Роман Гуль и третья русская эмиграция

Скачать статью
Скарлыгина Е.Ю.

кандидат филологических наук, доцент кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия

e-mail: scarlygina@yandex.ru

Раздел: История журналистики

Статья  посвящена достаточно сложным отношениям Романа Гуля с представителями «третьей волны» эмиграции. Анализируется реакция редактора «Нового журнала» на произведения А. Синявского-Терца и А. Белинкова, рассматриваются его отклики на творчество А. Солженицына. Особое внимание уделяется взаимоотношениям с В. Максимовым. Редактор «Континента» состоял в переписке с Романом Гулем, стремился к объединению различных «волн» русской эмиграции.

Ключевые слова: Роман Гуль, «Новый журнал», «третья волна» эмиграции, А. Синявский, В. Максимов

Как будто само провидение способствовало тому, чтобы Роман Гуль вошел в состав редакции «Нового Журнала», а затем и возгла­вил ее в исторический промежуток от «оттепели» до перестройки (1959—1986). Именно в период редакторства Р. Гуля заметно ожив­ляются связи «Нового Журнала» с Россией, возрастает интерес к подлинной русской культуре, создававшейся в СССР вопреки жесткому идеологическому давлению и цензурным гонениям.

На протяжении тридцати лет Роман Гуль почти в каждом номе­ре «НЖ» печатал собственные литературно-критические статьи, рецензии, обзоры, которые позднее собрал в двух книгах1. Столь непривычное и оригинальное название он почерпнул, как извест­но, в толковом словаре В. Даля: ехать одвуконь — это значит «ехать с подручной или запасной лошадью». Поясняя свою мысль, Р Гуль писал, что «после болыпевицкого переворота русская литература пошла одвуконь. Часть ее осталась в своей стране, а часть выброси­лась на Запад, став русской эмигрантской литературой. «Подручная, запасная лошадь» оказалась очень нужна. Без нее бы — останься вся русская литература в болыпевицком рабстве — большевики бы ее всю задушили»2. Отмечая, что именно так, одвуконь, русская литература прожила уже полвека, Роман Гуль тем не менее с абсолют­ной уверенностью утверждал: «Но когда-нибудь настанет день — и непременно настанет! — когда вся полувековая халтура «инжене­ров человеческих душ» отомрет, а творчество советских писателей, кто, несмотря ни на что, оставался духовно свободным, сольется с творчеством русских свободных писателей-эмигрантов. И тогда русской литературе не нужно уже будет “ехать одвуконь”»3. Это предвидение Р. Гуль высказывал в 1973 году, в период тотального и беспросветного господства цензуры в СССР «Новый Журнал» под его руководством постоянно печатал произведения литературного и политического самиздата, создававшиеся в СССР и поступав­шие на Запад по тайным каналам (об этом нам уже довелось под­робно говорить на конференции, посвященной 60-летию «НЖ») (Скарлыгина, 2003: 15—22).

Интерес Романа Гуля к русской культуре простирался «поверх барьеров», он преодолевал границы. Главным было «продолжение свободной русской культурной традиции, утверждение свободы человека и великой ценности исторической России». С огромным уважением писал Р. Гуль об Анне Ахматовой (в частности, о «Рек­виеме», на публикацию которого в период хрущевской «оттепели» твердо надеялся) и Марине Цветаевой; о М. Булгакове-драматурге в связи с выходом в Москве в 1965 г. однотомника его пьес. При­влекала внимание критика и новейшая советская литература. Р. Гуль положительно отзывался о романе В. Дудинцева «Не хле­бом единым» (1956), вокруг «новомирской» публикации которого в СССР развернулись ожесточенные споры и длительная идеоло­гическая кампания; о стихах Булата Окуджавы и его повести «Будь здоров, школяр!»; восторженно писал о А. Солженицыне — начи­ная с первых произведений и до «Августа четырнадцатого» — как об «исключительном явлении» и «необыкновенной духовной ра­дости»4. В книгу «Одвуконь» были включены статьи Р Гуля «Читая “Август четырнадцатого”», «Солженицын и соцреализм». В связи с преследованиями Александра Солженицына на родине и откро­венной клеветой советской печати в его адрес «Новый Журнал» опубликовал статью Лидии Чуковской «Ответственность писателя и безответственность “Литературной газеты”» (кн. 93). Здесь же была помещена большая подборка документальных материалов «Дело Солженицына» со вступительной статьей и комментариями Аркадия Белинкова. В следующей, 94-й книге, редакция «НЖ» опубликовала читательские отклики на произведения А. Солжени­цына, распространявшиеся на родине в списках. В 1975 г., когда писатель уже был выслан из страны, Роман Гуль посвятил воспри­ятию его творчества статью «А. Солженицын в СССР и на Западе» (кн. 120). Взаимное внимание редактора «НЖ» и А. Солженицына воплотилось в ссылках на работы Р. Гуля в книге «Архипелаг ГУЛАГ» и снятии Р. Гулем очерков о Ягоде и Ежове при переиздании соб­ственной исторической «тетралогии». «Сейчас, после выхода “Ар­хипелага ГУЛАГ” А.И. Солженицына, я считаю правильным дать только два очерка — о Дзержинском и Менжинском», — писал Р. Гуль в предисловии ко второму изданию (Нью-Йорк, 1974 г).

