Дискуссия о критике в журнале «Октябрь» (1960–1961 гг.)

Раздел: История журналистики

Статья посвящена одному из фрагментов журнальной полемики начала 1960-х гг. и истории советской литературной критики эпохи оттепели, а именно метакритической дискуссии в журнале «Октябрь». Анализируются публикации, посвященные проблемам критики, вышедшие за первый год после смерти Ф. Панферова, возглавлявшего журнал до октября 1960 г., и прихода на его место Вс. Кочетова. В статье рассматривается понятие метакритики, выделены узловые проблемы, поднимаемые в метакритических статьях «Октября», показаны точки зрения по ключевым вопросам. Кроме того, сделан вывод о возможной связи метакритической дискуссии, проводимой журналом, с подготовкой к обнародованию третьей программы КПСС.

DOI: 10.30547/vestnik.journ.4.2018.82105

Введение

Целью данной статьи является рассмотрение дискуссионной практики, характерной для толстых журналов начала 1960-х гг., на примере метакритических текстов, опубликованных в журнале «Октябрь» в 1960-1961 гг. Среди многообразия советских литера­турных журналов, активизировавшихся в этот период («Знамя», «Юность», «Звезда», «Нева», «Иностранная литература» и др.), от­четливо выделяются два «полюса» - «Октябрь» Вс. Кочетова и «Новый мир» А. Твардовского. Литературно-критическая полеми­ка, обширная в то время, часто концентрировалась вокруг этих двух изданий.

Научные исследования, посвященные советской журнальной критике, как правило, сосредоточены вокруг «Нового мира», «Ок­тябрь» же вспоминается лишь для того, чтобы подчеркнуть ново­мирскую специфику. Данная статья посвящена не изученной ра­нее дискуссионной практике «Октября». В качестве материала для исследования была выбрана метакритическая дискуссия, прово­дившаяся в течение первого года после назначения Вс. Кочетова главным редактором журнала. Именно после смены руководства, по мнению Е. Добренко, «Октябрь» «занимает четкую позицию в кипящей литературной борьбе и буквально в течение полугода становится тем магнитом, который притянул к себе все, что про­тивостояло либеральной позиции “Нового мира” <...> Позицион­ные бои на теоретическом фронте стали постоянной практикой “Октября”» (Добренко, Тиханов, 2011: 449-450). Е. Добренко так­же отмечает, что в это время «предпринимались попытки перена­править общественную полемику и литературно-критические спо­ры в некое приемлемое русло путем организации “литературных дискуссий”, которыми столь богата эпоха оттепели. Каждый раз это становилось попыткой создания нового дискурса о литературе. Но поскольку одновременно это был и политический дискурс, то задача подобных дискуссий была не столько эстетическая, сколько политико-идеологическая» (Там же). Одной из таких дискуссий, протекавших по заданному руслу, стало обсуждение современного героя на страницах журнала «Вопросы литературы» в 1960 г., целью которого был толчок к «формированию нового дискурса “о герое советской литературы”, что позволило бы вписать новые произве­дения в рамки официозных представлений о нем» (Добренко, Тиханов, 2011: 425—427). В данной статье рассмотрен другой пример такой заданной полемики — метакритическая дискуссия в журнале «Октябрь» 1960—1961 гг

Поскольку поставленная цель предполагает выявление общего направления дискуссии, а не создание портретной галереи крити­ков «Октября», то подробно останавливаться на личностях авто­ров анализируемых текстов мы не будем. Некоторые биографиче­ские сведения, необходимые для лучшего понимания приводимых здесь критических высказываний, приведены в примечаниях.

Метакритика «Октября» в контексте дискуссий начала 1960-х гг.

Дискуссии, которые велись на страницах толстых журналов в начале 1960-х гг., можно условно разделить на две большие группы. Первую составляют критические споры, касающиеся художественной литературы, в которых поднимаются проблемы художественной прозы (основное внимание при этом уделялось большим формам, была проведена, например, отдельная дискус­сия о романе), поэзии (здесь заметнее всего дискуссия о молодой поэзии), а также споры вокруг отдельных публикаций и авторов, возникавшие из-за разных критических оценок произведения (на­иболее яркий пример — «Один день Ивана Денисовича» А. Солже­ницына, полемика вокруг которого была заметным явлением в журнальной критике 1960-х гг.). Вторая большая группа статей — метакритические тексты, в которых авторы полемизировали друг с другом о целях и задачах литературно-художественной критики, пытались разобраться в причинах ее непопулярности среди чита­телей, указывали на ошибки коллег.

До сих пор не существует единого и полноценного определения метакритики. Если, согласно концепции Р. Барта (1989), критика является метаязыком по отношению к литературе, то метакрити­ка — это метаязык, который надстраивается над критикой, опи­сывая ее саму. По мнению Н. Маньковской, метакритика склады­вается из «описания, интерпретации, оценки существующих артефактов», причем оценка является ее «эстетическим ядром» (Маньковская, 2000: 227, 272). В книге «Метакритика метареализ­ма» М. Бойко выделяет пять основных значений, в которых ис­пользуется этот термин:

«1) как критика критики — в этом значении термин вошел в употребление благодаря двум сочинениям антикантовской на­правленности: «Метакритика пуризма чистого разума» Иоганна Георга Гамана <...> и «Метакритика критики чистого разума» Иоганна Готфрида Гердера <...>;

2) как наука о литературной критике, то есть как одна из мета­наук, если под метанаукой понимать более общую науку относи­тельно какой-либо дисциплины;

3) как критика высшего порядка, то есть как то, что находится в таком же отношении к критике, в каком метаязык находится к языку;

4) как краткая форма (свертка) словосочетания «метафизиче­ская критика», то есть в значении критики, базирующейся на тех или иных метафизических предпосылках;

5) как критика, соответствующая литературному течению «ме­тафизический реализм» в том же смысле, в каком «романтическая критика» соответствует романтизму как литературному течению» (Бойко, 2010: 10).

