Отражение принципов нового историзма в современных СМИ

Раздел: Современная журналистика: тематика и проблематика

В статье анализируются материалы англоязычных средств массовой информации в контексте их взаимосвязи с концепцией нового историзма. Выявляются основные принципы, сближающие медиатексты с текстами новых историков: текстуальность истории, релятивизм, идеологичность, метод произвольной интерпретации.

Зародившаяся в 80-х гг. XX в. литературно-критическая шко­ла нового историзма основывается на двух взаимоисключающих постулатах марксизма и постструктурализма¹. Вслед за маркси­стами, новые историки настаивают на идеологичности каждого текста и его обусловленности социально-политическим контек­стом. При этом, новые историки используют постмодернист­ский тезис о текстуальности истории. История, по их мнению, существует в качестве текстов, в которые всегда вложена автор­ская позиция, а не в качестве отражения действительных собы­тий. Новые историки, вслед за Р. Бартом и М. Фуко, переносят угол зрения с объективной действительности на субъект, кото­рый эту действительность описывает, еще точнее — на способ, которым он это делает. Созданный историком, писателем или даже журналистом нарратив, таким образом, творит историю. Так описал эту ситуацию Ф. Уэбстер, «...мы живем не в мире, о котором у нас есть какая-то информация. Напротив, мы обита­ем в мире, созданном информацией» (Уэбстер, 2004: 333).

По справедливому замечанию Уэбстера, постмодернизм суще­ствует не только как интеллектуальное направление, но и как со­циальное явление (Уэбстер, 2004: 318). Помимо интеллектуальных построений теоретиков постмодернизма (которые могут быть спорными), постмодернизм активно функционирует в социальной действительности и описывает некоторые особенности современ­ного этапа развития общества. Информационное пространство, в частности, сфера массмедиа является сферой, которая, будучи полностью включенной в современный социальный контекст, не может не испытывать на себе влияния постмодерна. В настоящий момент актуально не только изучение того, как журналистика функционирует в условиях постмодернизма, но и то, какие по­следствия это имеет как для СМИ, так и для их аудитории.

О некоторых особенностях журналистики постмодерна писали Ж. Бодрийяр (1999), Д. Хармс и Д. Диккенс (1996). Среди отечест­венных медиаисследований стоит отметить работы В.В. Хороль- ского (2009), Е.А. Зверевой (2011: 265—272).

Концепция нового историзма несомненно существует в рамках постмодернистской парадигмы мышления², однако новых истори­ков интересует, прежде всего, «поэтика и политика культуры» определенной исторической эпохи — само название и содержание течения указывает на особый интерес к истории. Исследования новых историков пограничны: они не являются в полной мере ни литературно-критическими, ни историческими. Они также стоят на границе научного исследования и художественного текста. Эта характерная для постмодернизма «пограничность», «междисци­плинарность» позволяет соотнести методы нового историзма с ме­тодами, которые используют в своей работе писатели и даже жур­налисты, начиная со второй половины XX века и заканчивая сегодняшним днем³.

Выделим основные принципы нового историзма, на основе ко­торых будут проведены параллели между концепцией нового историзма и тенденциями, существующими в средствах массовой информации:

- текстуальность истории: новые историки рассматривают историю как нарратив, сконструированный тем или иным авто­ром - такой подход позволяет создавать возможные, вероятные версии истории;

- произвольная интерпретация: размывание границы между ли­тературой и историей приводит к тому, что ученый (историк, фи­лолог) перенимает методы работы художника - произвольный, субъективный комментарий;

- релятивизм: перемещение исторической реальности в языко­вую сферу, а также допустимость вариативных трактовок истории приводит к отказу от поиска объективной истины;

- идеологичность: сам автор нарратива неизбежно оказывается включенным в то или иное идеологическое поле, а его текст явля­ется транслятором «властных отношений» эпохи.