Автор «апологии эмиграции» называл «Архипелаг ГУЛАГ» по- истине «великой книгой». «Впервые за страшные, кровавые полвека она предлагает всему миру ознакомиться с бесовской, инфернальной сутью большевизма как не только русского, но мирового зла, — подчеркивал Роман Гуль. — “Архипелаг” написан с великой чело­вечностью, с великой искренностью, ярким словом и с подачей подавляющего всякое воображение, огромного фактического материала»5.

В 1960 г., отмечая выход в свет сотой книги «Нового Журнала», Роман Гуль подчеркивал, что всегда стремился к духовной переклич­ке со всеми теми русскими людьми, кто, живя под игом однопартий­ной диктатуры, остается все-таки духовно свободным. «Отстаивая гражданскую, политическую и творческую свободу человека, видя Россию культурно неделимой частью Европы, — писал Роман Гуль — «Новый Журнал» боролся и будет бороться с антикультурой деспо­тического большевизма, этого — по слову П.Б. Струве — «соединенья западных ядов с истиннорусской сивухой»6.

Тем не менее преследований со стороны советской власти и КГБ было отнюдь не достаточно для того, чтобы заслужить при­знание Р. Гуля-редактора. Из тех, кто подвергался на родине гоне­ниям, а затем составил «третью» волну русской эмиграции, Роман Гуль сначала с искренней симпатией и интересом отнесся к Андрею Синявскому. Когда в Нью-Йорке в 1966 г. были опубликованы «Мысли врасплох», Р. Гуль посвятил данному произведению вполне сочувственную рецензию. Признавшись, что не является поклон­ником беллетристики А. Синявского, редактор «Нового Журнала» подчеркивал, что «эта книга заслуживает несомненного внимания», что в ней «есть записи большой остроты и пронзительности»7 — в частности, те, которые посвящены особенностям русского нацио­нального характера. В освещении этой сложной темы Синявский, по мнению Р. Гуля, близок таким «почвенно-русским писателям», как Достоевский, Леонтьев и Розанов. «Много записей говорят о подлинной жажде религиозного понимания жизни, о тяге к образу Христа, к мистическому христианству, — отмечал Р. Гуль. — И когда подумаешь, что автор сын коммуниста и сам бывший комсомолец, его книга становится еще примечательней»8. «Голос из хора», вы­росший на основе лагерных писем А. Синявского супруге Марии Розановой, был отмечен в «Новом Журнале» вполне сочувствен­ной, положительной рецензией Ю. Иваска9. Об этом внимании к А. Синявскому необходимо напомнить, чтобы лучше понять причины яростной реакции редактора «НЖ» на книгу «Прогулки с Пушкиным». О тоне и пафосе статьи Романа Гуля можно судить уже по названию: «Прогулки хама с Пушкиным». Конечно, слово «хам» автор употребляет в библейском смысле: «как цинизм чело­века и надругательство над тем, что в человеческом обществе над­ругательству не подлежит»10; вспоминает и о знаменитой статье Дм. Мережковского «Грядущий Хам», пророческие предвидения которого воплотились в советской действительности. Терц для Ро­мана Гуля — это «охамленный пошляк», «полублатной профессор», «покорный раб Дубровлага, вольноотпущенник КГБ», «советский хамо-хулиган»11. Р Гуль обвиняет его в тяге к «духовно-интеллектуальному разрушительству» и объявляет продолжателем худших традиций Д. Писарева и В. Маяковского. В своей развязной книге Терц, по мнению Р Гуля, «охаивает огулом всю русскую литературу XIX века»12, глумится над трагической смертью поэта, предлагая читателю вместо образа Пушкина свой собственный портрет. «Держась за Пушкина, и Терц не хочет оказаться забытым»13, — подчеркивает рецензент.