Многозначность этого термина отмечена и Ю. Говорухиной, которая предлагает понимать под ним «суждение о критике», по­скольку подобное «широкое толкование позволяет включить в поле метакритики и научный дискурс, посвященный критике, и саморефлексию литературной критики» (Говорухина, 2010: 23). Несмотря на то что со страниц советских толстых журналов 1960-х гг. неоднократно звучали призывы относиться к критике как к явлению, сочетающему художественность и научность, лите­ратурная критика, существовавшая в пространстве этих журналов, тяготела скорее к публицистике. Поэтому для описания метакритических дискуссий того времени широкое толкование, предло­женное Ю. Говорухиной, кажется не очень удобным. Условимся использовать термин метакритика в значении, близком к нему, а также ко второму и третьему, предложенными М. Бойко, подразу­мевая под ним литературную критику, направленную на описание и анализ самой себя. В данном случае метакритика может рассма­триваться как часть медиакритики, которая «имеет некоторые точ­ки соприкосновения с литературной и художественной критикой, другими предметными областями творческой критико-познава­тельной деятельности, что определяется некоторым родством их сущности и функций, совпадением определенных черт рассматри­ваемых ими объектов» (Короченский, 2003: 35). Основанием для разделения этих терминов является область применения критиче­ских суждений: медиакритика описывает и оценивает деятель­ность СМИ вообще, тогда как объектом метакритики становится литературно-критический текст.

Проблемы литературной критики в толстых журналах 1960-х гг обсуждались весьма активно. Метакритические статьи публикова­лись регулярно в разных изданиях, однако большинство из них представляли собой не дискуссионные материалы, хотя номиналь­но и принадлежали к ним, а выражение партийных установок в отношении литературы и критики, прописанных в соответствую­щих постановлениях (продолжало, например, действовать приня­тое еще в 1946 г. постановление «О журналах “Звезда” и “Ленин­град”»¹). Полемическая направленность этих высказываний зачастую была внешней, они лишь создавали видимость обсужде­ния, на самом же деле их авторы вторили речам партийных деятелей².

Особенно энергично подобную дискуссию о критике в начале 1960-х гг. развивал «Октябрь». Наиболее активно о том, какой должна быть критика, авторы этого журнала высказывались в 1961 г., когда главным редактором стал Вс. Кочетов. Причем все метакритические публикации, вышедшие за первый год его ре­дакторства, были привязаны к выступлению секретаря ЦК М. Суслова на встрече партийного руководства с представителя­ми творческой интеллигенции³, состоявшейся 17 июля 1960 г.⁴ Это обсуждение было внутренним, прямых откликов на метакри- тические статьи «Октября» в других периодических изданиях практически не было. В «Литературной газете» за 1961 г. вышла лишь небольшая заметка «Где же споры?», посвященная не столько дискуссии в «Октябре», сколько ответственности редак­ций, «призванных организовывать и направлять работу критиков»⁵. В газете «Литература и жизнь» откликов на это обсуждение в 1961 г. не было вовсе. При этом оба издания выпускали статьи о проблемах критики, а идейная направленность материалов соот­ветствовала тому, о чем писали участники дискуссии в «Октя­бре», более того, в качестве авторов часто выступали те же крити­ки, что и в журнале В. Кочетова⁶.

Мысли о том, какой должна быть критика, высказывались в жур­нале еще в период редакторства Ф. Панферова. Так, в седьмой книге за 1960 г. была напечатана статья В. Шкловского «Разговор по пово­ду», представляющая собой рецензию на одноименную книгу - сборник критических статей А. Макарова. В. Шкловский прирав­нивает критика к писателю, отмечая, что разговорам о литературе недостает философичности: «Философия должна стать воздухом критической литературы, а не стенкой, по которой осторожно ведет руку прохожий, боящийся ухабов и не верящий в свое зрение»⁷. Однако эта публикация стоит особняком и не входит в дискуссию, о которой далее пойдет речь.

В последнем номере журнала за 1960 г., вышедшем уже после смерти Ф. Панферова, появился подраздел «Критика в наше вре­мя», состоявший из двух статей: «Взыскательность и объектив­ность» Г. Бровмана⁸ и «Наше общее дело - литература» Т. Трифоновой⁹, - напечатанных, как указывала редакция, «в дискуссион­ном порядке»¹⁰, для того чтобы подтолкнуть всех заинтересован­ных к рассуждениям о проблемах критики. Дискуссия, открытая этими статьями, продолжалась в течение следующего года. Безусловно, высказывания о критике со страниц журнала звучали и позже, но именно на 1961 г. пришлась активная фаза метакритических выступлений, связанная, возможно, еще и с развитием от­дела критики в «Новом мире», которому «Октябрь» открыто про­тивостоял. Журнал А. Твардовского также принимал участие в дискуссии: в четвертом номере за 1961 г. была опубликована статья A. Туркова «Заметки о критике», а в пятом - «Поэзия критической мысли» Ю. Манна, приуроченная к 150-летию со дня рождения B. Белинского. Однако такого системного разговора о критике, как в «Октябре», в «Новом мире» в начале 1961 г. не было. Дело в том, что в 1961 г. журнал А. Твардовского был занят обсуждением про­блем поэзии и продолжал дискуссию о романе, получившую новое развитие после публикации в одиннадцатом номере за 1960 г. статьи Б. Рунина «Спор необходимо продолжить». «Октябрь» же почти целый год регулярно выпускал тексты метакритической направ­ленности. После выхода статей Г. Бровмана и Т. Трифоновой, опу­бликованных с коротким предисловием, в котором говорилось об «исключительно важных задачах»¹¹ литературной критики, отме­ченных М. Сусловым, в «Октябре» появилось еще несколько мате­риалов: «Парадокс о критике» К. Зелинского (№ 2, 1961), «Письма о критике» А. Эльяшевича (№ 4, 1961), «Оружие критики» В. Ар­хипова (№ 6, 1961) и «Для кого мы пишем? Заметки о критике» М. Чарного (№ 7, 1961). Они и сформировали дискуссию, откры­тую в двенадцатом номере 1960 г. Проанализировав эти материа­лы, можно выделить несколько ключевых вопросов, вокруг кото­рых строилась дискуссия: нужна ли критика писателю, какую роль она играет в литературном процессе, развивается ли советская критика? Если критика непопулярна, то в чем причины этого? Какие меры необходимо принять для укрепления позиций лите­ратурной критики и ее развития? Каковы основные функции и за­дачи литературной критики? Должна ли быть критика публици­стичной? Тяготеет ли она к научному знанию? Попытаемся проследить, как об этих проблемах высказывались критики «Ок­тября».

