Литературная обстановка во Франции в 1840–1850-х гг.: зарождение романа-фельетона и возникновение популярной беллетристики

Раздел: История журналистики

Статья посвящена обзору литературной обстановки во Франции 1840-1850-х гг., в частности появлению в литературе и журналистике этого периода романа-фельетона, а также анализу полемики, развернувшейся во французской литературе вокруг этой жанровой формы в 1836-1848 гг. Обращение к данному вопросу позволило выявить важные сдвиги, происходившие в литературной среде того периода, например, появление во Франции такого понятия, как печать. Обусловили подобные процессы и значительные изменения в литературе: реабилитацию «низкого» жанра романа, возникновение феномена популярной беллетристики и проявление оппозиции «элитарная литература — популярная беллетристика». В статье также рассматривается проблема терминологии, связанная с явлением популярной беллетристики и ее жанровыми формами, а на примере французского исторического романа 1840-1850-х гг. прослеживаются трансформации, происходящие в литературе в этот период в связи с изменением общественной и литературной обстановки в стране.

Введение

Общественная, а вместе с ней и литературная жизнь Франции начиная с 1830-х гг.¹ претерпевает значительные изменения. Появ­ление большого количества разнообразных газет и журналов ста­новится первым признаком зарождения печати. Подобные изме­нения сопровождаются определенными сдвигами в общественном устройстве страны. Во-первых, возрастает важность парламент­ской жизни, в 1848 г. вводится всеобщее право голоса для мужчин, а с ним растет и количество избирателей. Газеты широко исполь­зуются для выражения тех или иных политических взглядов, явля­ются инструментом привлечения электората. Венгерский исследо­ватель Шандор Кале отмечает значительную роль, которую играла пресса в то время: «Пресса позволяет политическим деятелям рас­пространять среди читателей свои идеи, поэтому у каждой партии есть своя газета², посредством которой она старается убедить свой потенциальный электорат. Увеличение числа газет, вызванное вос­становлением сферы общественной жизни, создает конкуренцию среди тех, кто хочет, чтобы его позиция была услышана» (Kalai, 2012). Кроме того, технический прогресс в области книгопечата­ния и бумажного производства, а также прогресс в области обра­зования широких кругов общества (в 1833 г. принимается первый закон о всеобщем начальном образовании) способствуют росту числа потенциальных читателей. В 1830-х гг. меняются и расширя­ются функции прессы: если ранее газеты использовались преиму­щественно как инструмент политической пропаганды, то теперь пресса становится полноценным источником сведений о мире, выполняет в том числе и образовательную функцию. Из журналов и газет человек отныне может узнать обо всем. По мнению Алена Вайана, до начала XIX в. литература и органы печати имели целью высказать какую-либо позицию и затем убедить в ее правильности читательскую публику (Vaillant, 2006: 11—22). Однако позднее за­дачи изменились: отныне речь шла не о выражении того или ино­го мнения, а о том, чтобы поведать читателю о мире, стать посред­ником между окружающей действительностью и читателем. Подобные изменения были связаны с зарождением сферы печати, и журналы играли важную роль в этом культурном процессе.

Спор о романе-фельетоне

В связи с ростом потенциального круга читателей и возрастаю­щей ролью прессы в образовании общества, ежедневные газеты стараются составить конкуренцию журналам: они посвящают нижнюю часть страницы, называемую «фельетоном», путевым за­меткам, критическим статьям о литературе и театре, новостям об­щественной и культурной жизни. Чтобы привлечь читателей, в ежедневной прессе начинают публиковать литературные произве­дения, мода на которые была введена журналами. Так, в 1836 г. воз­никает роман-фельетон, «отцом» которого считается Э. де Жирар­ден. Знаменательной становится дата 1 июля 1836 года, когда Э. де Жирарден и А. Дютак одновременно начинают выпускать газеты «Ла Пресс» (La Presse) и «Ле Сьекль» (Lе Siecle) соответственно, где публикуют «романы с продолжением». Здесь следует уточнить, что до этого момента многие романисты, в частности О. де Бальзак, А. Дюма, А. де Виньи, сначала публиковали свои произведения в литературных журналах, а лишь затем выпускали их в формате книги³. Однако именно с 1836 г. роман входит в ежедневную прес­су, занимая место в нижней части страницы. Первыми романами-фельетонами такого рода становятся «Графиня Солсбери» (La Comtesse de Salisbury) А. Дюма, опубликованная в «Ла Пресс» с 15 июля по 11 сентября 1836 г., и «Старая дева» (La Vieille fille) О. де Бальзака, вышедшая в той же «Ла Пресс» в октябре того же года. Именно Жираден и Дютак решают обратить внимание на жанр романа, долгое время считавшийся «низким» жанром, к ко­торому относились с пренебрежением. Однако в форме романа-фельетона роман переживает второе рождение и достигает своего расцвета. После нескольких лет с начала выхода первых фельето­нов роман постепенно захватывает всю литературную часть газет, становится популярен у все большего круга читателей. С публика­цией «Парижских тайн» (Les Mysteres de Paris, 1842—1843) Э. Сю в «Ле Журналь де Деба» (Le Journal des Debats), а также романов А. Дюма и Ф. Сулье начинается настоящая фельетонная лихо­радка: «Жизнь газеты по большей части зависит от романов, кото­рые она публикует» (Le roman-feuilleton, 1993—1994: 133). Газета «Ле Католиетзм» (Le Catholicisme) в статье «Роман в 1837 году» (Le roman en 1837), вышедшей в январе 1837 г., отмечает, что «все читают и читают романы и ничего, кроме романов; именно по ро­манам изучают историю, извлекают уроки морали и философии» (Le roman-feuilleton, 1993—1994: 137). Поскольку книга остается недоступной широкому кругу читателей из-за высокой цены, то газеты становятся подходящей альтернативой для большинства населения. Роль романа-фельетона в развитии жанра романа в XIX столетии отмечается и отечественными, и зарубежными ис­следователями данного феномена в литературе (см. Queffelec-Dumasy, 1989; Le roman populaire, 2008; Пахсарьян, 2006).