«Мне неприятно было писать об этой грязной, хулигански-хамской и, в сущности своей, ничтожной книжке», которая написана «нарочито похабно, нарочито по-блатному»14, — признавался Роман Гуль. Его удручало то, что книга о Пушкине написана вульгарным языком, пришедшим «прямехонько из блатного барака Дубровлага!»15. Настаивая на том, что для него «имя Пушкина — свято»11, Роман Гуль отказывался рассуждать об авторской игре и особенно­стях «фантастического литературоведения». «Терц пишет нагло, без всякой ответственности перед читателем»16, — таков был суро­вый вердикт редактора «Нового Журнала».

Разумеется, реакции Р. Гуля на «Прогулки с Пушкиным», как и в целом критической рецепции этого произведения в среде русской эмиграции, посвящено уже немало работ. Назовем здесь прежде всего монографии профессора Кэтрин Теймер-Непомнящи (Теймер-Непомнящи, 2003) и молодого филолога из Москвы Татьяны Ратькиной (Ратькина, 2010), в которых подчеркивается, что Роман Гуль не делал различий между А. Синявским и его литературной маской — Абрамом Терцем, не вникал в тонкости литературной игры писателя. Его возмутил уже сам тон автора, редактор «НЖ» воспринял «Прогулки...» как святотатство по отношению к Пуш­кину Надо признаться, что за редким исключением и первая, и вторая эмиграции отреагировали на «Прогулки с Пушкиным» именно так. Тем более, что появлению этого текста предшествовал громкий скандал вокруг публикации статьи А. Синявского-Терца «Литературный процесс в России» (осень 1974 года). В ней содер­жалась печально знаменитая фраза А. Синявского по поводу вы­нужденного еврейского исхода из СССР: «Россия-Мать, Россия- Сука, ты ответишь и за это очередное, вскормленное тобою и выброшенное потом на помойку, с позором, — дитя!..»17. Фраза, вырванная из контекста при многократном цитировании, вызвала бурю негодования в среде первой и второй русской эмиграции. В № 118 «Нового Журнала» была опубликована полемическая статья Олега Ильинского «Неудачные обобщения». «Прогулки с Пушки­ным», подчеркнем еще раз, появились уже в атмосфере раздраже­ния русской эмиграции против А. Терца. После книги «Мысли врасплох» Роман Гуль, очевидно, ожидал от Андрея Синявского совсем другого произведения: глубоко христианского, укоренен­ного в русской национальной традиции, интеллектуально напря­женного. Обманутые ожидания привели, на наш взгляд, к еще большей степени раздражения, к появлению поистине гневной статьи.

Другой пример твердости убеждений Романа Гуля и его прямо­ты, бескомпромиссности в отстаивании важнейших мировоззрен­ческих принципов связан со статьей Аркадия Белинкова, предло­женной для публикации в «Новом Журнале». Сочувствуя трудной судьбе талантливого литератора, высоко ценя его книгу о Юрии Тынянове, Р. Гуль тем не менее наотрез отказался печатать в «Но­вом Журнале» работу «Страна рабов, страна господ», широко хо­дившую в СССР в самиздате (в журнал она была предложена под названием «Декабристы»), В ней, используя эзопов язык и вполне прозрачные политические намеки, Аркадий Белинков, по мнению редактора «НЖ», обвинял русский народ в извечно присущем ему рабстве. Текст, в котором пороки тоталитарного коммунистиче­ского правления переносились на всю историческую судьбу России, Роман Гуль решительно отверг.

