Традиции и инновации в осмыслении медиа и журналистики

Раздел: Теория журналистики и СМИ

Теории коммуникации создавались в периоды доминирования линейных СМИ в условиях информационного дефицита.Современный из­быток информации требует переосмысления традиций в целях создания но­вых ценностных ориентаций для российского общества. В статье рассматривается дихотомия «традиции-новации» в журнали­стике и медиа.

Для отечественной журналистики нынешний год знаковый. По инициативе декана факультета журналистики МГУ им. М.В. Ло­моносова, профессора Е.Л. Вартановой 2017 год объявлен годом журналистского образования. Самое время для того, чтобы про­анализировать достижения и недостатки с тем, чтобы улучшить работу в дальнейшем, постюбилейном времени. Факультетом сде­лано колоссально много, если учесть скольким талантливым лю­дям за шесть с половиной десятилетий он помог расправить мощ­ные крылья творчества, воспитал плеяду знаменитых жур­налистов. Но оставим этот вектор ораторам на предстоящих юби­лейных заседаниях.

В научном журнале представляется уместным осмыслить как то, что закрепилось в виде традиций в журналистике и медиа, так и то, что можно определить в качестве инноваций.

Известный польский социолог с мировым именем Пётр Штомпка определяет традицию как «совокупность тех объектов и идей, истоки которых коренятся в прошлом, но это то, что и мож­но обнаружить в настоящем, т.е. все, что не было уничтожено, вы­брошено или разбито. В данном случае традиция равносильна на­следию — тому, что реально сохранилось от прошлого. Любая традиция, независимо от содержания может сдерживать творчест­во или новации, предлагая готовые рецепты современных про­блем» (Штомпка, 1996: 90).

Принято считать, что в научном сообществе сложились следу­ющие школы журналистики. Московская, с ее фундаментальным научным обоснованием деятельности медиа и воспитанием звезд экрана и прессы. Питерская школа известна обстоятельными историческими исследованиями. Ростовская внесла концептуаль­ный вклад в историко-теоретический и типологический подходы. Екатеринбургская и Челябинская школы во главу угла ставят про­фессионализм журналиста и т. д.

К наиболее разработанным в науке проблемам СМИ, имеющим устойчивые традиции, можно отнести следующие направления: фундаментальные исследования истории журналистики и публи­цистики; теория печатной, телевизионной и радиожурналистики; новаторские разработки в сфере экономики и социологии медиа. Традиций без имен не бывает. Мне доставляет удовольствие, сме­шанное с чувством признательности и благодарности, назвать име­на моих учителей и коллег, которые заложили мощные традиции в научные представления об информационно-коммуникативных процессах, деятельности журналистики и медиасистем. Прежде всего, это те, у кого довелось учиться, с кем посчастливилось общаться и дружить: Э.Г. Багиров, Р.А. Борецкий, Б.И. Есин, А.В. Западов, Е.А. Корнилов, Г.В. Кузнецов, С.А. Муратов, Е.П. Про­хоров, Д.Э. Розенталь, В.Н. Ружников, В.В. Учёнова, В.Л. Цвик, А.Я. Юровский и др.

Все названные и неназванные (простите меня) имена и науч­ные направления отмечены безусловным вкладом в становление и развитие традиций научного осмысления журналистики в нашей стране.

Методологически верным представляется рассматривать тради­ции и новации в науке о журналистике в контексте дихотомии «традиции-новации» в обществе. Традиции принято соотносить с чем-то несовременным, устаревшим. Вместе с тем традиция опре­деляется как «социальное и культурное наследие, передающееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени» (Гофман, 2008: 18).

