Визит Ф. Т. Маринетти в россию и русский футуризм: взгляд газеты «Новь»

Раздел: История журналистики

События, связанные с пребыванием итальянского футуриста Ф. Т. Маринетти в Москве, рассматриваются в статье через призму материалов, которые публиковались в ежедневной газете «Новь» с 23 января по 18 февраля 1914 г. Это репортажи с лекций, программные статьи, интервью, заметки, открытые письма, фотографии и карикатуры. Если поначалу Маринетти воспринимался сотрудниками газеты как приемлемая альтернатива русским декадентам, то в дальнейшем ему было отказано в статусе идейного вождя. Футуризм как таковой подвергся резкой критике. «Новь» не только подробно освещала визит заграничного гостя, но и стала площадкой для полемики между московскими представителями авангарда (М. Ларионов, В. Шершеневич, К. Малевич, В. Маяковский, К. Большаков, Д. Бурлюк). На ее страницах складывались и разрушались тактические союзы, делались принципиальные заявления. Несмотря на скептическое отношение к левому искусству, газета так или иначе способствовала его популяризации. При этом критика футуризма парадоксальным образом сочеталась с эксплуатацией методов, которыми пользовались футуристы.

Введение¹

Ф. Т. Маринетти приезжал в Россию в начале 1914 г. Его визит стал важным событием в культурной жизни Москвы и Петербурга. Ведущие периодические издания обеих столиц уделили внимание лидеру итальянских футуристов. О Маринетти и его эстетической программе писала, в частности, газета «Новь»². Многие материалы этой газеты приведены в статье Н. Р. Алякринской «Маринетти в зеркале русской прессы» (2003: 77–89), работе Н. И. Харджиева «“Веселый год” Маяковского» (2006: 112–134) и трехтомнике А. В. Крусанова «Русский авангард» (2010: 98– 147). Упоминает суворинское издание и Б. Лившиц в мемуарах «Полутораглазый стрелец» (1989: 470). В то же время некоторые тексты, посвященные Маринетти, до сих пор не рассматривались историками журналистики. Их можно выявить, обратившись к росписи содержания «Нови» за январь–февраль 1914 г. (Русская литература и журналистика, 2021: 562–590) Цель данной статьи – собрать и систематизировать все публикации и, главное, охарактеризовать позицию газеты. 

Накануне приезда 

Журналисты «Нови» заговорили о Маринетти за несколько дней до его появления в Москве. 23 января П. Кожевников знакомит читателей с итальянским футуризмом в кратком фельетоне. Наиболее ярким среди новых итальянских поэтов он считает П. Буцци, а вовсе не Маринетти. Книги последнего критик оценивает так: «<...>при всей их смелости и талантливости, к ним всегда приложим эпитет: курьезные»³. В целом же Кожевников уважительно отзывается об эстетическом направлении, бывшем тогда у всех на слуху. Он резюмирует: «Оптимистический взгляд на вещи, которые прежде принимались пессимистически, – вот то положительное, что прежде всего внесено футуризмом в литературу»⁴. Речь здесь идет именно об итальянцах – в русском футуризме критик не находит ничего мужественного и героического. Это симптоматичная деталь. На нее, анализируя ожидания публики, указывает А. В. Крусанов: «Совершенно очевидно, что Маринетти воспринимался русской публикой как модный заграничный гость, проповедник экстравагантных идей и безусловный авторитет в области футуризма. И накануне его визита в Россию столичным общественным мнением он рассматривался как союзник по борьбе с русским футуризмом» (2010: 105). К слову, фельетон в «Нови» проиллюстрирован портретами художников Н. Гончаровой и М. Ларионова. Причем рядом с одним из портретов помещена подпись: «Наши футуристы». В то же время фамилии русских поэтов-футуристов в тексте не упоминаются ни разу. 

25 января в газете выходит заметка «К приезду Маринетти»⁵. Из нее мы узнаем о том, что организатором визита выступил критик Г. Тастевен. «Апостола итальянского футуризма» ждут со дня на день. 

26 января 

Маринетти приезжает в Москву 26 января. Помимо Тастевена, поэта на вокзале встречают А. Толстой, В. Шершеневич, К. Большаков и еще несколько десятков человек. Маринетти охотно дает интервью. В этот день на первой полосе публикуют фотографии знаменитого гостя и дружеский шарж⁶. Никаких дополнительных сведений о приезде Маринетти читатели «Нови» не получили. 

