуждаются льготы и преимущества иноземцам в России и их весьма понятное равнодушие к ее пользам.»²⁸.

Примечательно, что эти утверждения надолго пережили самого автора, а длительное время сличением ломоносовских бумаг с по­добными же архивными данными других участников приснопамят­ных академических прений XVIII в. никто специально не занимался.

Указанные выше черты образа Ломоносова оказались столь прочно вплетены в ткань отечественной историографии потому, что были востребованы и закреплены в дни празднования двухсот­летней годовщины со дня рождения М.В. Ломоносова. Для его подготовки были образованы две комиссии — в 1909 г. по праздно­ванию 200-летия со дня рождения М.В. Ломоносова и в 1910 г. по созданию выставки «Ломоносов в Елизаветинское время». Сам император Николай II соизволил оказывать высочайшее покрови­тельство работе выставочной комиссии. Среди известных имен, сотрудничавших в ней, были признанные на тот момент авторите­ты отечественной науки: Н.Н. Бекетов, В.И. Вернадский, Л.И. Со­болевский, А.А. Шахматов, С.Ф.Ольденбург и др. Финансирование организации выставки взяло на себя государственное казначейство.

Сами ломоносовские торжества состоялись 4—7 ноября 1911 г. Центр юбилея, естественно, располагался в столице. Торжествен­ные литургии, панихиды в Александро-Невской Лавре перемежа­лись с многолюдными учеными заседаниями в различных залах. Подчеркнутое внимание царствующей династии к торжествам, представители которой присутствовали практически на всех меро­приятиях, должны были свидетельствовать о единении народа и монархии перед лицом грядущих испытаний.

Мир на всех парах катился к мировой войне. Ставки к 1911 г. уже были давно сделаны, и в этой обстановке образ Ломоносова — основателя отечественной науки и борца с немецким засильем — не только пришелся как нельзя кстати, но и имел явно выраженную тенденцию эволюции к национализму. В образе «холмогорского мужика» Россия желала утвердить величие страны. Эпитеты «ве­ликий», «выдающийся» были наиболее употребительными на тор­жественном заседании Академии наук в речах академиков Л.И. Со­болевского, П.И. Вальдена, профессора Б.Н. Меншуткина и др.

В приветственных адресах, поданных в Академию наук к юбилею, ломоносовские дни провозглашались национальным праздником русской идеи, а самому Ломоносову приписывались заветы, «ко­торые мы должны начертать на своем национальном знамени. Это: молись, трудись, учись!»²⁹.

На волне патриотических настроений товарищество «Ленова» выпустило леденцы «М.В. Ломоносов — первый борец с немцами».

К чести отечественной науки, ряд известных ученых, и прежде всего наш известный физик П.Н. Лебедев³⁰, пытались дать неангажированную оценку научных достижений Ломоносова, но эти го­лоса услышаны не были.

Эта традиция в оценке М.В. Ломоносова, подзабытая, было, в первые годы советской власти, оказалась вновь востребована в годы послевоенного восстановления СССР и весьма органично слилась с космополитной кампанией, развернувшейся в СССР в первые послевоенные годы. Несмотря на победу в Великой Оте­чественной войне, страна оказалась в международной изоляции. Началась холодная война. В этой обстановке фигура М.В. Ломоно­сова — борца с иностранщиной и преклонением перед Западом — активно использовалась советской пропагандой и при своей массированности и направленности в приведенном выше русле юбилея 1911 г. приводила к перехлестам и гротеску. Неудивительно в связи с этим появление известного анекдота о том, что «Россия — родина слонов». Тем не менее этой кампании мы обязаны и рядом позитивных сдвигов в деле изучения фигуры М.В. Ломоносова. В частности, историография М.В. Ломоносова в эти годы обогати­лась изданием нового десятитомного академического собрания со­чинений М.В. Ломоносова (11 том был издан в 1983 г.). Благодаря этому изданию 240 доселе неизданных рукописей М.В. Ломоносова нашли своего читателя. По прекращении космополитной кампа­нии довольно быстро померк и образ Ломоносова-националиста.

Заканчивая свой обзор ломоносовских образов, я бы хотел вкрат­це остановиться еще на одном — образе Ломоносова как ученого- естествоиспытателя и первооткрывателя многих законов природы. Впервые подобная трактовка образа великого русского энцикло­педиста была предложена в те же дни его 200-летнего юбилея в 1911 г. Идеологом такого взгляда на Ломоносова был профессор Санкт-Петербургского Политехнического института Б.Н. Меншуткин, который в докладе, произнесенном с трибуны торжественного заседания Академии наук, заявил, что М.В. Ломоносов открыл не более и не менее как закон сохранения массы и энергии.