Однако большая популярность романа-фельетона провоцирует дискуссию, развернувшуюся во французской литературе в 1836— 1848 гг. и затронувшую большое количество писателей, журнали­стов, критиков, политических деятелей. Ш. Кале замечает, что на протяжении всего спора можно проследить все более усиливаю­щееся противостояние между журналами, которые настороженно относятся к фельетону, и ярыми защитниками элитарной литера­туры, с одной стороны, и газетами, открыто поддерживающими фельетон, — с другой. Так, «Ле Конститюсьонель» (Le Constitutionnel) становится орудием в борьбе против романтизма. В ней выходят несколько статей, подписанных инициалами L.R., кото­рые выражают явную враждебность по отношению к новому типу литературы. Газета «Ле Журналь де Деба», которая являлась рупо­ром власти при Июльской монархии, вынуждена была сдержанно высказываться о жанре романа-фельетона, поскольку сама публи­ковала сочинения такого рода, в частности «Парижские тайны» Э. Сю. Одним из главных аргументов противников фельетона ока­залась его периодичность, фрагментарность: роман-фельетон ввел технику публикации порциями. Однако Л. Денуайе, высказываясь в защиту новой формы, отмечает, что фельетон задает ритм наше­му существованию: «Если хорошо присмотреться, все на этом свете лишь фельетон, то есть серия, последовательность, фраг­мент, продолжение чего-то <.> Эта формула («продолжение сле­дует». — П. М.) навязана газетам, увы, самой их природой»⁴. Тем самым литературный редактор «Ле Сьекль» превращает обвинение в главный аргумент защиты. Важное место в «споре» о романе-фе­льетоне занимает статья Ш. Сент-Бева «О промышленной литера­туре» (De la litterature industrielle), вышедшая в свет в журнале «Ревю де Дё Монд» (La Revue des Deux Mondes) в 1839 году⁵. Сент-Бев обрушивается с критикой в адрес литературы нового типа, за­мечая, что самая главная проблема современной ему литературы заключается в том, что она стала индустриальной. Теперь писатель творит исключительно для того, чтобы обеспечить свое существо­вание. На смену серьезной и вдумчивой работе пришла повер­хностная и торопливая импровизация. Гашон де Молен отмечал в журнале «Ревю де Дё Монд», что причиной коммерциализации литературы является именно роман-фельетон⁶. Критик хотел исключить из области литературы некоторые темы и стилистиче­ские приемы, которые наиболее тесно связаны с газетной прозой. По мнению Ш. Кале, подобные высказывания противников лите­ратуры нового типа выдают страх политической и культурной эли­ты потерять контроль над развитием прессы и литературы в эпоху, когда господствуют коммерция и печать.

Расцвет жанра романа благодаря форме романа-фельетона на­кладывает свой отпечаток на литературу XIX столетия. Подобная форма публикации и сжатые сроки, обусловленные выпуском газет, приводят к вырабатыванию писателями определенных приемов. Литература подстраивается под требования общества и времени, актуализируется, становится более злободневной, связанной с на­стоящим. Ориентация на рабочий класс обуславливает обращение к социальным вопросам и проблемам. Все больше проявляется оппо­зиция между элитарной литературой и новым феноменом — попу­лярной беллетристикой, «легкой», увлекательной литературой для широкого круга читателей.

Популярная беллетристика: подходы к изучению и проблема терминологии

Рассмотрение явления популярной беллетристики ставит про­блему перед исследователями уже на уровне терминологии. Для обозначения данного феномена в литературоведении использу­ются различные термины. Уже с XIX в. во Франции подобную литературу (речь идет, главным образом, о жанре романа) назы­вают «романы для прислуги», «романы для кухарок», «романы для портье», а также «литература за два су», «недорогая литерату­ра» и т.д. (см. подробнее: Boyer, 1992). В немецком литературове­дении встречаются Trivialliteratur (которой противопоставлена Hochliteratur — «литература для элиты»), Literatur fur Viele («для широкого круга»), Unterhaltungsliteratur («развлекательная литера­тура») и другие. В английском языке наиболее употребителен термин popular literature, но также существуют pulp fiction, pulps, literature of entertainment. В современном французском литерату­роведении исследователи, наряду с litteraturepopulaire и litterature de masse, все больше используют термин paralitterature («паралитератра») (см. Boyer, 1992; Lacassin, 1991; Nathan, 1991; Tortel, Lacassin, ^ё^ 1970). Знаковым событием в закреплении терми­на «паралитература» для обозначения данного понятия стал кол­локвиум «Беседы о паралитературе» (Entretiens sur la para­litterature) в Серизи в сентябре 1967 года. В отечественном лите­ратуроведении чаще всего используются термины «массовая лите­ратура» и «популярная беллетристика» (см. Лотман, 1993; Гудков, Дубин, Страда, 1998; Вершинина, 1998), термин «паралитература» пока не распространен среди отечественных исследователей, воз­можно, ввиду его отрицательной «окололитературной» коннота­ции. В данной статье представляется более продуктивным ис­пользование термина «популярная беллетристика» для рас­сматриваемого нами явления, поскольку, несмотря на отсутствие во французском языке аналога русскому термину «беллетристи­ка» (нем. термин Belletristik), данное понятие возникло на основе именно французского и вбирало в себя те качества, что содержа­ла в себе французская литература того времени: легкость слога, увлекательная манера повествования, захватывающая фабула⁷. Термин «массовая литература» представляется менее подходя­щим, поскольку в интересующий нас временной промежуток (1830—1840-е гг.) феномена массовой литературы в строгом смы­сле слова (формировавшегося в тесной связи с культурой эпохи «восстания масс») еще не существовало.