Принципы нового историзма, проявляющиеся в литературном тексте, рассматриваются в статьях З. Эр (2005 a, b) (на примере пьес Тома Стоппарда), а также в нашей статье (Соловьева, 2016). Новизна данного исследования заключается в описании того, как функционируют принципы нового историзма в медийном тексте. На сегодняшний день подобные работы отсутствуют. Для анализа привлечены материалы англоязычных средств массовой информа­ции, в которых авторы так или иначе обращаются к историческо­му материалу или обнаруживают общие с новыми историками ме­тоды работы с текстом.

Актуальность исследования заключается в описании и анализе тенденций, существующих в настоящее время в сфере массмедиа. Журналистика в условиях постмодерна сталкивается с рядом про­блем: релятивизм, открывающий возможности для манипуляции и фальсификаций, недостоверность фактов, идеологический «хаос». Описание и анализ механизмов возникновения данных яв­лений в журналистике и процесса их функционирования важно как для журналистов, так и для аудитории. Понимание этих тен­денций способствует формированию более внимательного отно­шения журналистов к созданию собственных текстов и служит фильтром для аудитории при потреблении контента.

Ключевой проблемой для нас станет противоречие, возникаю­щее между используемым в СМИ принципом нового историзма, согласно которому история текстуальна, а автор нарратива (жур­налист) выполняет интерпретаторскую функцию, и традиционной функцией журналистики, заключающейся в объективном отраже­нии событий, происходящих в мире, информировании о них.

Так, нашей целью станет выявление и описание того, как в тек­стах средств массовой информации используются методы и прие­мы нового историзма, и каковы последствия этого для массовой аудитории.

Комментарий как основная форма функционирования исторического материала в СМИ

Мишель Фуко говорил о существовании двух видов дискурсов: с одной стороны, основополагающих, рождающих иные дискур­сы, с другой стороны — тех, которые уточняют, повторяют, интер­претируют и комментируют. Роль последних заключается в том, чтобы «сказать, наконец, то, что безмолвно уже было высказано. (в первичном тексте. — Д.С.)» (Фуко, 1996: 42), возвратиться к пер­воисточнику и облечь в слова подразумеваемое. В комментарии, по Фуко, акцент переносится со смыслового значения сообщения на сам факт повторения и обстоятельства, в которых это повторе­ние осуществляется: «Новое не в том, что сказано, а в событии его возвращения» (Фуко, 1996: 43). При этом, комментарии иногда могут подменять сами первичные тексты. В литературе и литера­турной критике второй половины XX в. это не редкость. Скажем, в рассказах Борхеса мы можем столкнуться с такой литературной игрой: автор выдает себя за литературного критика, анализируя несуществующее произведение⁴.

Новые историки также с повышенным вниманием относятся к второстепенным текстам. Стивен Гринблатт (Greenblatt, 1990: 14) отмечает готовность «читать все текстуальные следы прошлого с тем вниманием, которое по традиции доставалось только литера­турным текстам».

Идея замены первоисточника комментарием важна для пони­мания специфики функционирования исторического факта в текстах средств массовой информации. Сама сущность журна­листских текстов предполагает, что любой материал в СМИ, по­священный той или иной исторической теме, — является интер­претацией или комментарием. Более того, журналистика в данном случае представляет собой уже вторичную интерпрета­цию. Если взять за основу тезис новых историков и постструкту­ралистов о текстуальности истории, то первый акт интерпрета­ции история проходит в тот момент, когда ее фиксирует в виде текста историк (И 1)⁵. Журналист в своем тексте уже вторично интерпретирует историю, адаптируя материал для массовой ау­дитории (И 2). Этот процесс можно представить в виде следую­щей формулы:

ИФ (исторический факт) > И 1 (интерпретация историка) > И 2 (интерпретация СМИ).

Иными словами, читатель всегда имеет дело с журналистским комментарием того или иного исторического события или перио­да. Это сопряжено с рядом проблем. Среди них: неизбежное упро­щение материала, потеря достоверности и объективности и, нако­нец, открытые возможности для фальсификаций и манипуляции массовым сознанием.