Зато они могли прочесть заметку, посвященную фильму «Драма в кабаре футуристов № 13», над которым работали уже упоминавшиеся Гончарова и Ларионов⁷. Акцент снова перемещается с поэзии на визуальные искусства. Редакция как будто сознательно обостряет конфликт, и без того принимающий резкие формы. В том же номере печатается открытое письмо Шершеневича. Он вступает в полемику с Ларионовым, который в интервью газете «Вечерние известия» призвал забросать Маринетти тухлыми яйцами и облить кислым молоком. Шершеневич заявляет: «Прошу довести до сведения читателей, что слова и угрозы г. Ларионова не имеют никакого отношения к намерениям русских футуристов, так как... проявлять явное некультурство на лекции Маринетти никто из нас не хотел и не хочет. Впрочем, конечно, мы отвечать за сумасбродства кого бы то ни было не можем»⁸. Активная борьба шла, с одной стороны, за исключительное право называться русскими футуристами, а с другой – за международное первенство. Умеренные авторы вроде Шершеневича признавали авторитет Маринетти, а радикально настроенный Ларионов утверждал, что итальянцы порвали с подлинным футуризмом, сохраненным и развитым в России. 

28 января 

Первая лекция Маринетти проходит 27 января в Политехническом музее, вторая – на следующий день, 28 января, в Малом зале консерватории. Публика тепло принимает теоретика футуризма. Между тем дискуссия в «Нови» заметно активизируется. 28 января появляется реплика К. Малевича. Он в свою очередь пишет: «<...>присоединяюсь к письму Вадима Шершеневича и заявляю, что забрасывание тухлыми яйцами, обливание кислым молоком, а также пощечины, на чем строит свой футуризм и популярность лучист Ларионов – принадлежат дикой толпе, к которой приобщается и он <...> Прошу вас довести до сведения читателей, что группа русских футуристов-художников с лучистом Ларионовым ничего общего не имеет и ограждает себя от такого главы»⁹. Таким образом, можно говорить не только об оппозиции «поэты–художники», но и о расколе в стане художников. 

Одновременно с письмом Малевича выходит еще несколько материалов. Прежде всего – репортажи с вокзала и первой лекции. Интересно, что встречающие изображены не без иронии: 

«На перроне, в ожидании поезда, с которым должен приехать Маринетти, собрались друзья и последователи апостола футуризма. Нервно подергивая рукой, внимательно смотрит вперед Г. Тастевен, рядом с ним монументальный гр. А. Толстой. В кучку сбились наши футуристы. В. Шершеневич, К. Большаков, Топорков. Их немного, несколько человек, кажется, назвал всех»¹⁰. Лаконичный портрет Маринетти, напротив, нарисован с нескрываемой симпатией: «При первом взгляде он сразу покоряет и располагает к себе. Энергичное, живое лицо, на редкость красивое. Черные глубокие глаза, насмешливо и живо глядят на собеседника. Маринетти полон огня, он весь горит, пылает»¹¹. Далее следуют восхищения импровизированной речью гостя. 

Репортаж с вокзала не подписан, а автором репортажа с лекции, подписанного «Т–д», является, очевидно, Я. Тугендхольд¹². Он сразу выделяет главное. По его мнению, Маринетти покорил публику «не сущностью своей речи, а своим южным темпераментом, своей ртутной подвижностью, своей латинской жизнерадостностью <...>»¹³. Эти слова не звучат как похвала. Кстати, о двойственном отношении критики позже вспоминал Лившиц: «<...> восхищаясь темпераментом и ораторским дарованием Маринетти, превознося его находчивость и полемический талант, отдавая дань его виртуозной декламации, почти все без исключения журналисты отделяли эти личные качества главы итальянского футуризма от проповедуемых им теорий» (1989: 471). И все же Тугендхольд настроен достаточно доброжелательно. Он подчеркивает, что на фоне русских футуристов Маринетти выигрывает. Вот его вывод: «Маринетти талантлив и искренен, верит в свое дело и чужд русской фракционности»¹⁴. Репортаж Тугендхольда перекликается с фельетоном Кожевникова. Оба автора ценят присущее Маринетти жизнелюбие и говорят о поэзии лишь вскользь. 

Последний материал в этом насыщенном номере – футуристический манифест «Долой танго и Парсифаля»¹⁵. Шершеневич публикует перевод нового текста, созданного Маринетти, не сопровождая его содержательными комментариями. 