Традиция изучения феномена популярной беллетристики XIX в. в зарубежном литературоведении зарождается во второй по­ловине XX столетия⁸. После коллоквиума «Беседы о паралитерату­ре» появляются работы Марка Анжено («Популярный роман, ис­следования паралитературы», 1975), Ива Оливье-Мартена («История популярного романа во Франции с 1840 по 1880», 1980). По мнению Анжено, литература и паралитература неотделимы друг от друга. Паралитература одновременно несет и эстетиче­скую, и социальную функции: она касается задач образования, на­зидания, воспитания. Обращение к изучению явления популяр­ной беллетристики заставляет исследователей обратить внимание и на жанр roman populaire⁹, лежащий у истоков данного феномена, а также на тесно связанную с ним форму романа-фельетона. Сле­дует, однако, разграничивать понятия roman populaire и романа-фельетона: роман-фельетон являлся лишь формой публикации популярного романа и существовал недолго, в то время как roman populaire зародился до появления романа-фельетона и продолжал существовать после его исчезновения. Ив Оливье-Мартен указы­вает на то, что roman populaire долгое время был исключен из сфе­ры интересов истории литературы и литературной критики. Вплоть до настоящего времени этот жанр рассматривается как от­носящийся к несерьезной литературе не очень высокого качества. Roman populaire отличается от исторического романа или приклю­ченческого, так как он описывает борьбу Добра и Зла в настоя­щем, в обществе, современном авторам и читателям, в то время как в историческом романе это противостояние двух сил перене­сено в прошлое. Читатель исторического романа переживает прошлое в настоящем, читатель же roman populaire старается идентифицировать себя с персонажами и окружающей обстанов­кой, получает объяснение общества XIX и XX вв. Читатель roman populaire идентифицирует себя с современными персонажами, а не с персонажами историческими.

Необходимо провести границу между roman populaire и при­ключенческим романом. По мнению Жана-Ива Тадье, даже если, подобно приключенческому роману, roman populaire «делит сво­их персонажей на две категории, положительных и злодеев (что не совсем соответствует понятиям "друг" и "враг" приключенче­ского романа), если фабуле roman populaire также присущи саспенс, резкие повороты сюжета, неожиданные события, его зада­чи более обширны: изображение народных слоев, рабочего класса, терроризируемого "знатными сеньорами/отрицательны­ми героями", воссоздание образа большого города, например Парижа или Лондона» (Tadie, 1982: 17). Roman populaire подчас тесно взаимодействует с историческим романом или приключен­ческим, но в историческом романе история — всегда предмет изображения, в то время как в roman populaire — лишь фон, декор и всегда оттеснена на второй план. Отношения приключенческо­го романа с Историей туманны и запутанны: приключенческий роман нуждается в смене обстановки, которую, как и путешест­вия, дает перенесение событий в прошлое. Описание прошлого, как и экзотических стран, не является целью данного жанра, лишь средством.

Даниэль Куэнья в монографии «Введение в паралитературу» (Introduction a la paralitterature, 1991) описывает два подхода к пара­литературе, имеющие место в литературоведении. С точки зрения первого подхода (Куэнья приводит в качестве примера учебни­ки по истории литературы 60-х гг. XX в.), паралитература — «пло­хая литература», характеризующаяся определенными признаками, а именно:

• значительная часть повествования посвящена неправдопо­добным приключениям;

• образы персонажей не проработаны с точки зрения психо­логизма, очерчены бегло и схематично и не подвергаются интерпретации, поскольку в характерах отсутствует пробле­матика;

• форма подобных произведений характеризуется наличием повторений, клише, нарративных стереотипов и карикатур (Couegnas, 1992: 17-18).

Второй же подход не видит оснований для четкого разграниче­ния литературы и паралитературы и их оппозиции как «высокой»/ «низкой» литератур. Куэнья также выдвигает идею интертексту­альности, имманентно присущей явлению паралитературы: «про­исходит циркуляция от текста к тексту, и в то же время это один и тот же текст» (Ibid: 85). Среди характерных свойств паралитературных текстов он выделяет нарративную растянутость, отсутствие описаний, излишней детализации, обилие диалогов, наличие за­хватывающего сюжета и приема напряженного ожидания (sus­pense). Свое определение паралитературного произведения Куэнья формулирует следующим образом: «Мне кажется, что произ­ведение тяготеет к паралитературной модели, как только оно про­являет себя как исключительно нарративное, с доминированием герменевтического кода и повествованием, движимым приемом саспенса» (Ibid: 150).

Алену-Мишелю Буайе термин «паралитература» кажется пока наиболее подходящим для обозначения «печатной продукции, ко­торая располагается за пределами литературы» (Boyer, 1992: 18). Исследователь признает наличие в литературном мире некоего «разлома», «трещины» между тем, что принято называть массовой литературой — литературой потребления, или паралитературой (сюда Буайе относит roman populaire XIX в., шпионский роман, научную фантастику, различные формы детективного жанра и т.д.), и тем, что называют литературой — признанной литературой, эти произведения изучаются и ценятся. Современная паралитера­тура, считает ученый, не является результатом простой мутации различных форм народной литературы. Она целиком представляет собой продукт индустриального общества. Таким образом, Буайе акцентирует внимание на социально-общественной природе фе­номена паралитературы.