В известном смысле говорить о закреплении традиций в совре­менных условиях рискованно потому, что на изломе веков в Рос­сии произошла и продолжается кардинальная трансформация об­щества и государственного устройства, которые привели к тому, что «совокупность объектов и идей» были старательно уничтоже­ны и выброшены как архаичные. Под воздействием волны кризи­сов, финансовых, политических и социально-экономических фак­торов меняются традиционные ценности, морально-психоло­гические настроения в обществе, привычный уклад жизни милли­онов людей. Вместе с тем население приобрело опыт «выжива­ния», преодоления финансовых кризисов, что повысило адаптив­ные способности россиян. Отмеченные процессы создали в массовом сознании сложные конфигурации. Так, верность тради­циям поддерживает примерно половина населения страны, но, «будучи противопоставлен как поведенческий принцип инициа­тивности и предприимчивости (верность традициям. — Е.Д.), про­игрывает в поддержке этому последнему, а количество неопределившихся возрастает с 35 до 63%» (Горшков, Петухов, 2015: 98). Эти данные вряд ли возможно интерпретировать однозначно в связи с тем, что приверженность традициям в массовом сознании обусловлена особенностями формирования российской идентич­ности. «Имеющееся у значительной части населения видение Рос­сии как особой цивилизации (базирующейся на традиционализме и вере) является одним из ключевых параметров российской (осо­бенно русской) культурно-исторической идентичности, а потому не может быть подвержено существенным модификациям без по­тери россиянами своей идентичности» (Горшков, Петухов, 2015: 102). Конечно, это не означает, что на уровне обыденного созна­ния традиционно ориентированные россияне будут отвергать на­учно-технические достижения и стиль жизни англо-саксонской цивилизации. В журналистских публикациях стоит учитывать, что муссируемый в медиапространстве образ «Россия — великая дер­жава» предстает в массовом сознании одним из наиболее болез­ненных факторов культурно-исторической идентификации рос­сийского населения.

Рассматривая дихотомию «традиция — инновация», необходи­мо быть предельно осторожным, поскольку то, что сегодня вос­принимается в качестве инновации, завтра становится традицией, а то, что по общему признанию является традицией, когда-то было новацией. Исследователи нередко смешивают понятия «но­вация» (новшество) и «инновация» (нововведение). Разделение этих понятий имеет основополагающее значение для понимания динамики традиции, определяющей «четкую дифференциацию двух состояний практического опыта: новационного и общепри­нятого (индивидами или группами), т.е. стереотипизированного. Инновация как раз и относится ко второму состоянию, выражаю­щему начальный этап формирования традиции. Тем самым оно относится уже к общественному классу традиционных (а не собст­венно инновационных) явлений» (Маркарян, 1989: 35). Иными словами, под инновацией принято понимать введение новых тех­нологий или продвинутых моделей деятельности.

Однако механизм инноваций не универсален. В одних случаях новаторские подходы и модели удачно «вписываются» в традиции. В других же случаях инновации, клонированные по образцам дру­гой цивилизации, отторгаются традициями, инерцией предшест­вующего опыта социальных систем. Отмеченная закономерность особенно остро проявляется в сферах деятельности, связанных с массовым сознанием, потому что привычки, ценностные ориента­ции оказываются наиболее устойчивыми, укорененными в пов­седневной жизни населения.

Традиции и инновации в осмыслении медиа и журналистики взаимообусловлены, с одной стороны, трансформациями в массо­вом и персонифицированном сознании и настроениях в обществе, с другой — с переменами в деятельности медиа и в журналистике как социальных институтов. Минувшая четверть века для России вместила в себя события и кардинальные трансформации, кото­рые прослежены в многолетнем, беспрецедентном, крупномас­штабном социологическом проекте Института социологии (ИС) РАН «Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах» (Российское общество и вызовы времени (книги 1—4)).

«Основные потери, понесенные российским обществом в по­следние годы, — отмечается в исследовательском проекте — росси­яне видят, прежде всего, в снижении уровня жизни населения и общеэкономическом спаде, ухудшении положения дел с занято­стью (51—63%), а также в сфере здравоохранения, жилищной си­туации, ситуации с коррупцией (33—38%), в негативных измене­ниях фундаментальных основ жизни социума — сферы морали и социальной справедливости (35—36%)» (Россия реформирующая­ся, 2016: 7).