Актуализация истории как способ обсуждения проблем современности

«Именно в Британии критики, представляющие так называе­мый «культурный материализм», стали полемически заострять внимание на целях, которым служат те или иные версии англий­ского исторического прошлого, выдвигаемые историческим на­стоящим, — то есть изучать историю идеологических аппроприа- ций Ренессанса» (Montrose, 1989: 27), — пишет Луи А. Монроз в одном из программных текстов нового историзма «Изучение Ре­нессанса: поэтика и политика культуры». Практикуемое в Вели­кобритании литературно-критическое течение «культурный мате­риализм» и новый историзм часто связывают как родственные направления в литературоведении⁶. Именно представители куль­турного материализма в своих исследованиях рассматривали исто­рическое прошлое как площадку для обсуждения проблем, значи­мых для современной им Англии (в данном случае, имеется в виду политика тэтчеризма 1980-ых годов) (см.: Barker, 1986; Sinfield, 1992).

Однако новый историзм, несмотря на большую погружен­ность в социально-культурный контекст изучаемой эпохи, также тесно связан с современностью. Эта связь обусловлена убежде­нием новых историков в том, что любой исследователь (писа­тель, историк, даже журналист - то есть любой создатель нарра­тива) включен в ту или иную идеологию. Монроз приводит ряд примеров. Один из них: доклад Уильяма Беннета (впоследствии министра образования США) «О состоянии гуманитарного обра­зования в высшей школе» (1984 г.): в нем он ставит задачей уни­верситетов - сохранение традиционных западных ценностей, которые служат «цементирующим началом» для плюралистиче­ского американского общества. Монроз определяет это высту­пление как полностью идеологичное: «.Беннет и сам оценивает гуманитарные науки «на основании их связи с определенной со­циальной позицией» - а именно, на основании их роли в вос­производстве господствующего социально-культурного порядка посредством нейтрализации различий, сдерживания альтерна­тивных и оппозиционных ценностей и интересов (феминизм, эт­нические меньшинства, экономически ущемленные люди)» (Montrose, 1989: 28). Еще интереснее пример журналистского ма­териала, на который ссылается Монроз. Он цитирует передовицу «Сан Диего Юнион» (The San Diego Union), в которой новые историки названы «профессорами-леваками», использующими Шекспира как средство демонстрации того, как общество XVII в. ущемляло различные меньшинства, и подают «грубые и превратные интерпретации бессмертной словесности под соусом «нового историзма» (Montrose, 1989: 29). (Что характерно, жур­налистский материал в данном случае строится на работе Алана Блума «Конец американского разума», в которой он критикует школу нового историзма. Это еще раз подтверждает тезис о том, что журналист уже вторично интерпретирует действительность.) По мнению Монроза, само наличие подобных материалов указы­вает на то, что их «понимание и преподавание Шекспира затра­гивает чьи-то самые непосредственные интересы», (Montrose, 1989: 29).

Рассмотрение современных текстов СМИ позволяет выявить схожие тенденции: журналист может обращаться к историческому материалу для иллюстрации проблем, актуальных сегодня. Это об­условлено ключевой характеристикой текстов массмедиа — публи­цистичностью. Журналист часто ссылается на исторические тексты как на авторитетные источники, которые доставляют материалу бо­лее убедительную аргументацию. Историческое событие выступает в качестве своего рода подтверждения транслируемых в журналист­ском тексте сообщений: то, что я говорю, истинно — потому что так было в прошлом. Чем масштабнее событие — тем чаще его «эксплу­атируют» журналисты. Причем одно и то же историческое событие, в различных журналистских интерпретациях (в том числе, в вариан­тах альтернативной истории), может использоваться для поддержки противоположных точек зрения.

Для Великобритании одним из таких ключевых исторических событий, к которому часто апеллируют журналисты, является Первая мировая война. Сквозь призму отношения к войне стано­вятся различимы основные идеологические процессы, протекаю­щие в современной Британии. Основной вопрос, связанный с Первой мировой, формулирует колумнист «Гардиан» (The Guard­ian) Мэттью Данкона в одной из своих статей⁷: он касается значе­ния войны и морального отношения к ней — является ли Первая мировая война и участие в ней Великобритании оправданным? Решение этой исторической проблемы является индикатором по­литической позиции автора.