Отношения критика и писателя

По мнению Т. Трифоновой, критика необходима писателю и, чтобы она была действительно полезной, критик должен быть одновременно доброжелательным и требовательным, должен проявлять «идейную четкость» и понимание того, что творческий процесс - сложное явление, должен оказывать содействие «нова­торским поискам»¹².

О том, что для художника критика важна, говорит и К. Зелинский¹³ в «Парадоксе о критике». Этот текст представляет собой не традиционную проблемную статью, а метакритическое высказы­вание в художественной форме - рассказ, написанный от первого лица, передающий разговор писателя и нескольких критиков. Один из критиков, голос которого созвучен голосу самого К. Зе­линского, заявляет, что «всю жизнь посвятил довольно странной профессии: делал из воды шипучку», что вызывает негодование со стороны писателя, считающего, что художественное творчество - это не просто «вода», и именно критику относящего к развлека­тельным явлениям, поскольку она «не содержит ничего сущест­венного». В ответ на это критик замечает, что писатели вообще не склонны воспринимать критику и «только в редких случаях при­знают для себя пользу художественных статей». Аргументирует свою позицию он тем, что даже Н. Гоголь, которого присутствую­щие приводят в пример как писателя, открытого к правильному восприятию критики, «хотел бы услышать критику не со стороны литератора, а со стороны, скорее, читателей, которые для писате­ля не столь опасны, потому что общественное мнение формируют все-таки профессиональные критики, те, что печатаются в журна­лах»¹⁴. Таким образом, он одновременно подчеркивает значение профессиональной критики, которая играет одну из ведущих ро­лей в литературном процессе, и негативное ее восприятие участ­никами этого процесса.

Еще одной проблемной статьей, облаченной в художественную форму, стали «Письма о критике» А. Эльяшевича¹⁵. Текст построен как эпистолярный спор критика и романиста и состоит из четырех писем. Первое написано от лица романиста, который утверждает, что писателю критики дать ничего не могут, поэтому было бы луч­ше, если бы они «по-настоящему занимались просвещением чита­телей, будоражили их разговором о больших социальных пробле­мах и, как это принято говорить, занимались их эстетическим воспитанием»¹⁶. Сходство с «Парадоксом о критике» очевидно: оба текста основаны на диалоге писателя и критика, в котором по­следний предстает в роли резонера, выражающего якобы объек­тивную авторскую оценку. Герой А. Эльяшевича утверждает, что критика необходима не только читателям для ориентации в лите­ратурном пространстве, но и писателям, ссылаясь при этом на со­ответствующее высказывание Н. Хрущёва. Цитаты из речей пар­тийных деятелей выполняют в метакритических материалах «Октября» двойную функцию: с одной стороны, они служат аргу­ментами к выдвигаемым авторам тезисам (ведь авторитетность высказываний членов ЦК непререкаема), с другой — являются толчком для выдвижения самих этих тезисов, поскольку журнал должен был заниматься пропагандой и распространением идей, внедряемых партийным руководством. Именно прямотой отстаи­вания социалистического реализма в искусстве и партийных уста­новок выделялся «Октябрь» среди других толстых журналов нача­ла 1960-х гг

С описания «необычайного подъема» перед XXII съездом начи­нается статья М. Чарного¹⁷ «Для кого мы пишем? Заметки о кри­тике». Автор отмечает, что первый секретарь ЦК Н. Хрущев «неизменно уделяет много благожелательного внимания критике»¹⁸. М. Чарный соглашается с К. Зелинским в том, что писательские высказывания о критике противоречивы, однако добавляет, что это не так важно: «Речь следует вести не о противоречиях, но о разных сторонах конкретной критики и о том, что есть критика плохая и есть хорошая, есть бесплодная, даже вредная, и есть нуж­ная, как воздух». Он говорит также о том, что талант писателя и талант критика — это вещи разного порядка, поэтому многие из писателей, пытавшиеся анализировать и оценивать чужие произ­ведения, допускали серьезные ошибки: «Опыт показал, что имен­но критики-профессионалы имеют условия для наименьшего ко­личества ошибок, для наибольшей объективности <...> Большой художник <...> слишком увлечен своим оружием». Это не означа­ет, что профессиональный критик полностью объективен, по­скольку у него, естественно, есть определенные ценностные уста­новки, жизненный опыт и личные предпочтения, которые придают оттенок субъективности его суждениям. «Но само поло­жение критика, особенно нашего, советского критика, должно по­мочь ему найти более объективную точку зрения, исходящую из общих интересов искусства»¹⁹, — считает М. Чарный. Проблема влияния критики на писателя не кажется ему первостепенной. И здесь обнаруживается противоречие: несмотря на то что крити­ка, как показывает автор, уже не играет той роли, какая была у нее раньше, в ее задачи по-прежнему входит воспитание читателя и писателя. Однако, по мнению М. Чарного, «суть вовсе не в том, помогла ли критика писателю. Все <...> сомнения в ненужности критики немедленно блекнут, как только вспомнишь о читателе, о массе читателей, о народе»²⁰. Это приводит автора к мысли о том, что адресатом критических высказываний в печати дол­жен быть рядовой читатель, а не писатель или специалист. М. Чарный отрицательно относится к тому, что критика, существующая на страницах печатных изданий, обращена к небольшому коли­честву людей, которые в состоянии понять ее и оценить. «Новый этап культурной революции диктует нам необходимость так поста­вить идеологическую работу, чтобы она доходила, как писала “Правда”, до “каждого советского человека”, чтобы она дошла до его ума и сердца. Для этого нового этапа характерно и то, что огромное значение приобретает эстетическое воспитание народа»²¹. Как видно, его точка зрения частично совпадает с мнением «романиста», которому противопоставлял свои суждения «кри­тик» А. Эльяшевича.