Социологические исследования, проведенные в последние де­сятилетия, дают основание полагать, что сложные, многофактор­ные ситуации, через которые проходят россияне в условиях ре­формирования России, обусловлены не только экономическими и психоэмоциональными факторами, но и — в немалой степени — мировоззренческими позициями, которые влияют на формирова­ние жизненных установок. Попытки коррекции жизненного вы­бора с помощью медиакоммуникаций не находят адекватного выражения. Отчасти это происходит потому, что современные медиасистемы не в полной мере выполняют навигационные фун­кции, содействующие ориентации людей в сложных жизненных ситуациях, в частности в выборе траектории своей судьбы.

Как известно, основные концепции и теории коммуникации создавались в периоды доминирования линейных СМИ в услови­ях усеченных ценностей и дефицита информации. Современные жизненные ценности, формируемые в условиях избыточности ин­формации, направляют личность не на достижение целей, а на персональное саморазвитие, на сохранение социальных, друже­ских контактов и семейных ценностей. В противоположность тра­диции поиск смысла в современных условиях турбулентной эко­номики и непредсказуемости социальных процессов менее всего ориентирован на абстрактное, обезличенное, функциональное. Мотивация совершения поступков, принятия решений, формиро­вание системы ценностей — все эти условия бытования личности не являются чем-то врожденным. Они стимулируются и развива­ются, активизируются «взаимодействием с другими людьми, идея­ми, произведениями искусства, природой. И, конечно, с голосом собственной совести...благодаря диалогическому взаимообмену с другим возникает нечто новое — например, открываются новые способности, становятся лично значимыми новые ценности» (Лэнгле, Уколова, Шумский, 2014: 381).

Коммуникативные механизмы зарождения новых качеств лич­ности, как правило, не служат ориентацией для журналистской деятельности по ряду обстоятельств. Прежде всего, потому, что в обучении журналистов недостаточно учитываются и используются методы персонального экзистенциального анализа, освоив кото­рые журналист, подобно психотерапевту, был бы способен выя­вить и раскрыть в публикациях глубинные, сущностные черты личности, а не ограничиваться торопливым, поверхностным их описанием.

Современная социокультурная ситуация обусловлена новым для нашей страны вектором, а именно проблемой самодетерминации личности, вынужденной самостоятельно делать свой выбор. Вопрос о самоопределении личности выдвигается в разряд осно­вополагающих для повседневной жизни социума. В самом деле от того, на какие качества опирается человек как субъект самоопре­деления, зависят и смысловые ориентации личности, ее идейные, нравственные искания и предпочтения.

Непродуманные реформы нанесли «социальную травму» обще­ству и, как следствие, привели к расщеплению, «атомизации» об­щества, к утрате социального статуса многими слоями населения (прежде всего интеллигенцией). А далее, следуя логической це­почке, произошло разрушение совокупности устоявшихся комму­никативных связей, в рамках которых только и возможны рефлек­сия, креативность и даже обыденный здравый смысл. Не по этой ли причине выхолощенные коммуникативные связи заполнились бездумными, облегченными телевизионными форматами, уводя­щими от осмысления реальной жизни? Например, на телевидении анализ социально-экономических процессов, происходящих в действительности, подменился форматом «реалити-шоу» и беско­нечной чередой псевдоразвлекательных программ, ничего не даю­щих ни уму ни сердцу, к тому же оторванных от забот повседнев­ности. «Квазиновостная и псевдоаналитическая фактура телевещания и спецпроектов в Интернете приучает массы к по­глощению микро- и макросенсаций — в нездоровых дозах при не­внимании к течению повседневности и состоянию обыденности»¹. Возможно, небезызвестная «притерпелость» рос­сиян и есть следствие многолетнего «приучения к поглощению» сенсаций и пошлых телеразвлечений, которые активизируют ни­зовые структуры массового сознания при снижении стимула к конструктивным моделям мышления и поведения. Не способству­ет формированию конструктивного мышления и здравого смысла избыточная лента переполнивших социальные сети противоречи­вых фактов, сенсационных, непроверенных вестей. Но именно из них создается та виртуальная реальность, в которой «живет» зага­дочное компьютерное поколение «Х», подарившее миру феномен «клипового мышления».