29 января 

Номер «Нови» от 29 января получился не менее информативным. Он открывается фотографией с первой лекции итальянского поэта¹⁶. Примечательно, что в дискуссии об актуальном литературном направлении участвует А. Боровой, ведущий сотрудник газеты, который обыкновенно высказывался на политические и социальные темы. В ежедневной колонке на второй полосе он скептически пишет о Маринетти и футуризме. Боровой восклицает: «Бомбы и война! Боже! Какая давность! Какие старые, прочные ценности! Пусть Маринетти нам скажет, что старше: война или Рим, музей или бомба?»¹⁷. И ниже: «В вечно кипящем горне жизни родятся вечно новые мысли. И не нашим современным ценностям футуризм должен сказать: “остановись, мгновенье! ты – прекрасно”»¹⁸. Боровой предпринимает экскурс в европейскую историю, чтобы почерпнуть в ней аргументы для спора. Его отклик имеет философскую и политэкономическую подкладку. Это мнение последовательного сторонника анархизма, в прошлом марксиста. 

Тугендхольд в статье, напечатанной по соседству с колонкой Борового, дает оценку сразу двум лекциям Маринетти, развивая собственные мысли, высказанные ранее по поводу первой лекции¹⁹. Этот материал начинается с изложения ключевых тезисов и описания реакции публики. Затем Тугендхольд переходит к обобщениям: «В прошлой статье своей я поставил вопрос: во имя чего Маринетти зовет нас к будущему? Тогда еще я не знал Маринетти; теперь я убедился в его искренности, теперь я готов взять обратно свое определение его как итальянской карикатуры на Базарова, ибо он прежде всего больший европеец, чем Базаров. Но – увы! – ответа на свой вопрос я так-таки и не получил!»²⁰. Критик здесь более строг, чем в репортаже. Он заключает: «Если бы мы, русские, не были развинченными интеллигентами, у нас было бы меньше самоубийц, и для нас полезно заразиться южной жизнерадостностью Маринетти. Но все-таки для того, чтобы жить и верить, этой религии мускулов недостаточно»²¹. Даже пассаж о жизнерадостности, отсылающий нас к соответствующей антитезе из «прошлой статьи», звучит не очень оптимистично. Идеология Маринетти уже не кажется Тугендхольду перспективной. Позиция газеты в целом тоже становится конкретнее и жестче. 

Коротко стоит сказать о двух анонимных текстах, появившихся в том же номере. Это репортаж со второй лекции, а также беседа с Маринетти. В них констатируется, что публика осталась довольна выступлением, а гость – оказанным ему в Москве приемом. Обратим внимание на проблемный момент. Автор репортажа замечает: «Когда Маринетти перешел к русским футуристам, то выразил свое удивление по поводу их недовольства им и заявил, что приехал к ним для общения, а не затем, чтобы давать им урок»²². В беседе с журналистом «Нови» итальянский поэт тоже проявил дипломатичность: «Г. Маринетти стал говорить о том грандиозном впечатлении, которое на него произвел город. Он сказал, что хотя он и футурист, но русская старина ему очень нравится, он давно мечтал ознакомиться с древними хранилищами, имеющимися у нас <...> Особенно ему понравилась живопись, имеющаяся в древних храмах Кремля»²³. До сих пор Маринетти не имел возможности испытать на себе гнев русских футуристов, которые отправились в турне по провинции. Конфликт носил заочный характер. В дальнейшем и гость будет не столь деликатен, и количество недовольных увеличится. 

И еще один материал – открытое письмо Ларионова. Он отреагировал на обвинения эстетических оппонентов. По поводу тухлых яиц и кислого молока Ларионов отвечает Шершеневичу: «<...> было напечатано не интервью со мной, а заметка репортера, в которой фигурально (забросать Маринетти тухлыми яйцами) выражено мое идейное отношение к Маринетти»²⁴. И тут же: «Для большего пояснения добавлю, что искренно думаю, что Маринетти от настоящих современных футуристов заслуживает тухлых яиц и что ему аплодируют только русские филистеры»²⁵. А по поводу разрыва отношений с Малевичем Ларионов иронично пишет: «В ответ на отмежевывающегося от меня г. Малевича могу сказать, что я никогда и не был с ним соединен общностью художественных взглядов и удивляюсь, что и он причисляет себя к футуристам. Для меня г. Малевич, как футурист, является “необитаемым туземцем”»²⁶. Очевидно, что главным противником Ларионов считал не Шершеневича и Малевича, на которых он смотрел свысока, а Маринетти. Но и итальянский футурист не вызывал у него большого уважения. Ларионов, проповедовавший вместе с Гончаровой и другими художниками новомодный лучизм, считал идеи Маринетти изжитыми и потому ненужными. 

30 января 

30 января в Малом зале консерватории проходит третья лекция гостя. После нее Маринетти направляется в Литературно-художественный кружок, где случайно встречает Ларионова. Ссоры удается избежать, выяснение отношений откладывается. 