Критика, публицистика и наука

Проблема связи литературной критики с публицистикой под­нимается статье Г. Бровмана²². По мнению автора, «критика должна быть исполнена публицистического пафоса», поскольку отказ «от публицистического подхода к анализу художественного произведения» ведет к тому, что критики сдаются «в плен эстет­ских представлений». При этом Г. Бровман обращает внимание читателя на то, что публицистический подход не исключает, а, напротив, строится на анализе «поэтической ткани» произведения²³. То, что критике присуща публицистичность, подчеркивает и герой К. Зелинского. Кроме того, он считает, что критика представляет собой парадоксальный феномен, находящийся на стыке двух явлений — искусства и науки, причем она «тем боль­ше становится наукой, чем больше в ней искусства»²⁴. Герой К. Зелинского доказывает, что граница между научным и художе­ственным мышлением стирается в критической деятельности, поскольку талантливый критик использует синкретический под­ход в своей работе, сочетая научное и художественное восприя­тие. Критика как пограничное явление представлена и в тексте A. Эльяшевича, который в послесловии к своему рассказу под­черкивает, что, хотя во многом не согласен с взглядами К. Зелин­ского, солидарен с ним в том, что критика должна восприни­маться как сочетание искусства и науки.

Научность как одно из свойств критики В. Белинского рассма­тривается в статье В. Архипова²⁵: «Громадное значение для эстети­ки имеет знаменитое учение Белинского об искусстве как непо­средственном созерцании истины, или мышлении в образах. Это глубоко диалектическое, подлинно научное определение, указы­вая на специфику образной природы искусства, одновременно ру­шит непроходимую преграду между искусством и другими форма­ми идеологии <...> снимая с него покров непостижимого и мистического». С точки зрения В. Архипова, эталонная критика — это, в первую очередь, наука, поэтому идеи В. Белинского он на­зывает «учениями». Однако, как видно из приведенной цитаты, B. Архипов считает, что художественное и научное не могут быть четко отделены друг от друга, поскольку и то, и другое является «видом духовной культуры»²⁶. Таким образом, в большинстве ма­териалов «Октября» критика была представлена как синтетиче­ский вид деятельности, в котором сочетаются научность, художественность и публицистичность. Однако под публицистичностью в «Октябре» зачастую подразумевалось насаждение партийных идей и борьба с тем, что не вписывается в рамки социалистиче­ского реализма²⁷.

Состояние советской критики

Текст Г. Бровмана начинается с заявления о том, что литератур­ная критика переживает подъем, проявляющийся в публикации большого количества статей и книг. Как уже было сказано, в этой и последующих метакритических публикациях «Октября» посто­янно цитировалась июльская речь М. Суслова. Поскольку статья Г. Бровмана печаталась по случаю этой речи и стояла первой в ряду метакритических высказываний «Октября» 1960 г., она оказа­лась наиболее насыщенной отсылками к данному выступлению. Ключевой идеей, вокруг которой строятся рассуждения Г. Бровмана, становится изживание «эстетства» и «вульгарного социологиз­ма» из искусства и критики.

Герой диалога К. Зелинского высказывает противоположное мнение в отношении популярности критической литературы. По его мнению, читателей не увлекает критика, сама по себе явля­ющаяся особой интеллектуальной пищей, которая приходится по вкусу далеко не всем. Он говорит о том, что критические книги издаются сравнительно небольшими тиражами, а потому затраты на их производство не окупаются. Причину этого он видит в том, что критики пишут неинтересно.

Еще более пессимистично звучат высказывания романиста, с которых начинаются «Письма о критике» А. Эльяшевича. Он счи­тает, что «критика больна» и если литература идет в ногу со време­нем, то критика отстает и от того, и от другого, в целом представая как «второстепенный жанр»²⁸. А. Эльяшевич вводит эти суждения в свой текст только для того, чтобы оспорить в остальных трех «письмах». В них герой-критик говорит, что подобная «точка зре­ния отражает настроение определенной группы читателей (в том числе и писателей), которые недостаточно знакомы с подлинным состоянием критики»²⁹. А. Эльяшевичу будущее советской крити­ки представляется не таким мрачным, каким его изображают кол­леги. В послесловии к «Письмам» он критикует Г. Бровмана за слишком категоричный, по его мнению, обзор журнала «Звезда», опубликованный во втором номере «Вопросов литературы»: «Спо­соб, которым автор пытается “доказывать” свои обвинения, и в самом деле похож на размахивание тяжелой критической дубин­кой: обо всем говорится оскорбительной скороговоркой, без еди­ного убеждающего примера. Разбирая некоторые материалы, Г. Бровман не останавливается перед прямым искажением фактов, приписывая авторам журнала “Звезда” совершенно вздорные мысли»³⁰, — пишет А. Эльяшевич, не уточняя, какие именно из су­ждений Г. Бровмана он считает не соответствующими действи­тельности. Он также выражает несогласие с суждениями К. Зелинского о том, что критика находится на «задворках» культурной жизни и мало кому интересна: «Советская критика — здоровый, крепнущий организм. И надо, не запугивая читателя мнимыми болезнями, сделать все, чтобы помочь ее подлинному расцвету»³¹, — заключает А. Эльяшевич.

Наконец, М. Чарный заявляет, что критика ведет бурную жизнь, что подтверждается дискуссиями, проводимыми в печати, а также мероприятиями, организованными Союзом писателей. Автор статьи открыто спорит с К. Зелинским, утверждая, что тот «напечатал недавно “Плач о критике”, в котором излил горечь, копившуюся, чувствуется, долгими годами»³². М. Чарный не­сколько раз отсылает читателя к указанной публикации, критикуя ее автора за «неясные рассуждения о двух подходах к действительности»³³, разговор о «чистой лирике» и «сомнительные» примеры³⁴. При этом сочетание «плач о критике» было употреблено са­мим К. Зелинским в послесловии к диалогу: так, по его словам, окрестил статью один из друзей критика, которому он ее читал. Имя этого друга, который утверждал, что вместо страданий «нуж­но вовлекать молодежь» и показывать важность критики, К. Зе­линским не раскрывается. М. Чарный отводит критике «руководя­щую роль» в литературном процессе, однако, по его мнению, она «ослабляется» тем, что критики, работающие в периодике, недо­статочно быстро реагируют на выход произведений в толстых жур­налах, публикуя свои отзывы недопустимо поздно, «когда чита­тельские страсти и интерес уже в значительной мере угасли»³⁵.

Таким образом, несмотря на несогласие с отдельными положе­ниями, выдвинутыми в статьях коллег, большинство авторов схо­дятся в том, что советская критика — жизнеспособная система, ко­торая развивается и совершенствуется, однако для полноценного и правильного существования в нее необходимо внести некоторые коррективы.