На фоне «постлихих 90-х» власти предприняли было попытку заполнить идеологические лакуны призывами к инновации и мо­дернизации... но, увы, отсутствие соответствующего обоснования реального развития страны и необходимых организационных уси­лий для их осуществления, не смогло привести к положительным результатам реформирования государства и общества. Более того, объявленный курс на модернизацию и инновацию государства че­рез несколько лет сменился посылом властей «дальше будет еще хуже».

Возможно, с процессами реформирования сыграл злую шутку век виртуальной реальности, который ставит знак тождества меж­ду смысловыми иллюзиями и способами их отражения. Виртуали­зацию жизни можно рассматривать в качестве дополнительного механизма, делающего переход из реального в вымышленный мир плавным и незаметным, что предоставляет неслыханные ранее возможности для развития «мягкой силы». К тому же переход в виртуальный мир человек совершает самостоятельно, при помощи Интернета, компьютера, разнообразных гаджетов, используя для этого многообразные индивидуализированные информационно­коммуникативные технологии. В противовес «восстанию масс», предсказанному философом Ортегой-и-Гассетом, в условиях сов­ременной медиареволюции массам восставать не приходится, по­тому что они без каких-либо указаний, по лично мотивированной инициативе, «атомизировались» в рамках персонифицированного медиапотребления и бытуют виртуально в коммуникативных со­обществах.

Социологические исследования общественных настроений по­казывают, что в современных условиях «мировоззрение россиян характеризуется примерно равной представленностью в нем уста­новок двух полярных типов, которые в самом общем виде можно охарактеризовать как тяготеющие к условно активистской и пас­сивной модели» (Горшков, 2016: 19—20). С одной стороны, в мас­совом сознании населения еще устойчивы традиции советского прошлого с всесильной ролью государства и, соответственно, па­терналистским мышлением, «уравниловкой» и коллективистским типом организации жизни и потому сильна ориентация на под­держку со стороны государства (55%). Другая часть населения России (45%) оказалась приверженной индивидуализации созна­ния и опирается на собственные силы, не рассчитывая на помощь государства (Горшков 2016: 20).

Как известно, преобладание в обществе пассивной части насе­ления растягивает процессы обновления и модернизации на про­должительное время, измеряемое даже не десятилетиями, а века­ми. Тем более что в повседневности человек думает не о модернизации, а о выживании. Похоже, что модернизационные реформы в России затормозились именно по причине того, что подавляющая часть населения была занята выживанием, а не стремлением к инновационным достижениям. К тому же во все времена, независимо от общественного строя или государственно­го устройства, именно традиции, устоявшийся, привычный уклад жизни общества подгоняют поведенческую модель человека под единый стандарт.

Таким образом, разделение общества по мировоззренческим по­зициям создает существенные, порой непреодолимые сложности для институтов влияния на массовое сознание. В первую очередь, для структур власти и управления, а также информационно-комму­никативных медиасистем и журналистики. Традиционные методы взаимодействия с населением, аудиторией СМИ, коммуникатив­ными сообществами оказываются малопригодными для создания новых смыслов жизни современного общества.

Журналистике в силу своего предназначения, особенно в кри­зисных условиях, приходится не только осознавать приметы и тенденции социальных трансформаций, но и предлагать пути раз­вития общества, способствовать процессам идентичности, укре­плять социальные связи и ценностно-нормативные ориентации населения. Если говорить о научном осмыслении журналистики и медиасистемы, то, опираясь на традиции, наука может и должна предложить новые методологические подходы и принципы осмы­сления новых явлений, факторов и практик трансформации обще­ства и государства.

Если раньше теория и методология исследования СМИ осно­вывалась на «единственно верном учении», то теперь появилась возможность применения альтернативных аналитических моде­лей. В отличие от классической модели научного исследования, в основу которой был положен принцип монизма, понимаемого как признание истинной единственной научной концепции, неклас­сические модели исповедуют принцип номинализма, который ори­ентирован не на установление причинно-следственных связей, а на постижение смысла индивидуальных действий людей, на ана­лиз уникальности, выявление ценностей, характеризующих пер­сонифицированные различия в обществе (Дугин, 2005: 202).