Третий день подряд в «Нови» значительное место занимают публикации, затрагивающие тему футуризма. Номер от 30 января открывается анонимной заметкой, в заголовок которой вынесена брошенная кем-то из публики фраза: «Но это банально, старикан!». Автор дает вульгаризованную трактовку учения Маринетти: «Сладкое – сладко. Силы надо направлять на добычу сладкого, в форме раскрытия темперамента, свободы темпераменту, служения темпераменту – жить Валтасаром и нраву моему не препятствуй! По Москве это действительно – банальность и уже отжито»²⁷. А под конец восклицает: «Нельзя ли чего-нибудь получше, г. Маринетти, и поновее! Жевать сладкую тряпку хотя бы и с пылкостью вулкана – жизнь этим, право, не наполнить»²⁸. Показательно, что спустя несколько месяцев сотрудники «Нови» будут отказывать в новаторстве уже русским футуристам, называя их «старичками» (Поддубцев, 2019: 118–119). Это свидетельствует, с одной стороны, о некой выдержанности, с другой – о провокационной стратегии газеты. Весной 1914 г. на ее страницах часто встречалось имя Маринетти, а осенью печатались стихи К. Большакова, В. Маяковского, Б. Пастернака, Н. Асеева, Д. Бурлюка. При этом газета стояла на умеренных эстетических позициях, в большинстве случаев отдавая предпочтение таким авторам, как Е. Белогорская, В. Горянский, Ф. Чернов. 

Рядом с анонимной заметкой помещается колонка Борового. Поводом для ее написания послужила вторая лекция Маринетти и появление манифеста «Долой танго и Парсифаля». Боровой опять сосредотачивается не на художественных особенностях, а на социологических закономерностях. Он пишет: «Сегодня Москва рукоплещет феминизму, завтра философии патетически настроенного коммивояжера, сегодня наслаждается танго, а завтра “Парсифалем”. Как может быть иначе? Ведь все мировые ценности, не исключая танго и Маринетти, пока еще – предмет услады “верхних десяти тысяч” – бездельной, избалованной толпы, снующей, мечущейся от одного развлечения к другому. Не все ли им равно, кто их забавляет?»²⁹. Среди всех критических откликов в газете «Новь» это высказывание выделяется категоричностью и фундаментальностью. Боровой оказался левее самых левых авангардистов. 

Затем следует репортаж с третьей лекции «Г. Маринетти в натуре». В отличие от текстов, посвященных двум предыдущим выступлениям, он написан в разоблачительном ключе и полон резких формулировок. Если Тугендхольд с одобрением говорил о «ртутной подвижности» Маринетти, то автор, скрывшийся за псевдонимом «Ф.», оценивает лектора иначе: «<...> говорит из рук вон плохо. Скороговоркой, причитыванием, захлебываясь, торопливо, брызжа слюной, то вскрикивая, то хрипло пришепетывая<...>»³⁰. И еще: «<...> эта поспешность очень безобразная, нервирующая и вовсе ни для чего ненужная»³¹. Тем не менее публика смеется и рукоплещет. Маринетти примирительно восклицает: «Я пришел сказать русским футуристам, что нет нигде первых футуристов, и итальянцы, и французы, и вы, и я – все первые футуристы там, где страна отстала и нужны люди “будущего”»³². Ближе к финалу в притихшем зале звучит упоминавшаяся выше реплика про «старикана», которая ненадолго приводит лектора в смущение. Намечается скандал. И именно этим репортер объясняет реакцию публики: «На самую “лекцию” эту смотрят, как на скандал <...> Потому и “успех”»³³. Впрочем, все завершается вполне благополучно. 

С репортажем соседствует карикатура под названием «Триумф Маринетти», на которой изображено, как поэта принимали в Милане и в Москве³⁴. В первом случае его забрасывают тухлыми овощами, а во втором – ему преподносят цветы. Вновь обратимся к воспоминаниям Лившица о Маринетти: «Его, ненавистника лунного света, мизогина, разрушителя музеев, непримиримого противника филистерства, засыпали цветами, раздушенными дамскими записочками<...>» (1989: 471–472). И по репортажу, и по карикатуре видно, чего, с точки зрения редакции, стоит такой «триумф». 

В том же номере помещают очередное письмо Шершеневича. Борясь за право называться русским футуристом, он пишет: «Г. Ларионов уверяет, что футуризм – прошлое, так как уже есть лучизм. Но ведь если все измерять только датой, то и лучизм – прошлое, так как есть симультанизм»³⁵. Далее идут обвинения в дикости и некультурности. А в конце – важное замечание: «Еще раз сожалею, что мои друзья – Вл. Маяковский, И. Северянин, Р. Ивнев, Д. Бурлюк, Каменский и др. – вне Москвы и не могут скрепить этого моего письма своими подписями»³⁶. В действительности не все из перечисленных поэтов готовы были подписаться под словами Шершеневича. Предстояло разобраться, кто выступает против Ларионова, а кто занял нейтральную позицию. 