Интересный подход к феномену массовой литературы излага­ет Дж. Г. Кавелти в своей работе «Изучение литературных фор­мул» (The Study of Literary Formulas) (см. Кавелти, 1996). Он отно­сит подобные произведения к формульной литературе. Литературную формулу автор определяет как «структуру повест­вовательных или драматургических конвенций, использованных в очень большом числе произведений» (Кавелти, 1996: 34). Исхо­дя из классификации архетипов, предложенной Н. Фраем, Кавелти выводит основные разновидности литературных формул: приключение, тайну, мелодраму, любовную историю (romance), чуждые существа и состояния (комедийные формулы им не рас­сматриваются). Умение использовать стереотипные характеры и ситуации таким образом, чтобы они зажили новой, увлекатель­ной жизнью, особенно важно для формульного искусства. Еще одна важная характеристика формульной литературы — домини­рующая ориентация на отвлечение от действительности и раз­влечение. Поскольку такие формульные типы литературы, как приключенческая и детективная, часто используются как средст­во временного отвлечения от неприятных жизненных эмоций, подобные произведения нередко называют паралитературой (противопоставляя литературе), развлечением (противопостав­ляя серьезной литературе), популярным искусством (противопо­ставляя истинному), низовой культурой (противопоставляя вы­сокой) или прибегают еще к какому-нибудь уничижительному противопоставлению (там же: 41—42). Формульной литературе свойственен высокий уровень стандартизации, каждая ее разно­видность представляет собой «установленный традицией способ сочетания определенной темы с композиционной формой и осо­бенностями поэтического языка» (там же: 38).

В своих работах литературоведы стремятся выявить характер­ные черты популярной беллетристики, конкретные маркеры, по­зволяющие отнести то или иное произведение к данному явле­нию. Так, Альфред Ноэ выделяет ряд признаков, характери­зующих произведения паралитературы¹⁰. Помимо внешних при­знаков (паратекст, характерная обложка, принадлежность к той или иной серии или циклу) сюда относятся: постоянное использо­вание одних и тех же нарративных схем (декор, персонажи) без ка­кой-либо иронической или пародийной дистанции; полная асси­миляция означаемого и означающего таким образом, что воображаемый мир не рассматривается как языковое творение, но как другая реальность, менее сложная, более понятная; мир пара­литературы (Ноэ использует также термин «литература потребле­ния») разделен на плохих и хороших, подобно религиозному дуа­лизму; персонажи такой литературы характеризуются по своей функции в интриге произведения и не выказывают какой-либо психологической эволюции. По мнению исследователя, такая ста­тичность характеров сближает подобную литературу с текстами средневековой эпохи. И главное: литература потребления пробу­ждает в читателе близкие и понятные ему эмоции, которые он без­ошибочно распознает посредством повторяющихся символов и ключевых выражений. Именно это обеспечивает популярность та­кого рода литературы.

В целом, несмотря на достаточно позднее обращение западно­го, в частности французского, литературоведения к вопросу заро­ждения популярной беллетристики и roman populaire, а также фе­номену романа-фельетона, стоит отметить, что на волне интереса к современной паралитературе исследователи все чаще обращают­ся и к истокам данного явления¹¹.

Тем не менее, если в западном литературоведении интерес к фе­номену популярной беллетристики стойко проявляется с 1970-х гг., то в отечественной науке изучение этого явления развивается нес­табильно. Как отмечает Ю.М. Лотман, интерес к массовой литера­туре в русском классическом литературоведении возник как «про­тиводействие романтической традиции изучения «великих» писателей, изолированных от окружающей эпохи и противопо­ставленных ей» (Лотман, 1993: 380). Такой подход, нашедший свое отражение в работах А.Н. Веселовского, А.Н. Пыпина, В.В. Сиповского, С.А. Венгерова, а позже — В.Н. Перетца, М.Н. Сперан­ского, В.П. Адриановой-Перетц и других исследователей, обусло­вил обращение к низовой и массовой литературе. Более позднее возобновление интереса к феномену популярной беллетристики связано с работами советских литературоведов 20-гг. XX в., прежде всего Б.М. Эйхенбаума, В.Б. Шкловского, Ю.Н. Тынянова. Одна­ко в дальнейшем изучение данного вопроса было приостановлено, о чем свидетельствует наличие лишь обобщающих трудов по исто­рии литературы. С точки зрения Лотмана, понятие массовой лите­ратуры — понятие социологическое. Оно касается не столько структуры того или иного текста, «сколько его социального фун­кционирования в общей системе текстов, составляющих данную культуру. Понятие “массовой литературы” в первую очередь опре­деляет отношение того или иного коллектива к определенной группе текстов» (Там же: 381). При этом исследователь акцентиру­ет внимание на том, что явление массовой литературы подразуме­вает в качестве обязательной антитезы некоторую «вершинную культуру». Таким образом, оппозиция «высокой»/«низкой» лите­ратуры выделяется и отечественными литературоведами. Однако ряд исследователей, в частности В.Е. Хализев и И.А. Гурвич, по традиции, идущей от В.Г. Белинского, противопоставляют белле­тристику как «полноправную часть художественной литературы» и литературному «верху», и литературному «низу» (см. Хализев, 1994: 103)¹² — последний в данном случае находится за пределами литературы.