О недостатках и способах избавления от них

Уже из названия статьи Г. Бровмана «Взыскательность и объек­тивность» видны те основные требования, которые, по мнению автора, должна предъявлять литературная критика к произведени­ям и к самой себе. Нетерпимость к «эстетским представлениям», по его мнению, необходимо развивать, усиливая «партийно-вос­питательную работу среди критиков и литературоведов»³⁶, в том числе в редакциях. Еще одной проблемой критики, на которую обращает внимание Г. Бровман, является публикация рецензий: «Лишь два “толстых” журнала имеют хорошо поставленную би­блиографию. Это “Новый мир” и “Звезда”», в последней «наряду с доказательными рецензиями, авторы которых в немногих стро­ках умеют толково рассказать о книге, встречаются и рецензии-от­писки, не дающие ничего ни уму, ни сердцу»³⁷. Здесь Г. Бровман не только делает вежливый жест в сторону «Нового мира», но и под­черкивает, что у журнала А. Твардовского есть то, чего недостает самому «Октябрю». Стоит обратить внимание на то, что рядом с «Новым миром» называется «Звезда». В целом указанные журналы критикуются в статье Г. Бровмана, при этом о «Звезде» автор вы­сказывается менее категорично. Возможно, поэтому она и не удостоилась той восторженной интонации, с которой он говорит о рецензиях, публикуемых в «Новом мире»: «Практика “Нового мира”, к примеру, показывает, что и крохотный (короче воробьи­ного носа!) отклик на книгу может быть полезен читателю, если раскрывает ее содержание, а не провозглашает общеизвестные истины»³⁸. По-видимому, при помощи соблюдения баланса между упреками и похвалой, автор пытается показать объективность сво­их высказываний.

В отличие от публикаций, о которых шла речь выше, статья В. Архипова, приуроченная к 150-летию со дня рождения В. Бе­линского, сосредоточена не на постулировании качеств, кото­рыми должна обладать советская критика, а на том, что является ее предметом изучения. По форме «Оружие критики» представ­ляет собой «чистый» метакритический материал: в литературно­критическом тексте анализируется творчество литературного критика. При этом В. Архипов акцентирует внимание не на самой критике, а на свойствах литературного произведения, ко­торые делают его «истинно художественным». На примерах из работ В. Белинского доказывается тезис о том, что для художе­ственного творчества главное - национальность и связь с народ­ным языком. Эстетика В. Белинского, с точки зрения В. Архи­пова, ценна тем, что ее «высшими категориями» являются «литература народа, народность литературы». Автор попутно критикует гегелевскую эстетику, которая, как он считает, «зна­меновала наступление эпохи, чуждой всему поэтическому», по­скольку настоящее искусство не может существовать в отрыве от жизни. Попытки изолировать искусство он называет «дурным знаком», добавляя, что эта «метода к уяснению специфики искусства еще не привела, но зато немало дает для того, чтобы отделить искусство от политики»³⁹. Несмотря на то что текст не изобилует отсылками к партийным выступлениям, он вписыва­ется в общую тенденцию критики «эстетства» и пропаганды тех представлений об искусстве, которые выражались в речах М. Суслова и Н. Хрущёва.

К. Зелинский высказывается о другой проблеме критики: в от­личие от литературы, она всегда воспринимается в совокупности, «индивидуальности» в ней «исчезают», поскольку сам жанр вос­принимается как вспомогательный. «Беду» критики он видит в том, что авторы, работающие в этом жанре, создают «произведе­ния обезличенного типа, в пределах общепринятых стандартов». Он предлагает «разукрупнить понятие критики», говоря, что су­ществует «множество видов и форм внутри этого жанра», и сопо­ставляя разнообразие форм критики с разнообразием поэтических жанров. Он излагает также свою короткую «программу критики»: «Философия плюс личность. Причем художественная личность»⁴⁰. Подразумевается под этим внимание к творческой индивидуаль­ности отдельно взятого критика. Герой призывает не рассуждать о критике в целом, а говорить «о людях, талантах», «культивиро­вать» их, поскольку критика должна быть сформирована совокуп­ностью этих талантов, каждый из которых обладает своими харак­терными чертами. В постскриптуме К. Зелинский говорит о необходимости воспитывать молодое поколение критиков, а так­же о том, что «общественное значение» критики подтверждается высказываниями Н. Хрущёва и М. Суслова. Он также ссылается на материалы дискуссии «Критика в наше время», упрекая Т. Три­фонову в «повторении общеизвестного». При этом К. Зелинский замечает, что критические «споры слишком камерны», ведутся без учета того, насколько вовлечены читатели журналов в суть обсу­ждаемых вопросов. Само же обсуждение проблем критики, поро­жденное выступлением М. Суслова, говорит, на взгляд К. Зелин­ского, о том, что «общая неудовлетворенность состоянием критики налицо»⁴¹ и связано это, в первую очередь, с недостатком талантливых критиков.