Имеет смысл вспомнить, что эмигрантов «третьей» волны рус­ская диаспора изначально встретила настороженно и почти враж­дебно: слишком велики были ментальные и поколенческие разли­чия, слишком чужими казались вчерашние “советские”, родившиеся и выросшие при советской власти. Роман Гуль не был здесь исключением, и по возможности наводил справки о незна­комцах, только что приехавших из страны Советов. Однако люди, которые в 1970-е годы смогли покинуть СССР, были ему в целом интересны, а саму идею эмиграции из тоталитарной страны редак­тор «Нового Журнала» горячо приветствовал — как прорыв к сво­боде. Его ненависть к коммунизму, большевизму, советской власти была убежденной и неизменной. Профессор Питсбургского уни­верситета Елена Дрыжакова на конференции, посвященной 60-летию «Нового Журнала», вспоминала о том, как весной 1979 г., при первой личной встрече, преодолев вполне понятные насторожен­ность и недоверие, Роман Гуль затем увлеченно расспрашивал ее о России: «...как живут люди, что они думают, что происходит в ли­тературе, как стала возможной третья волна эмиграции и т.п.»18. Роман Гуль возлагал определенные надежды на самых ярких и до­стойных представителей «третьей» волны эмиграции, в частности на Владимира Максимова. В историческом архиве при Бремен­ском университете (Forchungsstelle Osteuropa Historisches Archiv) в Германии (куда передан архив журнала «Континент») хранится письмо Романа Гуля — Владимиру Максимову от 11 августа 1974 г. Из его текста со всей очевидностью следует, что редактор «Нового журнала» всерьез размышлял над тем, что на этом посту его мог бы сменить кто-то из представителей третьей эмиграции.

«Я давно уже страдаю, что в Новом Журнале не было о Вас большой статьи, — писал Роман Гуль. — Объясняется это тем, что у меня самого не доходят руки. Я ведь в журнале один-одинешенек, как кустарь с мотором. Но мотор уж сдает, и я многого просто не успеваю сделать. Для статей о Солженицыне выкроил время только будучи на отдыхе, да и то с превеликим трудом. На мне ле­жит буквально все: и переписка с авторами, и правка рукописей (Вы же знаете, что многие рукописи нужно доводить до какого-то “литературного уровня”, и это самая проклятая работа), и вся возня с типографией, и корректура, и возня с бухгалтером и пр. Это из­далека так импозантно кажется — выходит толстый журнал — ре­гулярно, четыре раза в год. А вблизи только я знаю, чего мне это стоит. И, забегая вперед, скажу, что я бесповоротно решил довести журнал до конца года. А там пусть кто-нибудь другой возьмет в свои руки его редакцию. И тут я, естественно, думаю о всех не­давно приехавших на Запад. Например, о Вас»19.

В ответном письме Роману Гулю от 25 августа 1974 года Влади­мир Максимов в качестве возможной кандидатуры на пост главного редактора «Нового Журнала» называл Виктора Некрасова, только что эмигрировавшего в то время из СССР. Далее тема была про­должена в письме В. Максимова — Р. Гулю от 16.01.1975 г. Приве­дем его целиком:

Дорогой Роман Борисович!

Вы мне уже писали, что ищете себе преемника на посту Главно­го редактора «Нового Журнала». На днях я получил (не знаю, вер­ную ли?) информацию о ведущихся Вами на месте переговорах. Крайне тревожно, если такое серьезное и значительное издание попадет в случайные руки. До сих пор не могу взять в толк, почему в Америке по-настоящему не замечают такого серьезного и кри­стально чистого писателя, как Наум Коржавин, пожалуй, самая светлая голова сегодняшней подсоветской России.

Поверьте мне, что Коржавин на протяжении многих лет был для литераторов моего поколения (задолго до появления Солже­ницына) единственным настоящим (я не говорю о корифеях — Пастернаке и Ахматовой, они стояли несколько в стороне от общественной и политической жизни) авторитетом, как в творче­стве, так и в нравственном смысле. Авторитет этот в сегодняшней России у Коржавина все так же высок и непререкаем, а это для журнала, значительная часть которого строится на «Самиздате», неоценимо.