В последнее время появляется все больше отечественных работ о феномене массового в литературе (см. Козлов, 2009; Крижовецкая, 2008; Пахсарьян, 2009; Саморуков, 2006; Согомонян, 2009). Обращаются литературоведы и к истокам этого явления, в частно­сти к роману-фельетону. Жанровый тип романа-фельетона высту­пил одновременно как своеобразная вершина романтической историко-социальной прозы и как исток массовой литературы и культуры конца XIX — начала XX в. — романов Э. Сю, П. Феваля и др. (см. Пахсарьян, 2006). По мнению К.А. Чекалова, «паралите­ратура» кристаллизуется именно в недрах «романа-фельетона», архетипическим образом которого становятся «Парижские тайны» Э. Сю. Главным же культурным событием, повлиявшим на станов­ление паралитературы, явилось развитие романтической прозы — именно она оказалась весьма существенной питательной средой для эволюции наиболее значимых паралитературных жанров (см. Чекалов, 2006; Чекалов, 2008). В связи с этим кажется небезынте­ресным обратиться к конкретным примерам французской роман­тической прозы 1840-1850-х гг. с целью наглядно проследить нали­чие (или отсутствие) характерных признаков популярной беллетристики, тем и мотивов, проникших в литературу с измене­нием общественной и литературной обстановки в стране в этот период.

Элементы популярной беллетристики во французском историческом романе 1840—1850 гг.

Прежде всего, следует объяснить наше обращение к француз­ского историческому роману середины XIX в. как объекту для ана­лиза. Дело в том, что именно жанр исторического романа, переживающий свой расцвет во Франции в первой половине XIX столетия, постепенно развиваясь, ближе к середине века на­чинает активно взаимодействовать с формами популярной роман­ной прозы.

Для исследования мы выбрали три французских исторических романа указанного периода: «Жан Кавалье, или Фанатики Севенн» (Jean Cavalier ou Les fanatiques des Cevennes) Э. Сю о Севеннском вос­стании 1704 г., «Дочь регента» (Une Fille du Regent) А. Дюма, посвя­щенный заговору бретонского дворянства против регента Филиппа II Орлеанского, и «Одержимая» (L ’Ensorcelee) Ж. Барбе д’Оревийи, повествующий о шуанском движении в Нормандии. Выбор этот не­случаен: все три произведения первоначально публиковались в форме романа-фельетона. Произведение Э. Сю выпускалось в фор­ме романа с продолжением в Ревю де Пари: первая часть («Севеннский архипресвитер») с ноября 1839 по январь 1840 г., вторая («Прекрасная Изабо») — с января по апрель 1840 г. «Дочь регента» А. Дюма выходит как роман-фельетон в «Ле Коммерс» (Le Commerce) с 25 апреля по 13 июля 1844 г. Роман Ж. Барбе д’Оревийи начал печататься в 1852 г. в форме романа-фельетона под названием «Одержимая, или Месса аббата Круа-Жюгана» (L ’Ensorcelee ou La Messe de I’Abbe de la Croix-Jugan); под названием «Одержимая» (L ’Ensorcelee) роман вышел лишь в 1855 г

Сопоставительный анализ позволяет выявить определенный набор приемов создания увлекательности, используемый истори­ческими романистами в своих произведениях. Прежде всего, это наличие готических элементов в романах. Важно отметить, что го­тическая традиция стала одним из источников для зарождения roman populaire. Влияние готического, а также близкого к нему «неистового» романтического романа присутствует во всех трех рассмотренных произведениях.

Мрачные, «инфернальные» краски и зловещие описания при­сутствуют в «Жане Кавалье», например, в сцене явления «детей-пророков» севенцам ночью во время грозы: «Гроза усиливалась. Дождя не было, тьма стояла непроглядная. <...> Башни замка сте­кольщика, которые вот уже некоторое время пропали из виду, вдруг вспыхнули во мраке. Струи серного пламени вырвались из окон, подобно гигантским вспышкам»^{13, 14}.

В романе «Дочь регента» это, в первую очередь, образ замка, крепости: он воплощен в монастыре, где воспитывалась одна из героинь — Элен де Шаверни. Именно с его описания начинается рассказ о событиях в Бретани: «Издалека это строгое и печальное строение напоминало тюрьму, полную мрачных страданий; вблизи это оказался монастырь, населенный молодыми августинками»¹⁵. Кроме того, ореолом мистического окутана история бретонца Понкалека о пророчестве касательно его смерти (глава «Колдунья из Савнэ»). Образ никому не известной зловещей старухи, пред­сказывающей заговорщику смерть от моря, вносит в произведение мотив тайны, загадочности.

Если у Э. Сю основным готическим архитектурным атрибутом является замок стекольщика Дю Серра, а у А. Дюма — бретонский монастырь, то в «Одержимой» это, безусловно, аббатство Бланшеланда, о котором повествователь рассказывает читателю в первой главе. Заброшенное после революции аббатство оказывает гнету­щее действие на всю окружающую местность. Таким образом, на­чиная с экспозиции, описывающей пугающие жителей ланды и мрачное аббатство, автор погружает читателя в кадр вполне в духе одного из жанров популярной беллетристики — романа ужасов. На пересечении фантастического и готического находится и финаль­ная сцена произведения — пасхальная месса, которую служит аб­бат Круа-Жюган ровно через год после своей гибели в той же са­мой церкви, где он был застрелен. Невероятная и жуткая сцена, представленная читателю глазами местного кузнеца Пьера Клу. Наказание аббата за его преступления при жизни против своего предназначения и за попытку самоубийства — обреченность на муки вечно пытаться отслужить свою последнюю мессу, однако никогда не смочь отслужить ее до конца. Забывая слова молитвы, Круа-Жюган вновь и вновь вынужден начинать сначала: «Он продолжал бормотать свою молитву, сам себе отвечая и звоня в колокольчик, когда это следовало делать, но чем дальше он продолжал, тем более он смущался... Он беспокоился, прерывался... Готов поклясться, что он будто забыл свое ремесло <.> для него это было хуже ада, эта месса, которую он пытался закончить, но которая ускользала из его памяти и с его губ!»¹⁶. То наказание, что призван понести в загробном мире Круа-Жюган за свои прегрешения, автор являет читателю через сверхъестествен­ный эпизод, наглядно демонстрируя его и, в то же время, поражая читателя зловещей сценой, ставя мощный финальный аккорд и сближая «Одержимую» с фантастическими произведениями. Ц. Тодоров отмечает: «Фантастическое — это колебание, испыты­ваемое человеком, которому знакомы лишь законы природы, ког­да он наблюдает явление, кажущееся сверхъестественным» (Тодо­ров, 1997: 18). Такова реакция на события «Одержимой» не только читателей, но и самих героев романа, в частности Пьера Клу, мэтра Тэнбу и других жителей деревни. Подобный ход держит пу­блику в напряжении до самого финала, не позволяя потерять ин­терес даже после логического завершения истории главных персо­нажей.