М. Чарный также ссылается на выступление М. Суслова, в очередной раз критикуя «субъективистский произвол» и «эстет­скую ограниченность»⁴². Наконец, он выделяет такую отрица­тельную черту критики и литературы, как «болезнь бездумья», которая, если верить автору, распространена на Западе, а в СССР встречается у отдельных работников литературы и связана со «стремительным движением вперед»⁴³ советского общества, за которым не поспевают критики и писатели. М. Чарный заявляет, что теоретические статьи уже перестали быть интересны, а чита­тели ждут не абстрактных рассуждений о литературе, а рецензий, анализирующих отдельно взятые произведения. Его высказыва­ние о необходимости рецензий звучит в унисон с уже цитировав­шимся выше заявлением Г. Бровмана: «Наши литературные жур­налы помещают обычно ничтожное количество рецензий, а две московские литературные газеты ухитряются иногда выпускать номера, в которых нет ни одной рецензии, даже информацион­ной заметки о новых книгах. О других газетах говорить нечего. Подавляющее большинство книг остается без всякого критиче­ского отклика»⁴⁴. В качестве доказательства того, что информи­рование о книжных новинках является одной из важнейших за­дач критики, М. Чарный вспоминает постановление ЦК и высказывание Н. Хрущёва о том, что критика должна стать «по­вседневной». Для достижения этого он предлагает следующую программу действий: «Резко увеличить количество рецензий и информаций о новых книгах в газетах и журналах; создать редак­ционный центр, который при помощи Пресс-бюро снабжал бы тысячи областных, районных, городских газет аннотациями но­вых книг и критическими статьями; создать двухнедельный лите­ратурно-библиографический журнал, который откликался бы на каждую новую книгу <...> увеличить тиражи критических книг, позаботившись одновременно и о пропаганде этих книг; нала­дить выпуск массовой серии небольших (2—3 авторских листа), живо написанных книжек, посвященных актуальным вопросам советской литературы, отдельным произведениям и писателям»⁴⁵. Наибольшее значение проблемы литературной критики имели для толстых журналов, однако предложения М. Чарного были обращены не столько к самим критикам и редакциям, сколько к управляющему аппарату и не могли быть реализованы. Стоит также отметить, что краткая информация о книжных но­винках уже существовала в периодике. Так, в журнале «Новый мир», помимо раздела «Литературная критика», в котором печа­тались аналитические материалы и проблемные статьи, сущест­вовали разделы «Коротко о книгах» и «Книжные новинки». В первом собирались мини-рецензии, во втором перечислялись новые книги месяца. Короткие информационные сообщения о новых книгах публиковались также в газетах. Позднее подобный раздел появился и в «Октябре».

Основные задачи критики

Основной задачей критики, согласно статье Т. Трифоновой, яв­ляется подробный анализ достоинств и недостатков произведе­ния, при котором будет учитываться творческое своеобразие авто­ра. Вместе с тем «критика должна помогать читателям глубже понимать произведения искусства, вернее их оценивать, яснее ви­деть их сильные и слабые стороны, разбираться в их эстетической природе»⁴⁶.То есть в задачи критики входит и формирование чита­тельского вкуса.

«Критик активно участвует в становлении нового человека и новых общественных отношений — одновременно и как учитель жизни и как учитель литературы»⁴⁷, — пишет герой А. Эльяшевича. Естественно, рассуждения о роли и назначении критики в партий­ном журнале были бы неполными без упоминания соответствую­щих предписаний политического руководства, поэтому в четвер­том «письме» вновь возникает отсылка к июльскому выступлению М. Суслова. Автор говорит о том, что не все прислушались к ука­заниям руководства, а потому «эстетская» критика продолжает су­ществовать в пространстве литературно-художественных журна­лов. В очередной раз напоминается и о том, что положительные категории, такие как, например, честность, в советской системе могут быть связаны исключительно с партийностью. В один голос критик и романист А. Эльяшевича говорят «о той большой воспи­тательной роли, которую может и должна играть публицистиче­ская критика»⁴⁸ в литературном процессе.

Воспитательная роль критики подчеркивается и в статье М. Чарного: «Повелительный долг всех работников культуры, и литературных критиков прежде всего, заключается в том, чтобы дать возможность использовать эти часы [свободные, благодаря 6—7-часовому рабочему дню], этот огромный резервуар энергии наилучшим образом»⁴⁹.

В. Архипов доказывает, что «подлинно литературная» критика «начинается там, где она перестает быть только литературной. Ибо она призвана решать один и единственный вопрос, вобравший в себя все вопросы, - об отношении искусства к действительности, то есть о роли искусства в жизни общества и народа». В статье по­следовательно развивается идея о национальности литературы, которой, по мнению автора, руководствовался В. Белинский.

В. Архипов доказывает, что величие В. Белинского как критика за­ключалось в том, что он «определил роль и значение литературы в жизни народа», подчинил критику «решению великой националь­ной задачи», которая заключается в воспитании народа «для гря­дущих битв за свое освобождение», и в основе этого воспитания лежит «исторический опыт»⁵⁰. Этим и обусловлено определение критики, которое выводит В. Архипов из своего метакритического анализа и правильность которого доказывает на протяжении ста­тьи. Он говорит, что критика, в понимании В. Белинского (а зна­чит, в правильном понимании), «есть сознание общих законов частного явления, рассматриваемого ею. Идеи должны быть ее главным и исключительным предметом»⁵¹. В. Архипов высказыва­ет мнение о том, что именно В. Белинский сформулировал «на­дежные критерии оценки» художественного творчества, которыми являются «служение народу, степень постижения его подлинных, а не мнимых интересов, роль произведения в исторических судьбах народа и общества, место писателя в современной борьбе». Пози­ция В. Архипова заключается в том, что именно эти критерии яв­ляются мерилом художественности, которым должна пользоваться критика, они же стали «основой» самой критики⁵².

Заключение

Метакритические высказывания в начале 1960-х гг. звучали со страниц «Октября» регулярно. Ответы на поставленные в таких публикациях вопросы, безусловно, были разными: некоторые ав­торы занимали схожие позиции, другие полемизировали друг с другом, критики могли соглашаться в отношении одного положе­ния, но спорить о другом. Так, например, согласно статьям Т. Три­фоновой и М. Чарного, литературная критика существует, прежде всего, для читателя, а К. Зелинский и А. Эльяшевич считают, что писателю она также необходима. При этом снижение роли литера­турной критики отмечают и К. Зелинский, и М. Чарный, который, несмотря на это, утверждает, что критика ведет довольно актив­ную жизнь.

В той или иной степени все авторы приведенных здесь статей воспринимают критику как инструмент, с помощью которого искусство может быть урегулировано и подчинено задачам, по­ставленным ему государством. Эта мысль может проявляться эк­сплицитно (критик как «помощник партии» у А. Эльяшевича) или преподноситься как выражение согласия с высказываниями офи­циальных лиц (цитирование речей М. Суслова и Н. Хрущева в ка­честве аргументации).

Неизменно повторяются в метакритических материалах «Ок­тября» ссылки на речь секретаря ЦК М. Суслова: они присутст­вуют в пяти из семи приведенных здесь статей. Оставшиеся два текста представляют собой не проблемные выступления, а рецензионно-аналитические, при этом текст В. Шкловского, по­священный современной критике, вышел в июльском номере, то есть был написан до выступления секретаря ЦК и стоял за рам­ками дискуссии. Другая статья, внешне не связанная с речью М. Суслова, — приуроченный к юбилею В. Белинского аналити­ческий материал, написанный В. Архиповым. В ней нет прямых отсылок к партийным высказываниям, которые используются другими участниками дискуссии, однако точка зрения автора совпадает с общей всем выступлениям идеей недопустимости «чистого» искусства.