Статья Данкона с заголовком «Первая мировая война до сих пор с нами. Поэтому мы помним»⁸, опубликованная в ноябре 2015 г., сама по себе является замечательным примером использо­вания принципов нового историзма в журналистике. Материал, по сути, представляет собой краткий дайджест, в котором собраны точки зрения на Первую мировую войну, существующие сегодня не только в общественно-политическом поле, но и в научной сре­де. Что характерно, журналист, как мы отмечали выше, ссылается на научную литературу (вторичный комментарий) — на историков (которые при этом могут быть и журналистами, и политиками): он упоминает Ниала Фергюсона, Алана Кларка, Джереми Паксмана. При этом, ссылаясь на той или иной текст, он отмечает политиче­скую позицию автора (например, «.консервативный историк Ниал Фергюсон.»). Тем самым читателю открыто сообщается: те тексты, на которые опирается журналист, уже сами по себе идео- логичны — указание на это собственно и является одной из задач материала.

В то же время, сам Данкона пишет текст о Первой мировой войне по конкретному поводу: в связи с публикацией на сайте «Телеграф» (The Telegraph) видеоролика, в котором лидер лейбо­ристской партии Джереми Корбин критикует правительство за трату огромных сумм на мероприятия, организованные в память о войне. Журналист указывает, что главная цель выпада Корбина — это действующий режим Кэмерона. Соответственно, основной вывод, сделанный в материале — необходимость разделять поли­тику и память (красный мак — это «не символ милитаризма, а сим­вол связи между живыми и мертвыми», а память — это «не про­славление военного дела, а коллективное переживание благодарности тем, кто служил и тем, кто пал»). При этом статья красноречиво заканчивается фразой: «. политик, не способный увидеть этой разницы, не может быть премьер-министром»⁹. Так, Первая мировая война в материале Данконы становится поводом как к описанию тех идеологических процессов, которые протека­ют в современном обществе, так и к обозначению собственной политической позиции.

Произвольная интерпретация как метод работы с историческим фактом

Журналист «Гардиан» ссылается и на другой интересный мате­риал: статью Майкла Гоува (на тот момент министра образова­ния Великобритании) «Почему левые настаивают на приниже­нии истинных британских героев?», опубликованную в «Дейли Мейл» (Daily Mail) в январе 2014 г.¹⁰ Гоув называет Первую миро­вую войну «справедливой войной», участие в ней, по его мне­нию, было благородным делом: «.те, кто воевал, были не просто простофилями, они осознанно верили в монарха и страну, были преданны идее защиты западного либерального порядка»¹¹. Его собственная точка зрения преподнесена как оппозиция распро­страненным в обществе «мифам» о войне, поддерживаемых ле­вой идеологией: «Наше понимание войны перекрыто ее непра­вильным пониманием и неправильным представлением¹² (искажением)»¹³. Главным объектом критики выступают продук­ты массовой культуры (такие как мюзикл «О, какая прекрасная война» и телевизионный сериал «Черная гадюка»), посредством которых зритель, по мнению Гоува, и приобретает искаженное представление о войне.

В редакционной статье «Обсервер» (Observer) материалу Гоува была дана следующая оценка: «Обличительная речь мистера Гоува о том, что «правильно» помнить о Первой мировой войне, как об «однозначно ужасающей, но справедливой войне» - это тоже просто политика»¹⁴. Не вдаваясь в политическую ситуацию совре­менной Великобритании, отметим важные для нас моменты: ста­тья Майкла Гоува, так же как и телесериал «Черная гадюка», явля­ются примерами нарративистского понимания истории. Основной признак этого - замена исторических фактов их интер­претацией. Проблема в данном случае заключается в том, что как телесериалы, так и материалы СМИ, становятся для массовой ау­дитории фильтрами на пути к собственно историческому знанию. В результате, читатель или зритель получает уже готовую интер­претацию, то есть начинает с того, чем нужно заканчивать: идет не от факта к обобщению, а от обобщения к факту.