Во всяком случае, журнал должен возглавить писатель, и не меньшего, чем Вы, ранга. Это, на мой взгляд, гарантия его уровня и долголетия. Простите за непрошенные советы, но они продик­тованы только тревогой за будущее дорогого всем русским издания и высоким уважением к Вам лично.

Всегда Ваш В. Максимов20

Доверие и интерес Романа Гуля к В. Максимову объясняются прежде всего тем, что Владимир Емельянович был убежденным и последовательным антикоммунистом. Кроме того, он был близок А. Солженицыну, который стоял у истоков создания журнала «Континент». Именно Александр Исаевич дал письмо-поручительство А. Шпрингеру, на средства которого и начал издаваться этот литературный, общественно-политический и религиозный журнал. В. Максимов был достаточно хорошо известен в среде русской эмиграции как писатель, имевший несколько запрещен­ных к публикации в СССР романов (в частности, «Семь дней тво­рения» и «Карантин»), Его эмиграция из страны была вынужден­ной: это был человек, глубоко и искренне любивший Россию, страдавший за нее.

«Континент» В. Максимова был журналом с ярко выраженным направлением — антикоммунистическим, антитоталитарным, что, повторяем, не могло не вызывать искреннюю симпатию и интерес Романа Гуля. Журнал поддерживал диссидентское, правозащитное движение в СССР и других социалистических странах, целена­правленно освещал в публицистических статьях самые болевые точки русской истории XX века, которые сознательно замалчивала официальная советская историография. Здесь публиковались про­изведения тех авторов, которые были вытеснены в эмиграцию, за­прещены у себя на родине или же подвергались цензурным гоне­ниям. Весьма значительным был всегда и поток рукописей, поступавших в редакцию по каналам самиздата. Первый номер журнала появился на осенней книжной ярмарке во Франкфурте- на-Майне в 1974 г. и сразу же привлек к себе внимание. Вскоре он начал выходить не только в русской, но и в немецкой редакции, довольно быстро превратившись в одно из самых влиятельных и авторитетных изданий русской эмиграции.

Но обратим внимание, что обмен мнениями по поводу воз­можной кандидатуры редактора «Нового Журнала» происходит между Р. Гулем и В. Максимовым в то время, когда третья эмигра­ция, в сущности, еще только появилась на Западе. В конечном итоге Роман Гуль, как известно, никому не доверил свой журнал и вел его твердой рукой вплоть до своей кончины. Очевидно, его устраивало далеко не все в том, как В. Максимов выстраивает курс нового издания. Напомним, что именно в первом номере «Конти­нента» было опубликовано, с одной стороны, напутственное слово журналу А. Сахарова и А. Солженицына, а с другой — та самая статья А. Синявского «Литературный процесс в России», которая вызвала взрыв негодования русской эмиграции. Возможно, Р. Гуль сетовал на то, что старая русская эмиграция не чувствует издание своим, близким по духу. Во всяком случае в письме В. Максимова Р. Гулю, написанном весной 1975 года (без даты), вполне ощутима скрытая полемика.

«Поймите же, наконец, многоуважаемый Роман Борисович, — писал В. Максимов, — наш журнал спокойно будет существовать самостоятельно, что бы о нем ни говорили в нынешней эмигрант­ской среде. Повторяю, у нас достаточно для этого авторитета внутри России (беззаветность Сахарова и шесть с половиной каторжных лагерей Синявского чего-нибудь да стоят!), а также профессио­нальной репутации (большинство из нас имеет серьезного и ста­бильного читателя, как на родине, так и за рубежом). Мы делаем журнал в основном не для эмиграции, а для России и Восточной Европы и уже получаем огромное число откликов оттуда. Люди са­мого разного положения и, на первый взгляд, противоположных политических убеждений, такие как академик Сахаров и кардинал Вышинский, отец Дмитрий Дудко и чехословацкий поэт Сейферт, бывший вице-президент Милован Джилас и рядовой студент из Москвы В.Соколов, прислали или передали нам свои отклики на первые номера журналов “Континента”. Отклики более чем лест­ные и обязывающие. Журнал, как нам пишут, перепечатывают и перефотографируют и переписывают от руки»21.