Высказывания М. Суслова, как правило, приводятся для осу­ждения «эстетской» критики, отделяющей искусство от реально­сти. Эта идея, выраженная также в известных речах Н. Хрущёва, произнесенных в мае и июле 1957 г. и опубликованных под общим заголовком «За тесную связь искусства и литературы с жизнью народа»⁵³, получила новое развитие в метакритических публикациях «Октября» периода подготовки XXII съезда КПСС. Именно на этом съезде была принята третья программа КПСС, в которой подробно разъяснялись задачи партии в строительстве «светлого будущего всего человечества», в том числе в области культуры и искусства. Отдельный пункт посвящен «повышению воспитатель­ной роли литературы и искусства»: художественное творчество бу­дет служить «источником радости»⁵⁴ за счет оптимистичности вы­ражаемых в нем идей. Была обозначена и «главная линия в развитии литературы и искусства — укрепление связи с жизнью народа, правдивое и высокохудожественное отображение богатст­ва и многообразия социалистической действительности, вдохно­венное и яркое воспроизведение нового, подлинно коммунисти­ческого, и обличение всего того, что противодействует движению общества вперед». Этому движению должно было способствовать «новаторство в художественном изображении жизни», но при условии соблюдения принципов «народности и партийности»⁵⁵. Воспитание, о котором говорится в программе, стало одним из лейтмотивов критических статей «Октября», опубликованных в преддверии XXII съезда. Большинство авторов соглашается с тем, что критика должна выполнять воспитательную функцию и фор­мировать читательский вкус.

Таким образом, метакритическая дискуссия, проведенная в журнале, стала одним из этапов пропаганды партийных идей в от­ношении культуры, выраженных в третьей программе КПСС, текст которой был опубликован в июле 1961 г. (тогда же вышел по­следний материал дискуссии).

Примечания

¹ О журналах «Звезда» и «Ленинград». Из постановления ЦК ВКП(б) от 14 ав­густа 1946 г. // Правда. 1946. Авг., 21.

² Например: Хрущёв Н. С. К новым успехам литературы и искусства. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1961.

³ Подобные встречи стали регулярно проводиться с конца 1950-х гг. и пресле­довали дидактические цели — указать деятелям культуры на их ошибки и объяс­нить, чего от них ждут наверху.

⁴ Суслов М. А. За подлинно великое искусство коммунизма! // Литературная газета. 1960. Июль, 19.

⁵ Где же споры? // Литературная газета. 1961. Фев., 28.

⁶ Например: Воспитывать, направлять, поддерживать // Литературная газета. 1961. Май, 23; Зелинский К. Пути к новым рубежам // Литературная газета. 1961. Май, 16.

⁷ Шкловский В. Разговор по поводу // Октябрь. 1960. № 7. С. 223.

⁸ Бровман Григорий Абрамович (1907—1984) — литературовед, критик, заведу­ющий кафедрой советской литературы и творчества Литературного института им. А. М. Горького в Москве. В 1949 г. в ходе кампании против критиков-«космополитов», развернувшейся на страницах печати, был обвинен в антипатриотиз­ме и снят с этого поста, а также рекомендован к исключению из ССП. (См.: Добренко Е. «До конца разгромить безродных космополитов!» // История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи / под ред. Е. Добренко, Г. Тиханова. — М.: Нов. лит. обозрение, 2011. С. 390—401; Костырченко Г. В. Идео­логические чистки второй половины 40-х годов: псевдопатриоты против псевдо­космополитов // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал: в 2 т. Т. 2. Апогей и крах сталинизма / под общ. ред. Ю. Н. Афанасьева. М.: Российск. гос. ун-т. 1997. С. 90—150).

⁹ Трифонова Тамара Казимировна (1904-1962) - критик, литературовед. В 1946 г. активно участвовала в кампании против А. Ахматовой, в 1949 г. «выпол­няла поручения МГБ». В 1956 г. вместе с сестрой В. Кетлинской поддержала ро­ман В. Дудинцева «Не хлебом единым» и рассказ Д. Гранина «Собственное мне­ние», вышедшие в «Новом мире» и раскритикованные партийной прессой (Золотоносов М. Н. Гадюшник. Ленинградская писательская организация: избран­ные стенограммы с комментариями (Из истории советского литературного быта 1940—1960 годов). М.: Нов. лит. обозрение, 2013. С. 139, 360, 382-383).

¹⁰ Критика в наше время // Октябрь. 1960. № 12. С. 191.

¹¹ Там же.

¹² Трифонова Т. Наше общее дело - литература // Октябрь. 1960. № 12. С. 196.

¹³ Зелинский Корнелий Люцианович (1896-1970) - литературовед, критик. В 1922 г. вместе с И. Сельвинским и А. Чичериным основал литературное объеди­нение конструктивистов в Москве, в 1930 г. публично отрекся от конструктивист­ских идей (Давыдов Д. Гребень гигантской волны // Поэзия как смысл: Книга о конструктивизме / сост. и публ. А. К. Зелинского; предисл. Д. М. Давыдова. М.: ОГИ, 2015. С. 9-21), «выступил с покаянной статьей “Конец конструктивизма” в журнале “На литературном посту” (№ 20). Примечательна терминология этой статьи, примечательно и то, что Зелинский, раскаиваясь в собственных прегреше­ниях, поспешил опорочить всех своих сотоварищей» (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962. Т. 2. М.: Согласие, 1997. С. 714). В 1948-1969 гг. (с перерывами) был сотрудником ИМЛИ им. А. М. Горького (Золотоносов М. Н. Указ. соч. С. 819). Исследователями характеризуется как противоречивая фигура (Абдуллаев Е. Мена всех. О конструктивистском периоде Корнелия Зелинского // Вопросы литературы. 2016. № 4. С. 258-292). Зелинский К. Парадокс о критике (К спорам о жанре) // Октябрь. 1961. № 2. С. 206.