Отличительным свойством романа «Одержимая» от других рас­сматриваемых романов (Э. Сю и А. Дюма) является присутствие мотива крови, а также наличие телесного топоса в произведении. Возможно, подобное широкое употребление данных элементов говорит о сильном влиянии готического романа на творчество Ж. Барбе д’Оревийи, а также предвещает зарождение в популяр­ной беллетристике такого жанра, как триллер.

Отдельного рассмотрения заслуживает структура анализируе­мых романов. Во всех трех произведениях можно отметить харак­терные для паралитературы приемы построения текста: введение в повествование мотива напряженного ожидания (саспенса), нео­жиданные повороты сюжета, краткость описаний, преобладание диалогов для поддержания читательского интереса. В «Жане Кавалье» глава подчас обрывается на ключевом моменте сцены, застав­ляя читателя продолжать чтение (главы «Путешествие», «Проро­чества»). Однако это может быть обусловлено особенностями романа-фельетона, в форме которого первоначально публиковал­ся роман, ведь эта форма предполагает публикацию порциями.

Принцип публикации порциями обусловил и активное исполь­зование техники повтора в романе «Дочь регента»: «Вся эта сцена, как мы уже сказали (курсив наш. — П.М.), разворачивалась на ули­це, куда выходили окна Элен» (86); «По адресу, который Гастон дал Элен, на улице Бурдонне, как наш читатель уже знает (кур­сив наш. — П.М.), находился трактир, который можно было бы даже назвать гостиницей» (107). Еще одним следствием публика­ции произведения в форме романа-фельетона является постоян­ное присутствие рассказчика в романе. По мнению Лизы Кеффелек-Дюмаси, это характерно для романов, выходящих порциями, поскольку для удержания читательского интереса от номера к но­меру необходимо было создавать иллюзию диалога, постоянной коммуникации автора и читателя (см. Queffelec, 1989: 13). Таким образом, роман-фельетон способствовал усилению в произведе­нии фигуры рассказчика-повествователя. В «Дочери регента» можно наблюдать достаточно примеров подобной техники: «— Да, ты прав, — сказал герой, который взял на себя роль поборника справедливости, в котором, как мы надеемся (курсив наш. — П.М.), читатель узнал регента Филиппа Орлеанского» (4); «Двое молодых людей находились в комнатах, куда мы уже проводили читателя вслед за регентом и Дюбуа (курсив наш. — П.М.)» (168); «Необходи­мо теперь, чтобы наши читатели позволили нам (курсив наш. — П.М.) обратить взгляд немного назад <...>» (205).

В «Одержимой» же для создания увлекательности используют­ся иные способы, нежели у Э. Сю или А. Дюма: внимание читате­ля привлекается не с помощью захватывающей интриги, динамич­ности и резких поворотов сюжета, а через введение мистических элементов в повествование, сцен в духе готического романа, вол­шебных атрибутов.

В рассмотренных нами романах присутствуют определенные мо­тивы, свойственные впоследствии различным жанрам популярной беллетристики. Так, в «Жане Кавалье» можно наблюдать характер­ный для популярного романа мотив раскрытия тайны, имеющий место, прежде всего, в финальной сцене произведения (открытие Кавалье тайны Туанон, узнавание Туанон и Изабеллой о том, что судьбы обеих связаны с фигурой маркиза де Флорака). Этот же мо­тив встречается позднее в романе «Дочь регента» (узнавание глав­ным героем Гастоном, что регент Филипп Орлеанский, которого он призван убить, — отец его возлюбленной). Встречается и мотив пе­реодевания, перешедший из XVII—XVIII вв. в популярную литера­туру (путешествие Туанон и Табуро под видом протестантки и па­стора у Э. Сю; в случае же «Дочери регента» весь роман напоминает маскарад, где главный герой Гастон, полагая, что находится среди друзей, с самого приезда в Париж оказывается в руках переодетых регента и министра Дюбуа). Э. Сю обыгрывает и форму романа: фи­нальная сцена (глава «Разоблачения») состоит из реплик персона­жей, организованных по принципу драматургического произведе­ния, способствуя тем самым усилению драматизма ситуации. В романе «Дочь регента» находят отражение мотив дороги/путеше­ствия, а также образ трактира/таверны/постоялого двора: помимо исторического романа, эти мотивы вписываются и в поэтику рома­на приключенческого, получающего свое развитие в середине XIX столетия, а позднее переходят в другие жанры популярной бел­летристики (детектив, шпионский роман и др).