Нетрудно заметить, что журналистика и публицистика руко­водствуются принципом номинализма, когда проникают в мир лич­ности и воспроизводят свои представления в формах, или, говоря профессиональным языком тележурналистики, в форматах, адек­ватных культурным традициями общества. Таким образом, не­классическая методология анализа информационно-коммуника­тивных процессов, объединяя в исследовательском поле традиции и новаторство, оказывается наиболее подходящей для выявления смысловой сущности медиасистем и журналистики.

Что касается попыток использования западных технологий влияния на общественное мнение и настроения людей, то они в нашей стране не всегда приводят к ожидаемым результатам. В ка­честве примера можно сослаться на неудачную избирательную кампанию Е.Т. Гайдара в качестве лидера партии «Демократиче­ский выбор России — объединенные демократы» по выборам в Го­сударственную Думу в 1995 г., пиаровское обеспечение которой было построено на западных технологиях, не учитывающих тради­ции, ментальность и ценностные ориентации российского населе­ния. По той же причине потерпел поражение на парламентских выборах и блок «Союз правых сил» в 2004 г., сопредседателем ко­торого был также Е.Т. Гайдар — ярый адепт западных экономиче­ских теорий. К слову сказать, и его либеральные реформы прова­лились потому, что были оторваны от реалий российской жизни, противоречили ментальности, традиционным ценностям и образу жизни населения страны.

Небезызвестные попытки перенесения западных теорий и методологий на исследования деятельности российских СМИ за довольно продолжительное время не принесли ощутимых ре­зультатов. Не по этой ли причине в отечественной науке о жур­налистике пока не выработано современных концепций, при­знанных научным сообществом. Многие традиционные пос­тулаты и научные разработки были отброшены. Актуализирова­лись проблемы языка научного дискурса, обусловленные тем, что без предварительной экспертизы в исследованиях гуманитарной сферы «некорректно используются понятия, возникшие в одной социокультурной среде для описания ситуации в другой социо­культурной среде и теоретических конструктов, разработанных на материале одних цивилизационных ареалов, для объяснения исторических событий в других цивилизационных ареалах» (Лубский, 2005: 65).

Чрезмерное увлечение терминами, понятиями и теоретически­ми конструктами, заимствованными из представлений о журнали­стике и функционировании медиа в иной социокультурной среде, существенно замедлило разработку теории отечественных СМИ. Более того, поверхностное представление о гражданском общест­ве позволило выдвинуть некорректное заявление, сформулиро­ванное как краеугольный камень новой теории медиа, что «журна­листика всегда должна быть в оппозиции власти». Этот тезис критически переосмыслен в ходе исследования газет средних и малых городов России. Авторы справедливо отмечают, что «не ка­жется безусловной распространенная точка зрения, что СМИ всегда должны быть в оппозиции власти. Если власть, тем более выбранная народом, старается решить его нужды, она заслуживает всяческой поддержки газет» (Свитич, Смирнова, Ширяева, Шкондин, 2014: 12).

Западные теории и концепции медиа постулируют, что одна из главных функций журналистики заключается в контроле над ин­ститутами власти и управления. Иными словами, журналистике предлагается заниматься несвойственной ей деятельностью, под­меняя собой парламент и структуры гражданского общества.

Между тем возможности медиа в сфере управленческо-властных и контрольных функций весьма ограничены. За неимением достаточных сил и средств журналистике следовало бы сосредото­читься на информировании населения, на налаживании и поддер­жании социальных взаимосвязей как по вертикали, так и по гори­зонтали при помощи диалога власти и общества. Журналистике вполне по силам активизация деятельности коммуникативных со­обществ с целью выработки согласия, консенсуса вокруг опреде­ленных ценностей.