¹⁵ Эльяшевич Аркадий Павлович (1921-2004) - литературный критик. Регу­лярно печатался в журнале «Звезда», был членом Ленинградского отделения СП СССР. Выступал по «делу Пастернака» на закрытом заседании Союза, однако участвовать в качестве публичного обвинителя в суде по «делу Бродского», наряду с другими критиками, назначенными секретариатом, не стал. Был «приближен­ным критиком» Вс. Кочетова (Золотоносов М. Н. Указ. соч. С. 537-539, 570-581, 592).

¹⁶ Эльяшевич А. Письма о критике // Октябрь. 1961. № 4. С. 202.

¹⁷ Чарный Марк (Маркус) Борисович (1901-1976) - писатель, литературовед, критик. Исследователь творчества Артема Веселого и Алексея Толстого. Автор ме­муарных очерков о В. Маяковском, Ю. Олеше, А. Луначарском, К. Паустовском и др., вошедших в сборники «Ушедшие годы» (1967), «Время и его герои» (1973).

¹⁸ Чарный М. Для кого мы пишем? Заметки о критике // Октябрь. 1961. № 7. С. 200

¹⁹ Там же. С. 201.

²⁰ Там же. С. 202.

²¹ Там же. С. 203.

²² Г. Бровман также выступил с докладом на открытом партийном собрании, посвященном обсуждению задач литературной критики, которое со­стоялось в феврале 1961 г., где призывал «шире и глубже ставить вопрос о воспита­тельном характере литературы». (Правдивая, принципиальная // Литературная га­зета. 1961. Фев., 9.)

²³ Бровман Г. Взыскательность и объективность // Октябрь. 1960. № 12. С. 193.

²⁴ Зелинский К. Парадокс о критике (К спорам о жанре) // Октябрь. 1961. № 2. С. 212.

²⁵ Архипов Владимир Александрович (1913—1977) — литературный критик. Постоянный автор журналов «Нева» и «Огонек». Занимался преимущественно русской классической литературой, активно отстаивал принципы социалистиче­ского реализма (Огрызко В. Нападки идиота // Литературная Россия. 2012. Апр., 13. Режим доступа: https://litrossia.ru/archive/item/5689-oldarchive (дата обраще­ния: 23.04.2018). Г. Бровман называет его «рыцарем вульгарного социологизма» (Бровман Г. Взыскательность и объективность // Октябрь. 1960. № 12. С. 192). B.Г. Белинский в приводимой здесь статье служит подтверждением тому, что искусство должно быть тесно связано с жизнью народа, тогда как упоминавшая­ся новомирская статья Ю. Манна посвящена анализу поэтики текстов В. Белин­ского.

²⁶ Архипов В. Оружие критики // Октябрь. 1961. № 6. С. 175.

²⁷ Иначе публицистичность воспринималась в «Новом мире», авторы которо­го стремились к анализу и предпринимали попытки «вскрытия» проблем, сущест­вующих в обществе.

²⁸ Эльяшевич А. Письма о критике // Октябрь. 1961. № 4. С. 202.

²⁹ Там же.

³⁰ Обвинения, которые Г. Бровману предъявляет А. Эльяшевич, объясняются еще и тем, что с 1960 г. последний был членом редколлегии «Звезды».

³¹ Там же. С. 209.

³² Чарный М. Для кого мы пишем? Заметки о критике // Октябрь. 1961. № 7. C. 200.

³³ Там же. С. 201.

³⁴ Там же. С. 205

³⁵ Там же. С. 204.

³⁶ Бровман Г. Взыскательность и объективность // Октябрь. 1960. № 12. С. 193.

³⁷ Там же. С. 195.

³⁸ Там же.

³⁹ Архипов В. Оружие критики // Октябрь. 1961. № 6. С. 175.

⁴⁰ Зелинский К. Парадокс о критике // Октябрь. 1961. № 2. С. 213.

⁴¹ Там же. С. 215.

⁴² Чарный М. Для кого мы пишем? Заметки о критике // Октябрь. 1961. № 7. С. 205.

⁴³ Там же. С. 208.

⁴⁴ Там же. С. 203.

⁴⁵ Там же. С. 204.

⁴⁶ Трифонова Т. Наше общее дело — литература // Октябрь. 1960. № 12. С. 196.

⁴⁷ Эльяшевич А. Письма о критике // Октябрь. 1961. № 4. С. 204.

⁴⁸ Там же. С. 206.

⁴⁹ Чарный М. Для кого мы пишем? Заметки о критике // Октябрь. 1961. № 7. С. 208.

⁵⁰ Архипов В. Оружие критики // Октябрь. 1961. № 6. С. 178.

⁵¹ Там же. С. 175.

⁵² Там же. С. 177.

⁵³ Эта идея стала заглавной в отклике М. Чарного на текст программы, выпу­щенном газетой «Литература и жизнь» (Чарный М. Источник вдохновения и радо­сти // Литература и жизнь. 1961. Авг., 2).

⁵⁴ Программа Коммунистической партии Советского Союза (Принята XXII съездом КПСС). Москва: Политиздат, 1974. Режим доступа: http://leftinmsu.narod.ru

⁵⁵ Там же.

Библиография

Абдуллаев Е. Мена всех. О конструктивистском периоде Корнелия Зе­линского // Вопросы литературы. 2016, № 4. С. 258 — 292.

Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / пер с фр. / сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989.

Бойко М. Е. Метакритика метареализма: сб. статей. М.: Лит. известия, 2010.

Говорухина Ю. А. Русская литературная критика на рубеже XX—XXI ве­ков: дис. ... д-ра филол. наук. Томск, 2010.

Золотоносов М. Н. Гадюшник. Ленинградская писательская организа­ция: Избранные стенограммы с комментариями (Из истории советского литературного быта 1940—1960 годов). М.: Нов. лит. обозрение, 2013.

История русской литературной критики: советская и постсовет­ская эпохи / под ред. Е. Добренко, Г. Тиханова. М.: Нов. лит. обозрение, 2011.

Короченский А. П. Медиакритика в теории и практике журналистики: дис. ... д-ра филол. наук. СПб, 2003.

Костырченко Г. В. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал: в 2 т. Т. 2. Апогей и крах сталинизма / под общ. ред. Ю. Н. Афанасьева. М.: Российск. гос. ун-т. 1997.

Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. СПб: Алетейя, 2000.

Поступила в редакцию 01.04.2018