Маринетти и кубофутуристы 

31 января Маринетти вместе с Тастевеном уезжает в Петербург³⁷. «Новь» печатает два материала, в которых подводится черта под событиями, уложившимися в четыре дня. Н. Кузьмина в заметке «Грустное прощание» обобщает: «Начав триумфом, Маринетти кончил кисло»³⁸. А Ларионов пытается поставить точку в полемике с Шершеневичем и прочими: «<...> г. Маринетти, проповедующий старую дребедень – банален и пошл; годен только для средней аудитории и ограниченных последователей»³⁹. Так завершился первый период пребывания итальянского поэта в Москве. 

Между тем прерывают турне по провинции Маяковский, Д. Бурлюк и В. Каменский. Они отправляют в «Новь» письмо, в котором излагают свои взгляды на футуризм. Вот суть их высказывания: «<...> еще 2 года назад, во II садке судей, нами было указано, что мы с итальянским футуризмом ничего общего, кроме клички, не имеем, ибо в живописи Италия является страной, где плачевность положения – вне меры и сравнения с высоким напряженным пульсом русской художественной жизни последнего пятилетия. А в поэзии: наши пути, пути молодой русской литературы продиктованы историческим обособленным строем русского языка, развивающегося вне какой-либо зависимости от галльских русл. О подражательности нашей итальянцам (или же наоборот) не может быть и речи, ибо наши вещи написаны ранее (в 1907 году, садок судей I-й)»⁴⁰. Долгожданный ответ внес некоторую определенность, но идейный узел не был распутан. Подпись гласила: «Бурлюки, В. Каменский, Маяковский, Матюшин, Крученых, Лившиц, Низен, Велимир Хлебников»41. Вскоре Лившиц, Крученых, Матюшин и Н. Бурлюк заявили, что они не принимали участия в составлении письма. Опять наметился раскол. 

Все должна была решить личная встреча с Маринетти. Ждали его возвращения из Петербурга. 6 февраля выходит заметка, анонсирующая лекцию гостя в «Обществе свободной эстетики». В ней, в частности, сказано: «Предполагается, что лекция будет сопровождаться прениями, в которых по всей вероятности примут участие русские футуристы. Между прочим, большинство их не говорит по-французски, и прения будут вестись с помощью переводчика»⁴². Корреспондент немного ошибся в дате: Маринетти приехал не «завтра», как сообщалось в заметке, а 9 февраля. 

Его приезд уже не производит эффекта. Только на третий день «Новь» раскрывает подробности, касающиеся предстоящей лекции: «<...> к нему (Маринетти. – Р.П.) явились представители о-ва “Свободной эстетики” г-жа И. М. Брюсова и г. Кожебаткин и убедили остаться лишний день и выступить <...> на собеседовании в Лит.-худ. кружке»⁴³. Свою последнюю неделю в России Маринетти проводит в картинных галереях, цирке, трактирах и чайных. В интервью он делится свежими наблюдениями: «Сравнивая Питер и Москву, Маринетти отдает предпочтение второй, говоря, что она более живописный центр в смысле характеристики всего русского. Но его все-таки не удовлетворяет та медлительность движения, в прямом смысле слова, какая существует у нас»⁴⁴. Кубофутуристы тоже не теряют времени. 12 февраля они присутствуют на диспуте «Последние течения – общество и молодежь» в Политехническом музее. В прениях участвуют Маяковский и Д. Бурлюк. Вот фрагмент из напечатанного в «Нови» репортажа: «<...> г. Бурлюк, разрисовавший себе всю физиономию, старался доказать, что итальянский футуризм ничего общего с русским не имеет, что динамика жизни, которую воспевает Маринетти, есть лишь подпочва в творчестве»⁴⁵. И далее: «<...> еще раз выступил экспансивный Бурлюк и наговорил таких эпитетов по адресу диспутантов, что в аудитории поднялся невероятный шум, и собрание было закрыто по распоряжению полиции»⁴⁶. Сорванный диспут стал репетицией ссоры, которая произошла днем позже в Литературно-художественном кружке. 