Новаторские коммуникативные стратегии медиа представляет­ся целесообразным разрабатывать в русле ценностей, вкусов, по­требностей, настроений, способствующих поиску и утверждению национальной идентичности общества. К сожалению, отечествен­ные коммуникативные стратегии, как, впрочем, и экономическая политика, пассивны и не отличаются конструктивностью. Поэто­му, не имея собственных внятных стратегий развития, мы выну­ждены отдавать инициативу взаимодействия с аудиторией ино­странцам: в кинотеатрах идут преимущественно американские фильмы, значительная часть отечественных телевизионных пере­дач представляет собой кальку с западных телепрограмм и т.д. Вы­ходит, что посредством «мягкой силы», через рекламу, фильмы, глобальную сеть иностранный капитал управляет потреблением товаров в нашей стране, диктует модели поведения и сознания на­селению России.

Наряду с этим, теория и практика современной отечественной журналистики развиваются по путям, слабо соприкасающимся с жизнью общества. Так, например, подавляющее большинство рос­сиян (82%) называют самой болезненной проблемой современно­го общества неравенство доходов и иные виды социальной нес­праведливости: неравенство в доступе к медицинской помощи и образованию, рабочим местам; различия в жилищных условиях, возможностях для детей из разных слоев общества. Столкнувшись с социальной несправедливостью и социально-экономической уязвимостью, значительная часть населения постоянно находится в состоянии раздражения, озлобленности и/или агрессии (Горш­ков, 2016: 13—14). Если «наложить» иерархию значимости этих проблем для массового населения на тематико-жанровые матрицы медиа, то нетрудно убедиться в существовании «ножниц» между «кричащими» проблемами общества и содержательной направ­ленностью контента, предлагаемого журналистикой и медиаинду­стрией развлечений.

Как известно, досуговое время служит пространством активно­го пользования медиа. Анализ различных моделей проведения свободного времени россиянами показывает, что «низкое разно­образие досуга наименее благополучных слоев населения свиде­тельствует об отсутствии предпосылок к формированию у их пред­ставителей «культуры потребления» в том ее понимании, которое оно имеет в развитых странах. При этом «снижение за последние годы насыщенности досуга россиян на фоне роста их активности на товарных рынках ставит вопрос о том, возможно ли вообще на основе русской культуры, которой не свойственны гедонистиче­ские ценности, формирование общества потребления с характер­ными для него идеалами, а не просто массовое распространение установок на все большее накопление домашнего имущества» (Горшков, Тихонова, 2013: 234). Надо учитывать также, что повы­шению культуры потребления и разнообразию досуга препятству­ют низкие доходы населения. Между тем, на формирование обще­ства потребления в России работает вся мощь медиаиндустрии с ее назойливой рекламой, конкурсами и «заманчивыми» предложени­ями, от которых легковерные россияне не могут отказаться и по­падают впоследствии в долговую кабалу или пополняют трагич­ный список суицидальных жертв.

Судя по деятельности современных медиа, для журналистики оказался неведомым процесс трансформации социального состава населения России за минувшие четверть века. На основе много­летних социологических исследований выявлена типология стра­тификации современного российского общества, которая остается неизменной последнее десятилетие. Как представляется, журна­листам и исследователям крайне необходимо учитывать социаль­ную структуру российского общества, сложившуюся в результате социально-экономических трансформаций последних десятиле­тий. Эксперты отмечают, что «число тех, кто заведомо должен был скатиться по "социальной лестнице" вниз на вновь образовавшие­ся позиции "социальных низов" было в десять раз больше, чем чи­сло тех, кто получил возможность попасть на появившиеся на ее верху новые структурные позиции, которых не было в советское время (треть против 3—5% населения)» (Тихонова, 2014: 356).

В новой стратификации российского общества примерно 60% населения составляют малообеспеченные, и они лишены возмож­ности выбирать себе стиль жизни. Остальные 40% находятся на относительно благоприятных структурных позициях (Тихонова, 2014: 362). Любопытно было бы получить ответ на вопрос: «На ка­кую из страт общества ориентированы публикации нынешней ме­диасистемы и, в частности, передачи телевидения?». Уточним, что под публикацией понимается взаимодействие текста и образа с ау­диторией, с коммуникативным сообществом. Речь в конечном счете идет о коммуникативной стратегии медиаиндустрии, потому что соотношение 40:60 сохраняется довольно продолжительное время. Будущее нынешней стратификационной модели россий­ского общества зависит от состояния экономики страны: либо она продолжит быть сырьевым ресурсом для остального мира и, соот­ветственно, превратится в отсталую страну «третьего мира»; либо, согласно другому сценарию развития, Россия войдет в ряды стран с «экономикой знаний», что увеличит численность среднего клас­са и создаст благоприятное соотношение благополучного и небла­гополучного населения.