Для постмодернизма характерна интеллектуальная игра - она рассчитана на образованного читателя, который, обладая факти­ческими знаниями, сможет «считать» ироничный смысл искаже­ния этих фактов (на этом принципе и основывается телесериал «Черная гадюка»). Для искусства XXI в. такой игровой принцип является одним из основополагающих - он же лежит в основе жанра альтернативной истории. Художник отступает от фактов для того, чтобы рассказать о своем отношении к предмету (напри­мер, к историческому периоду или событию)¹⁵. Опубликованный в «Нью-Йорк таймс» комментарий режиссера Твентина Тарантино к фильму «Бесславные ублюдки» может выступить в качестве на­глядной иллюстрации: «Я не хотел преподавать урок истории. Для этого вы можете включить «Хистори Чэннел» - который также мог бы быть назван «Гитлер Чэннел». Я просто хотел рассказать свою историю и иметь ту же свободу, как если бы я рассказывал любую другую историю»¹⁶.

Данный подход соотносится с тезисом новых историков о тек­стуальности истории. В рецензии Дэвида Кокса на «Бесславных ублюдков», опубликованной в «Гардиан», справедливо замечено, что реальные события Второй мировой войны полностью дефор­мируются именно из-за того, что исторические факты подменяют­ся авторским нарративом: «Сам Тарантино как-то заметил: "В этой истории кино изменяет мир и мне чертовски нравится эта идея!" Однако его фильм делает даже больше этого. Пламя опера­ции "Кино" уничтожает не только Третий Рейх, но и саму реаль- ность»¹⁷. В искусстве постмодернизма реальность представлена в виде текста, изменения же в тексте являются художественным приемом, который может говорить о многом: давать оценку собы­тиям, рассказывать об авторе, даже (как в фильме Тарантино) «мстить» реальности (статья в «Гардиан» названа «Бесславные ублюдки» — это месть кинематографа жизни). Радикальный, оче­видный пересмотр исторических событий в данном случае — это способ выразить авторское отношение к событиям Второй миро­вой войны, «жалобный протест против неадекватности того, что произошло в действительности»¹⁸.

В рамках художественного текста такой прием является эле­ментом поэтики и выполняет свои задачи. Искусство как автор­ский вымысел допускает вариативные субъективные оценки. Однако в средствах массовой информации постмодернистская игра может функционировать вполне серьезно и с вполне кон­кретной целью — включения массовой аудитории в определенное идеологическое поле. Неслучайно статья Майкла Гоува была опу­бликована именно в «Дейли Мейл» — массовой газете с тиражом 1, 576, 121¹⁹.

Проблема достоверности

В мае 2012 г. в газете «Нью-Йорк Таймс» (The New York Times) был опубликован материал «Капиталисты и другие психопаты»²⁰. Его автор, ссылаясь на исследование 2010 г., отметил, что 10% лю­дей, работающих на Уолл-стрит, являются клиническими психо­патами. Спустя несколько дней в американской прессе появились статьи, опровергающие эти данные: оказалось, журналист «Нью- Йорк Таймс» в своем материале ссылался на «несуществующее ис- следование»²¹. Ошибка была допущена следующим образом: ин­формация о том, что один из десяти работающих на Уолл-Стрит является психопатом, появилась в марте 2012 г. в журнале «Вик» (The Week)²², журналист «Вик», в свою очередь, ссылался на ста­тью в журнале Института CFA²³, и уже эта статья выводит нас к первоисточнику — исследованию канадского судебного психолога Роберта Хэа (Hare). Однако Роберт Хэа никогда не публиковал ис­следования, содержащего подобные данные. В единственном близком по содержанию исследовании с участием Хэа (Babiak,

Neumann, Hare, 2010) говорилось о том, что примерно 4% опро­шенных корпоративных работников (которые не имеют отноше­ния к Уолл-стрит) склонны к психическим расстройствам. Имен­но эти данные и опубликовала «Нью-Йорк Таймс» спустя несколько дней в опровержении.