Скандал в Литературно-художественном кружке 

13 февраля Маринетти читает лекцию «О самых крайних исканиях футуризма в поэзии и живописи». Наиболее радикальные представители русского авангарда наконец получают возможность лично выразить протест. Снова обратимся к газетному репортажу: «Русские “футуристы” были на этот раз в сборе – раскрашенные и в красных пиджаках, они несколько раз пытались сорвать лекцию. Им не давали говорить по-русски, так как лектор говорил по-французски <...> Расходиться стали очень неохотно. Малопомалу перекочевали в другую аудиторию, где происходила лекция С. С. Голоушева (Глаголя). Господа “футуристы” появились за столом среди официальных оппонентов и очень скоро заговорили. Очень грубо и возмутительно неприлично стал говорить разрисованный по обеим щекам Бурлюк <...> После Бурлюк, менее грубо, но также с ругательствами и под крики Ларионова: “Дураки в красном и дураки в черном”, перебранивался, все-таки “высказываясь”. Ларионова выпроводили за брань, но Бурлюк остался и продолжал. Ларионов продолжает скандалить и кричать за дверью; публика очень хотела туда проникнуть, но двери заперли. Вот какие заседания допустил в своих стенах Литературно-художественный кружок. Было ясно, что пришли на скандал, что им, собственно, интересовались, и это было нелепо в здании клуба литературы и искусства»⁴⁷. Ничего конструктивного не вышло, да и не могло выйти, поскольку каждое объединение поэтов и художников преследовало свои цели. Более того, состав этих объединений постоянно корректировался. Разрывались старые связи, создавались новые. 

Примечательно письмо, которое появляется в «Нови» 15 февраля в качестве уточнения к письму от 5 февраля. Его авторы – Маяковский, Большаков и Шершеневич. В нем сказано: «Под кличкой “русские футуристы” – группа, объединенная ненавистью к прошлому, но люди различных темпераментов и характеров <...> Отрицая всякую преемственность от итало-футуристов, укажем на литературный параллелизм: футуризм – общественное течение, рожденное большим городом, который сам уничтожает всякие национальные различия. Поэзия грядущего – космополитична. Вот и вся сказка об учителе и учениках»⁴⁸. И финал: «Авторами письма от 5 февраля были г. г. Д. Бурлюк и Каменский; подписями же остальных, очевидно, воспользовались, как цитатой. Насколько это допустимо, обратитесь к совести авторов»⁴⁹. В целом это письмо мягче предыдущего. Акцент сделан на сходстве, а не на различиях. Интересно, что Шершеневич, который еще недавно с энтузиазмом воспринял приезд Маринетти, теперь перешел в оппозицию, а Маяковский отделил себя от Д. Бурлюка и Каменского, сблизившись с умеренными поэтами. Впрочем, не стоит придавать таким декларациям большого значения, поскольку в конечном счете они выполняли рекламную функцию и к художественной деятельности непосредственного отношения не имели. 

Окончательно оформляется позиция газеты. В январе Кожевников и Тугендхольд приветливо отзывались о Маринетти и противопоставляли его декадентам. В феврале в двух заметках Кузьмина обрушивается и на итальянского футуриста, и на его русских конкурентов. Вот ее главный тезис: «Маринетти? Об его миссии у нас много писалось, повторять не станем. Только восстановим предельный возраст “молодежи”, которой сулят его в властители дум. Кажется, что те дамы и господа, которые переполняли его аудиторию, как ни крути, не подойдут под эту рубрику <...> Не дошло до “молодежи” и принятие Маяковского и Бурлюков. Представители другой, крайней, ультраэстетической партии не нашли путей к ее умам и сердцам»⁵⁰. И еще одна претензия: «Вы хотите быть пророками, но почему вы берете лишь казовую сторону пророков ветхозаветных, их “блевотину”, что извергали они по адресу своих сограждан. Признаете только эту свою преемственность с ними, так неосмотрительно отказываясь от их экстатической цельности?»⁵¹. Здесь объект критики – футуризм как таковой. В сущности, Кузьмина выносит приговор литературному направлению, не желая признавать его лидеров вождями. 

Вторую заметку венчает восклицание: «Довольно!». Не хватало только голосов возмущенных сограждан, о которых пишет Кузьмина. И они зазвучали. 15 февраля в рубрике «Среди читателей» помещается скептическая реплика некоего В. Г. Смирнова. Он называет футуризм ложной, нездоровой, уродливой формой искусства и с тревогой вопрошает: «Не делаем ли мы ошибки, и ошибки непростительной, что много пишем и говорим о футуристах, хотя бы даже с отрицательной точки зрения? Делая это, мы должны помнить, что, печатая в газетах и журналах свои статьи и заметки о футуристах и футуризме, читая о них рефераты и лекции, мы тем самым создаем им славу и известность, которые, может быть, им и нужны, но нам совершенно не нужны <...> Неужели истинное искусство сбилось с своего действительного пути, что мы распространяем славу Ларионовых и Гончаровых, что мы восхваляем каждого приезжего Маринетти?»⁵². Кстати, подобный полемический ход вскоре возьмут на вооружение в советской России. Партийные критики, прорабатывая того или иного неугодного автора, будут апеллировать, помимо прочего, к мнению рядовых читателей. 