Конечно, альтернативные нормативные модели медиасистем и проекты их реформирования «не должны уничтожать глобальную либеральную журналистику с ее узловыми пунктами. Однако необ­ходимо, несмотря на сложность такой работы, переоценить концеп­ции, понятия, практические методы и опыт, предлагаемые этими моделями и проектами, чтобы понять, применимы ли они в контек­сте современных СМИ» (Засурский, Здравомыслова, 2006: 150).

И кому как не отечественной журналистике, имеющей более чем трехвековой опыт, опирающейся на реальные знания социаль­но-экономической, социокультурной ситуации и настроений на­селения, переосмыслить традиции и предложить новые смыслы для современного реформирующегося общества и государства в поисках российской идентичности. Журналистика фактов, мне­ний должна быть дополнена журналистикой знаний. И в этом смысле вовсе не лишним будет разработка спецкурсов, ориенти­рующих студентов в понимании реальных социокультурных про­цессов, в динамике стратификации общества, а также социально­психологических настроений россиян. Эти новые подходы и знания должны стать обязательной составной частью программ как обучения будущих журналистов, так и повышения квалифика­ции работников медиаиндустрии. Это было бы достойным вкла­дом в год журналистского образования.

Примечания 

¹ Рубцов А. Метафизика власти: политическая история // Ведомости. 13.03.2017.

Библиография

Гласность и журналистика: 1985—2005 / под ред. Я.Н. Засурского, О.М. Здравомысловой. М.: Международный фонд соц.-экон. и политиче­ских исследований (Горбачев-Фонд), Факультет журналистики МГУ име­ни М.В. Ломоносова, 2006.

Дугин Е.Я. Создание смыслов в электронную эру: Методология и тех­ника новых знаний и образов в массовой коммуникации и PR. М., 2005.

Лубский А.В. Альтернативные модели исторического исследования. М.: Социально-гуманитарные знания, 2005.

Лэнгле А., Уколова Е.М., Шумский В.Б. Современный экзистенциаль­ный анализ: история, теория, практика, исследования. М.: Логос, 2014.

Маркарян Э.С. Проблемы целостного исследования культуры в антро­пологии США // Этнология в США и Канаде / под ред. Веселкина Е.А., ТишковаВ.А. М., 1989.

О чем мечтают россияне: идеал и реальность / под ред. Горшкова М.К., Тихоновой Н.Е. М.: Весь Мир, 2013.

Российское общество и вызовы времени. Книга первая / под ред. Гор­шкова М.К., Петухова В.В. М.: Весь Мир, 2015.

Российское общество и вызовы времени. Книга вторая / под ред. Гор­шкова М.К., Петухова В.В. М.: Весь Мир, 2015.

Российское общество и вызовы времени. Книга третья / под ред. Гор­шкова М.К., Тихоновой Н.Е. М.: Весь Мир, 2016.

Российское общество и вызовы времени. Книга четвертая / под ред. Горшкова М.К., Петухова В.В. М.: Весь Мир, 2016.

Россия реформирующаяся: Ежегодник (сборник научных статей) / отв. ред. М.К. Горшков. Москва: Новый хронограф, 2016. Вып. 14.

Свитич Л.Г., Смирнова О.В., Ширяева А.А., Шкондин М.В. Газеты сред­них и малых городов России в 2010-х гг.// Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2014. № 5.

Тихонова Н.Е. Социальная структура России: теории и реальность. М.: Новый хронограф: Ин-т социологии РАН, 2014.

Традиции и инновации в современной России. Социологический ана­лиз взаимодействия и динамики / под ред. А.Б. Гофмана. М.: РОССПЭН, 2008.

Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект-Пресс, 1996.

Поступила в редакцию 13.03.2017