Что же касается романа Ж. Барбе д’Оревийи, то в нем есть то, что не было свойственно французскому историческому роману 20—30-х гг. XIX в., — вера в сверхъестественное. Причем не только герои романа верят в него, но и сам автор. Это то новое, что прио­бретает жанр исторического романа в середине XIX столетия. Он не только развивается в сторону социального и приключенческого романа¹⁷, что мы видим на примере Э. Сю и А. Дюма. Он развива­ется и трансформируется и в другом измерении: в сторону фанта­стического, присутствия мистического пласта, сверхъестественно­го в произведении. Многие сцены и эпизоды предвосхищают возникновение таких жанров популярной беллетристики, как триллер и фантастика.

* * *

Важно отметить, что при наличии всех этих элементов проана­лизированные романы не утрачивают связь с предшествующей жанровой традицией и сохраняют черты романтического истори­ческого романа первой половины XIX в. Однако изменение обще­ственной и литературной обстановки в середине столетия не мо­жет не накладывать свой отпечаток: подстраиваясь под новые условия, литература вынуждена трансформироваться, традицион­ные жанровые формы обращаются к новым темам и вбирают но­вые инструменты в свою структуру, дабы не утратить актуальность, востребованность у читательской публики. В условиях расшире­ния круга потенциальных читателей за счет развития прессы и по­явления романа-фельетона расширяются и границы литературы: она вбирает в себя то, что ранее литературой не считалось и зача­стую находилось за ее пределами, — элементы популярных форм романной прозы, черты litterature populaire.

Примечания

¹ Исследователи выделяют обширный период с 1800 по 1914 г. как время формиро­вания и развития прессы во Франции и в Европе в целом (см. напр.: Boyer Alain-Michel. La Paralittérature (1992); Compère Daniel. Dictionnaire du roman populaire franco­phone (2007); Recherches en litterature populaire // Tapis Franc № 6, 1993-1994), однако рассматриваемый промежуток (1830-е - 1850-е гг.) представляет наибольший интерес, поскольку именно с ним связаны зарождение и расцвет ряда явлений, влияющих на си­туацию в литературе, в частности - романа-фельетона.

² Здесь следует оговорить, что подобная функция прессы стала неотъемлемой ча­стью политической жизни Франции еще в период Великой французской революции.

³ Так, например, «Силуэт женщины» (Etude d'une femme) О. де Бальзака первона­чально появляется 12 марта 1830 г. в журнале «Ля Мод» Э. де Жирардена и лишь в 1831 г. публикуется в издании «Философские романы и сказки» (Romans et contes philosophiques) (см.: Balzac O. de. Romans et contes philosophiques: en 3 volumes in-8. Vol. 3. P.: Edit. Gosselin, 1831. P. 301-320).

⁴ Desnoyers Louis (1847) Un peu d’histoire à propos de roman. Le Siècle, les 5, 28 et 29 septembre: 127, 133.

⁵ Sainte-Beuve Ch.-A. De la littérature industrielle // La Revue des Deux Mondes, 1er septembre 1839/ cité dans La Querelle du roman-feuilleton: littérature, presse et politique, un débat précurseur, 1836–1848 / textes réunis et présentés par Lise Dumasy. Grenoble: EL- LUG, 1999. Pp. 25–43.

⁶ Gaschon de Molènes P. Revue littéraire P. Revue litteraire // La Revue des Deux Mondes, 15 décembre 1841, 15 mars 1842, 15 juin 1843 // cité dans Queffélec-Dumasy L. La Querelle du roman-feuilleton: littérature, presse et politique, un débat précurseur, 1836-1848. Grenoble: EL- LUG, 1999. P. 157-183, 184-209 et 210-235.

⁷ Некоторые исследователи отмечают, что под влиянием немецкого термина Belletristik во французском языке существовало слово belletristique. Подробнее о значе­нии этого термина и его существовании во французском языке см.: Ladmiral J.R. (1981) Elements de traduction philosophique. Langue francaise 51: 19-34.

⁸   В 1970-80-х гг. многие французские журналы посвящают свои номера популяр­ной литературе, roman poulaire, роману-фельетону: Le roman feuilleton // Europe. P.: 1974. № 542; Les genres de la litterature populaire // Poétique. P.: 1974. № 19; Le roman d‘aventures // Magasine Litteraire, juillet-aout 1976; Histoire de la littérature populaire. // Magazine Littéraire. P.: 1967. № 9; Littératures populaires. // Critique. P.: 1980. № 394.

⁹ На наш взгляд, для обозначения данного понятия предпочтительнее французский термин roman populaire, более четко отражающий специфику явления, поскольку в русском понятии «популярный роман» заложена отрицательная коннотация современного понимания «популярного», «массового», в то время как в тот период слово «популярный» означало также «народный», созданный для народа, читаемый народом.

¹⁰   Noe A. Romans populaires français du 19 siècle (интернет-версия лекций) // http:// homepage.univie.ac.at/alfred.noe/Populaire/Populaire-index.htm (дата обращения: 28.04.2014).

¹¹ Среди последних работ стоит отметить: Angenot M. Les dehors de la littérature: du roman populaire à la science-fiction  (2013); Le roman populaire: des premiers feuilletons aux adaptations télévisuelles, 1836-1960 (2008), Richter Noё. Cinq siècles de lecture populaire (2000).

¹² Цит. по: Литвиненко Н.А. Французский исторический роман первой половины XIX века: эволюция жанра // дисс. ... доктора филологических наук: 10.01.05. Москва, 1999.

13 Здесь и далее перевод мой. Цит. по изд.: Sue Eugene. Jean Cavalier ou Les fanatiques des Cevennes. Vol. I. P.: Librairie de Charles Gosselin, 1840. P. 308. В дальнейшем цитирую по этому изданию с указанием страниц в скобках.