Как видим, В. Максимов настаивал на важности и ценности возглавляемого им издания для России, на том, что «Континент» востребован на родине и именно там прежде всего необходим. Обратим внимание на сплоченное «мы» в письме В. Максимова: конфликт с супругами Синявскими, раскол третьей эмиграции на два непримиримых лагеря был еще впереди.

Наиболее доверительные, тесные контакты с представителями «белой» и послевоенной эмиграции сложились, как известно, у Александра Солженицына — и в связи с публикацией на Западе книги «Архипелаг ГУЛАГ», и как следствие призывов писателя со­брать и сохранить документальные свидетельства старых эмигран­тов. Александр Исаевич никогда не относил себя к «третьей волне» эмиграции, со многими ее представителями (в частности, с А. Си­нявским) резко полемизировал и не совпадал во взглядах на исто­рию России. В «очерках изгнания» «Угодило зернышко промеж двух жерновов» он написал о своей мировоззренческой и поколен­ческой близости к представителям первой и второй русской эми­грации.

Владимир Максимов (не без влияния А. Солженицына, конеч­но) на протяжении семнадцати лет издания «Континента» в Пари­же (1974—1991) настойчиво стремился к объединению всех трех «волн» русской эмиграции: пропагандировал деятельность благо­творительного «Толстовского фонда» и материально поддерживал его; состоял в переписке с Андреем Седых, дружил с Леонидом Ржевским; печатал в «Континенте» стихи Ивана Елагина, Валерия Перелешина и Игоря Чиннова. Когда издание «Континента» было перенесено в Россию, когда журнал возглавил Игорь Виноградов, специальное уведомление об этом, обращение к читателям было опубликовано в «Новом Журнале».

Издание «Нового Журнала» на протяжении многих лет требо­вало подвижнических, самоотверженных усилий от Романа Гуля. Ведение русского «толстого» журнала в эмиграции он осознавал как важнейшую миссию, служение русской культуре и русской истории. В этом высоком понимании принятого на себя долга Владимир Максимов полностью совпадал с Романом Гулем.

Примечания 

1 Гуль Р. Одвуконь: Советская и эмигрантская литература. Нью-Йорк, 1973; Гуль Р. Одвуконь-два: Статьи. Нью-Йорк, 1982.

2 Гуль Р. Одвуконь... С. 3.

3 Там же.

4 Там же. С. 6.

5 Гуль Р. Я унес Россию: Апология эмиграции. Т. 3. М., 2001. С. 242.

6 Гуль Р. Одвуконь... С. 183.

7 Гуль Р. «Мысли врасплох» А. Синявского // Новый Журнал. 1966. № 84. С. 276.

8 Там же. С. 278.

9 Иваск Ю. «Голос из хора» Синявского: заметки на полях // Новый Журнал. 1974. № 116.

10 Гуль Р. Прогулки хама с Пушкиным // Новый Журнал. 1976. № 124. С. 117.

11 Там же. С. 125.

12 Там же. С. 123.

13 Там же. С. 127.

14 Там же. С. 129.

15 Там же. С. 128.

16 Гуль Р. Прогулки хама с Пушкиным. С. 127.

17 Терц Абрам (Андрей Синявский). Путешествие на Черную речку и другие произведения. М., 1999. С. 200.

18 Дрыжакова Е. Вспоминая Романа Гуля // Творчество диаспоры и «Новый Журнал». Нью-Йорк, 2003. С. 71

19 Из архива главного редактора / публ. В. Максимова // Континент. 1989. № 62. С. 322.

20 Из архива журнала «Континент» / Вступительная заметка, публикация и комментарии Е. Скарлыгиной // Вопросы литературы. 2007. № 2. С. 321.

21 Из архива журнала «Континент». С. 322.

Библиография

Ратъкина Т.Э. Никому не задолжав... Литературная критика и эссеистика А. Д. Синявского. М., 2010.

Скарлыгина Е. «Новый Журнал» и неподцензурная культура в СССР 1960—1980-х годов // Творчество диаспоры и «НовыйЖурнал». Нью-Йорк, 2003.

Теймер-Непомнящи К. Абрам Терц и поэтика преступления. Екатерин­бург, 2003.


Поступила в редакцию 12.10.2012