Заявление очень ответственное, ибо предполагает толкование известного, ставшего ныне нарицательным высказывания Ломо­носова «Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому».

Однако эти строки, которые Меншуткин призывал считать фор­мулированием закона о сохранении массы и энергии, высказаны были Ломоносовым не в научном труде, а в личной переписке с Л. Эйлером без какой-либо доказательной базы. Таким образом, мы имеем дело с очередной, можно сказать, гениальной, догадкой Ломоносова, которая, увы, никак не была облечена в долженству­ющую количественную и качественную форму, чтобы рассматри­ваться как открытие в строго научном смысле. В полном же смыс­ле первооткрывателем закона считается Лавуазье, который в 1789 г. в своем «Начальном учебнике химии» привел точную ко­личественную формулировку данного закона. Таким образом, если и считать Ломоносова соавтором закона, то можно говорить о бо­лее или менее удачном его формулировании им на русском языке.

Прекрасно сознавая это, тем не менее, Б.Н. Меншуткин одно­значно поставил Ломоносова в один ряд с первооткрывателем этого закона. В дни того далекого юбилея, на волне антинемецких на­строений, в условиях грядущей войны на подобные мелкие неточ­ности или прямые подтасовки фактов никто не обратил внимания. Зато образ Ломоносова-первооткрывателя надолго закрепился в отечественной историографической традиции и дал начало раз­витию самых разнообразных отделов ломоносовской литературы. Темы, подобные «Ломоносов — первооткрыватель в области. », стали общим местом в многочисленных исследованиях о М.В. Ло­моносове, которые издавались на протяжении всего ХХ в. и в на­чале XXI в. Эта же тенденция была господствующей во всех много­численных работах, которые были изданы в СССР и постсоветской России к юбилеям Ломоносова: в 1966 г. к двухсотлетию со дня смерти ученого и в 2011 г. — к трехсотлетию со дня его рождения.

Не в последнюю очередь из-за хронологической близости по­следних торжеств я бы не хотел детализировать высказанные выше критические замечания, а лишь констатирую наличие такого устой­чивого тренда. Добавлю лишь, что сторонникам подобного взгляда на Ломоносова приходится постоянно сталкиваться с довольно колким вопросом о том, почему все сделанные им открытия не нашли международного признания, а его труды, печатавшиеся Ака­демией наук, не стали классическими образцами для науки миро­вой? И почему современная ему европейская наука не воспользо­валась этими открытиями? Возражение о том, что западная наука не знала об открытиях великого россиянина в силу языкового или информационного барьера, неосновательно хотя бы потому, что официальный орган Российской академии наук — «Известия Им­ператорской Российской академии наук» регулярно издавались не только на русском, но и на французском и немецком языках. Сре­ди подписчиков этого уважаемого издания были ведущие универ­ситеты Европы, в библиотеках которых и ныне можно отыскать комплекты этого издания за многие десятилетия XVIII—XX вв.

В диагнозе причин этого, мне кажется, предельно точен П.Н. Ле­бедев, писавший на страницах упомянутого выше труда, что у Ло­моносова разработка научных тем в большинстве случаев только начинается и обрывается на самом интересном месте исследова­ния. Иными словами, незавершенность этих работ исключала их представление серьезному зарубежному ученому сообществу.

В свете вышеизложенных традиций трактовки ломоносовского образа в русской исторической литературе в разные эпохи следо­вало бы ожидать, что последние юбилейные торжества 2011 г. явят нам некие новые черты светлого ломоносовского облика, согласу­ющегося с задачами, которые, по мысли власти, сегодня стоят пе­ред русской государственностью. Например, инновационная со­ставляющая деятельности М.В. Ломоносова. Ведь, действительно, ему удалось не только составить оригинальную рецептуру отече­ственного цветного стекла (смальты), но и реализовать свои начина­ния в строительстве стекольного завода в Усть-Рудице. И не важно, что со смертью великого ученого это производство было свернуто, ибо импортная смальта оказалась дешевле, а свое предприятие Ло­моносов не успел передать в крепкие хозяйственные руки.

Однако прошедший в 2011 г. очередной Ломоносовский юби­лей не породил никаких новых трендов. Он вновь показал нам, на­сколько укоренившиеся политические стереотипы в освещении такой выдающейся личности, каковым был и является по сей день Михаил Васильевич, превалируют над серьезной и скрупулезной научной оценкой того, что же в действительности сделал и кем был этот замечательный человек в истории русской науки и куль­туры. Времени на то, чтобы с полной долей научной ответственно­сти и без оглядки на политические резоны ответить на этот во­прос, осталось не очень много. Согласно установившейся уже за последние два столетия традиции следующий Ломоносовский юбилей будет отмечаться в 2066 г. Время пошло.