¹⁴ Подробнее о присутствии черт готического романа в этом произведении Э. Сю см.: Макарова П.А. Французский исторический роман 1840-1850-х годов: «Жан Кавалье, или Фанатики Севенн» Э. Сю // Вестник Тверского государственного университе­та. Серия: Филология. 2013. № 4. С. 309-314.

¹⁵ Здесь и далее перевод мой. Цит. по изд.: Dumas A. Une Fille du Regent. P.: Levy Freres Libr. Editeurs Paris, 1869. P. 34. В дальнейшем цитирую по этому изданию с ука­занием страниц в скобках.

¹⁶ Здесь и далее перевод мой. Цит. по изд.: Barbey d’Aurevilly J. L’Ensorcelee. P.: Garnier-Flammarion, 1966. P. 248; 249. В дальнейшем цитирую по этому изданию с ука­занием страниц в скобках.

¹⁷ Эти черты, в принципе, можно было встретить уже и у В. Скотта. Хотя его про­изведения и не причисляют к популярной беллетристике, в них есть характерные чер­ты приключенческого романа, присутствует приключенческий элемент.

Библиография

Вершинина Н.Л. Проблема беллетристики как вида литературы в литературоведении 1930-х гг. // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 223—228.

Кавелти Дж. Г. Изучение литературных формул. // Новое литератур­ное обозрение. 1996. № 22. С. 33—64.

Козлов Е.В. Развлекательный нарратив в паралитературе: культурный статус и дискурсивные практики: дис. ... докт. философ. наук. 24.00.01. СПб, 2009.

Крижовецкая О.М. Нарратология современной беллетристики: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. 10. 01.08. Тверь, 2008.

Литвиненко Н. А. Французский исторический роман первой полови­ны XIX века: эволюция жанра: дис. ... докт. филол. наук. 10.01.05. М., 1999.

Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллинн: Александра, 1993.

Массовая литература как социальный феномен / Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общество: введение в социологию литературы. М.: РГГУ, 1998. Режим доступа: http://www.iek.edu.ru/publish/pusl5.htm (дата обращения 27.01.2017).

Пахсарьян Н.Т. Фредерик Сулье и становление романа-фельетона во Франции XIX века // Французская литература 30—40-х гг. XIX века. Вто­рая проза / отв. ред. А.Д. Михайлов, К.А. Чекалов. М.: Наука, 2006. С. 124— 145.

Пахсарьян Н.Т. Эстетические ценности и оценки во французском по­пулярном романе: динамика взаимодействия // Оценки и ценности в современном научном познании. Сборник научных трудов. — Т. 1. — Ка­лининград: Изд-во РГУ им. Иммануила Канта, 2009. С. 29—39.

Саморуков И.И. Массовая литература: проблема художественной реф­лексии: дис. ... канд. филол. наук. 10.01.08. Самара, 2006.

Согомонян М.К. Становление популярного романа в латиноамерикан­ской прозе XIX века: дис. ... канд. филол. наук 10.01.03. Москва, 2009.

Тодоров Цветан. Введение в фантастическую литературу. М.: Дом ин­теллектуальной книги, 1997.

ХализевВ. Е. Основы теории литературы. М., 1994.

Чекалов К. А. Жанровый поиск раннего Э. Сю (рубеж 1830—1840 гг.) // Французская литература 30—40-х гг. XIX века. Вторая проза // отв. ред. А.Д. Михайлов, К.А. Чекалов. М.: Наука, 2006. С. 146—174.

Чекалов К.А. Формирование массовой литературы во Франции. XVII — первая треть XVIII века. М.: ИМЛИ РАН, 2008.

Boyer A.-M. (1992) La Paralitterature. P.: PUF, collection «Que sais-je?» № 2673.

Couegnas D. (1992) Introduction a la paralitterature. Paris: Seuil.

Guise R. Le roman-feuilleton et la vulgarisation des idees politiques et sociales sous la Monarchie de Juillet. Recherches en litterature populaire. Le Tapis Franc 6: 1993–1994.

Kalai S. (2012) «Tout n’est que serie, succession, suite et feuilleton ici-bas». In COnTEXTES [Revue electronique] 10. Liege: Universite de Liege. Querelles d’ecrivains (XIXe - XXIe siecles): de la dispute a la polemique. Available at: http://contextes.revues.org/4910 (accessed: 19. 10. 2016).

Lacassin Francis (1991) A la recherche de l’empire cache: mythologie du roman pop­ulaire. Paris: Julliard.

Le roman populaire: des premiers feuilletons aux adaptations televisuelles 1835-1960 (2008) dir. Loic Artaga. Ed. Autrement.

Nathan M. (1991) Splendeurs et miseres du roman populaire. Lyon: Presses universitaires de Lyon.

Queffelec L. (1989) L’auteur en personne dans le roman populaire. Dumas, Sue. Le Tapis Franc 2. Hiver 1989. Pp. 7–27.

Queffelec-Dumasy L. (1989) Le Roman-feuilleton franfais au XIX siecle. Paris: PUF, collection «Que sais-je?» № 2466. 

Tadie J.-Y. (1982) Le roman d’aventures. Paris: PUF, collection Ecriture.

Tortel J., Lacassin Fr., Noel A. (1970) Entretiens sur la paralitterature. Plon.

Vaillant Alain (2006) Invention litteraire et culture mediatique au XIXe siecle. In Jean-Yves Mollier, Jean-Franfois Sirinelli, Francois Vallotton (dir.) Culture de masse et culture mediatique en Europe et dans les Ameriques (1860-1940). Paris: PUF. Pp. 11–22.

Поступила в редакцию 30.01.2017