Заключение 

Итак, подведем итог. «Новь» – одна из газет, обстоятельно писавших о визите Маринетти. Опираясь на ее публикации, можно судить о приеме, который оказали итальянскому поэту. Н. И. Харджиев справедливо замечает: «Встречи и столкновения с кубофутуристами убедили Маринетти в том, что русский футуризм вырастает из совершенно особых социальных условий и что его теория и практика не совпадают с программой итальянцев» (2006: 133). Позицию суворинской газеты следует признать не столько консервативной, сколько прагматичной. Начав с комплиментов, сотрудники «Нови» быстро перешли к скептическим репликам и наконец грубо отвергли эстетическую доктрину Маринетти. Кроме того, газета стала площадкой для полемики русских футуристов друг с другом. На ее страницах выстраивались и разрушались тактические союзы, делались громкие заявления. Создается впечатление, что «Новь» пыталась извлечь максимум из приезда популярного поэта и скандала, который этому сопутствовал. Критика футуризма парадоксальным образом сочеталась с эксплуатацией тех же методов, которыми пользовались футуристы. 

17 февраля Маринетти уехал в Италию⁵³. Он собирался вторично посетить Москву в ноябре 1914 г. вместе с единомышленниками, но Первая мировая война помешала этим планам. 

Примечания 

¹ Исследование выполнено в Институте мировой литературы имени А. М. Горь- кого РАН за счет гранта Российского научного фонда (РНФ, проект No 20-18-00003- П, https://rscf.ru/project/20-18-00003/). 

² Выходила с 15 января 1914 г. по 3 января 1915 г. (перерыв в издании – с 1 июня по 14 ноября 1914 г.). Издатель – А. А. Суворин. 

³ Кожевников П. Итальянский футуризм (К приезду Маринетти) // Новь. 1914. Янв., 23. С. 11. 

⁴ Там же. 

⁵ См.: К приезду Маринетти // Новь. 1914. Янв., 25. С. 8. 

⁶ См.: Глава итальянского футуризма Маринетти // Новь. 1914. Янв., 26. С. 1.

⁷ См.: Футуристы в кинематографе // Новь. 1914. Янв., 26. С. 6. Несколько дней спустя эта картина будет оценена невысоко. См.: Футуристическая фильма // Новь. 1914. Янв., 30. С. 10. 

⁸ Шершеневич В. Футурист о Маринетти // Новь. 1914. Янв., 26. С. 8. 

⁹ Малевич К. Отмежевавшиеся от Ларионова // Новь. 1914. Янв., 28. С. 5. В своем выступлении Малевич упоминает о фельетоне Б. Петрова, вышедшем в No 10 «Нови» за 1914 г. К сожалению, обнаружить этот фельетон не удалось, поскольку в единственной полной подшивке газеты в РНБ последние страницы нужного номера отсутствуют. По словам Малевича, Петров делит русских футуристов на две группы – последователей Ларионова и Бурлюка. Такое деление вызывает у Малевича протест.

¹⁰ Приезд Маринетти // Новь. 1914. Янв., 28. С. 8. 

¹¹ Там же. 

¹² У каждого текста свой заголовок, но второй текст набран под первым, их разделяет лишь тонкая черта. Не исключено, что репортаж с вокзала тоже принадлежит Тугендхольду. На одиннадцатой странице помещена фотография с вокзала. См.: Приезд Маринетти в Москву // Новь. 1914. Янв., 28. С. 11. 

¹³ Т–д. Лекция Маринетти // Новь. 1914. Янв., 28. С. 8. 

¹⁴ Там же. 

¹⁵ См.: Шершеневич В. Новый манифест Маринетти // Новь. 1914. Янв., 28. С. 11. 

¹⁶ См.: Первая лекция в Москве вождя футуризма Маринетти // Новь. 1914. Янв., 29. С. 1. 

¹⁷ Боровой А. «Футуризм» Маринетти // Новь. 1914. Янв., 29. С. 2. 

¹⁸ Там же. 

¹⁹ С одной стороны, Тугендхольд упоминает о Политехническом музее, в котором проходила первая лекция. С другой стороны, в его статье есть слово «вчера» (то есть 28 января, когда состоялась вторая лекция – в Малом зале консерватории). Можно предположить, что оба выступления были приняты в расчет. 