Примечания 

¹ Я уже имел возможность кратко высказаться по этому вопросу. См.: Гутнов Д.А. На полях биографии. К 300-летию М.В. Ломоносова. // Природа. 2011. № 11. С. 30—36.

² Новиков Н.И. Опыт исторического словаря о российских писательях. СПб., 1772. С.119—130.

³ О должностях человека и гражданина. Книга к чтению, определенная в на­родных училищах Российской империи. СПб., 1783. Ч. 1—4.

⁴ Сочинения Императрицы Екатерины II. СПб., 1901. Т. 5. С. 321—329.

⁵ Стенник Ю.В. М.И. Веревкин. Словарь русских писателей XVIII в. Л., 1988. Вып. 1. С. 148—150.

⁶ Они позже были опубликованы в книге: Черты и анекдоты для биографии Ломоносова, взятые с его собственных слов Штелиным // Москвитянин. 1850. Ч. 1. Отд. 2. С. 1—14.

⁷ Радищев А.Н. Полное собрание сочинений. М.; Л. 1938—1952. Т. 1. С. 352.

⁸ Сочинения Императрицы Екатерины II. СПб., 1901. Т. 2.С. 294—297.

⁹ Плавильщиков П.А. Нечто о врожденном свойстве душ Российских // Зритель. 1792. Февраль. С. 170—173.

¹⁰ Баккаревич М. Нечто о Ломоносове // Приятное и полезное препровождение времени. М., 1794. Ч. 3. С. 319—335.

¹¹ Львов П. Храм славы российских героев от времен Гостомысла до царствова­ния Романовых. СПб., 1803.

¹² Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1977—1979. Т. 10. С. 114—116.

¹³ Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. 10. М., 1957. С. 537.

¹⁴ Цветаев Л. Слово о взаимном влиянии наук на законы и законов на науки. На день торжественного празднования Императорского Московского университе­та, о благополучно совершившемся пятидесятилетии его существования. Читано в публичном оного университета собрании 30 мая 1805 г. М., 1805.

¹⁵ Речи и стихи, произнесенные на торжественном собрании Императорского Московского университета июня 26 дня 1830 г. М.: ИМУ, 1830.

¹⁶ История Императорского Московского университета, написанная к столет­нему его юбилею. 1755—1855. Под ред. проф. С.П. Шевырева. М., 1855.

¹⁷ Соловьев С.М. Благодарное воспоминание о Иване Ивановиче Шувалове // ЖМНП. 1855. Ч. 85. Отд. 2. С. 167—176.

¹⁸ Полевой К.А. Михаил Васильевич Ломоносов. М., 1836.

¹⁹ Белинский В.Г. Михаил Васильевич Ломоносов. Сочинение Ксенофонта По­левого // Белинский В.Г. Избранные философские сочинения: В 2 т. М.: Госполитиздат, 1948. Т. 1. С. 217—229.

²⁰ Ленинградская правда. 1925. 14 августа. № 184.

²¹ Введение в СССР начального обучения // Правда. 1925. 3 сентября. № 200. С. 3.

²² Сосновский Л. Академик Михайло Ломоносов // Правда. 1925. 6 сентября. № 203. С. 3.

²³ Шторм Г.П. Труды и дни Михаила Ломоносова. Обозрение в 9 главах и 6 ил­люминациях. М., 1932.

²⁴ Грот Я.К. Очерк академической деятельности Ломоносова // Записки Им­ператорской АН. 1865. Т. 7. Вып. 2. С. 221.

²⁵ Ломоносов и немцы // Домашняя беседа. 1865. № 17—21.

²⁶ Вельтман А.Ф. Портфель служебной деятельности Ломоносова // Очерки России, издаваемые В. Пассеком. Кн. 2. М., 1840. С. 5—85.

²⁷ Билярский П.С. Материалы для биографии Ломоносова. СПб., 1865.

²⁸ Пекарский П.П. История императорской Академии Наук в Петербурге. СПб., 1873. Т. 2. С. 569.

²⁹ Миртов П. О заветах М.В. Ломоносова великому русскому народу. Пг., 1915. С. 98.

³⁰ Лебедев П.Н. Памяти первого русского ученого (1711—1911) // Русские ведо­мости. 1911. № 257. 8 ноября.

Поступила в редакцию 29.04.2013