²⁰ Тугендхольд Я. Маринетти и «умственная гигиена» // Новь. 1914. Янв., 29. С. 3. «Прошлая статья» – это репортаж от 28 января, подписанный псевдонимом «Т–д». В нем отсутствует ясно сформулированный вопрос: «Во имя чего?» И о карикатуре на Базарова речи не идет. Однако идейная связь двух материалов все- таки прослеживается. Других статей Тугендхольда до 29 января в «Нови» обнаружить не удалось. 

²¹ Там же. 

²² Лекция Маринетти // Новь. 1914. Янв., 29. С. 8. 

²³ Беседа с Маринетти // Там же. 

²⁴ Ларионов М. К распре футуристов (Письмо в редакцию) // Там же. 

²⁵ Там же. 

²⁶ Там же. 

²⁷ «Но это банально, старикан!» // Новь. 1914. Янв., 30. С. 2. 

²⁸ Там же. 

²⁹ Боровой А. Герои и толпа // Новь. 1914. Янв., 30. С. 2. 

³⁰ Ф. Г. Маринетти в натуре // Там же. 

³¹ Там же. 

³² Там же. 

³³ Там же. С. 3. 

³⁴ См.: Неро.Триумф Маринетти // Новь. 1914. Янв., 30. С. 3. 

³⁵ Шершеневич В. Письмо в редакцию // Новь. 1914. Янв., 30. С. 9. 

³⁶ Там же. 

³⁷ Маринетти пробыл в Петербурге с 1 по 8 февраля, выступив с двумя лекциями в концертном зале Калашниковской биржи. Об этом подробно писали Н. И. Харджиев и А. В. Крусанов. 

³⁸ Кузьмина Н. Грустное прощание // Новь. 1914. Янв., 31. С. 3. В газете, веро- ятно, опечатка (Кузмина), поскольку в двух более поздних текстах этого же автора мягкий знак не пропущен (Кузьмина). 

³⁹ Ларионов М. Ларионов о Маринетти // Там же. 

⁴⁰ К приезду Маринетти // Новь. 1914. Февр., 5. С. 6. Вслед за А. В. Крусано- вым стоит подчеркнуть, что в тексте второго «Садка судей» ничего не говорится об итальянском футуризме. 

⁴¹ Там же. 

⁴² Приезд Ф. Маринетти // Новь. 1914. Февр., 6. С. 8. 

⁴³ Маринетти в Москве // Новь. 1914. Февр., 11. С. 5. 

⁴⁴ Ф. Маринетти о России // Новь. 1914. Февр., 12. С. 9. 

⁴⁵ А. Последние течения (Диспут 12-го февраля) // Новь. 1914. Февр., 13. С. 5. 

⁴⁶ Там же. 

⁴⁷ К–ий. Маринетти и русские «футуристы» // Новь. 1914. Февр., 14. С. 5. 

⁴⁸ Письмо в редакцию (К письму в «Нови» от 5 февр.) // Новь. 1914. Февр., 15. 

⁴⁹ Там же. 

⁵⁰ Кузьмина Н. Кто наши вожди? // Новь. 1914. Февр., 14. С. 10. 

⁵¹ Кузьмина Н. О футуристах // Новь. 1914. Февр., 15. С. 9. 

⁵² Смирнов В. Г. Стоит ли говорить о футуристах? // Новь. 1914. Февр., 15. С. 9. 

⁵³ См. об этом: Отъезд Маринетти // Новь. 1914. Февр., 18. С. 5. 

Библиография

Алякринская Н. Р. Маринетти в зеркале русской прессы // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2003. No 4. С. 77–89. 

Крусанов А. В. Русский авангард: 1907–1932 (Исторический обзор). В 3 т. Т. 1. Боевое десятилетие. Кн. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2010. 

Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. Л.: Сов. писатель, 1989. 

Поддубцев Р. А. «Калишские беглецы»: поэты-футуристы в газете «Новь» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2019. No 4. С. 114–125. 

Русская литература и журналистика в предреволюционную эпоху: формы взаимодействия и методология анализа: колл. монография / отв. ред. и сост. А. А. Холиков, при участии Е. И. Орловой. М.: ИМЛИ РАН, 2021. 

Харджиев Н. И. От Маяковского до Крученых: Избранные работы о русском футуризме. М.: Гилея, 2006.

Как цитировать: Поддубцев Р. А. Визит Ф. Т. Маринетти в Россию и рус- ский футуризм: взгляд газеты «Новь» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2024. № 1. С. 111–128. DOI: 10.30547/vestnik.journ.1.2024.111128

Поступила в редакцию 31.08.2023