Данный случай напоминает детскую игру «Сломанный теле­фон» и является наглядной иллюстрацией того, как многоступен­чатая система комментариев, которую и представляют собой сов­ременные тексты средств массовой информации, приводит к утрате изначального смысла. Важно то, что если в научном ди­скурсе комментарий всегда сопровождается ссылкой на первои­сточник, то в текстах СМИ требование обязательности снято. Не каждый читатель проверит источник информации, которую пред­лагает ему журналист. При этом, часто первоисточник вообще не получается найти.

Ситуация отсылки к «несуществующему исследованию» удиви­тельно похожа на рассказы Борхеса с комментированием несуще­ствующих произведений. Однако если в случае Борхеса, мы имеем дело всего лишь с интеллектуальной игрой, не выходящей за рам­ки художественного вымысла, то в СМИ потеря достоверности яв­ляется ошибкой, которая ведет к определенным последствиям. Как отметил Дж. Эпстейн, результат этой ошибки — «сумасшед­ший с Уолл-стрит, буйствующий в воображении людей»²⁴.

Еще важнее то, что ссылки на те или иные источники в текстах СМИ не являются смыслообразующими. Журналист конструирует свой материал, не опираясь на исследования, а напротив — исполь­зует необходимые исследовательские данные для подтверждения своей точки зрения. Эта тенденция во многом связана с постмодер­нистским тезисом о допустимости нескольких разнообразных ин­терпретаций одного и того же явления.

Луи А. Монроз в «Изучении Ренессанса: поэтика и политика культуры» описывает свой подход к изучению культуры елизаве­тинской эпохи, который, по сути, заключается в создании собст­венной версии этой культуры. Перемещая угол зрения с объекта (будь то культура прошедших эпох в случае новых историков или информационная реальность в случае журналистских текстов) на субъект и его интересы, мы неизбежно попадаем в ситуацию допу­стимости вольной интерпретации. Об этом и пишет Монроз: «Как профессиональный читатель ренессансных текстов, я вложил не­кую часть себя <...> в создание разнообразных версий «Ренессан­са». Версии эти представлены и сконструированы, открыты и изо­бретены в текстах, которые я называю моими. Выдвигая на первый план моих интерпретаций Шекспира или Спенсера такие вопросы, как гендерная политика, оспаривание культурных при­нуждений, социальная инструментальность литературы и театра, я тем самым не только включаюсь в наше неизбежное и непрерыв­ное переизобретение елизаветинской культуры, но и делаю все возможное, чтобы это переизобретение содействовало преобразо­ванию нас самих» (Montrose, 1989: 30).

В случае нового историзма такая позиция имеет определенную логику. Считая любой текст детерминированным идеологией, рас­пространенной в обществе в момент его написания, новые истори­ки, следуя собственной логике, включают сюда и собственные тек­сты. Ведь они, также как и другие создатели текстов, находятся внутри идеологии, а значит испытывают на себе влияние различных этнических, гендерных, классовых, профессиональных установок. Эта «система координат» и диктует авторам, каким образом интер­претировать другие тексты. Отсюда возникает множество тракто­вок, ибо на каждого человека действуют различные факторы.

В литературоведении такой подход преподносится новыми историками как возможность превратить литературную критику в «площадку интеллектуально и социально значимой работы в исто­рическом настоящем», а также попытку «понять нашу собствен­ную позицию в идеологическом поле» (Montrose, 1989: 31). В слу­чае перенесения этого подхода в сферу массмедиа, он сулит ровно противоположный результат - нашу полную потерянность в идео­логическом поле. Попробуем проиллюстрировать это на конкрет­ных примерах.

В ноябре 2015 г. острую полемику в британской прессе вызвал ма­териал, опубликованный в газете «Сан» (The Sun). На передовице га­зеты крупным шрифтом был напечатан заголовок: «Один из пяти британских мусульман симпатизирует джихадистам»²⁵. Над заголов­ком была размещена надпись: «Эксклюзив: шокирующий опрос». Статья тут же вызвала бурю негативных отзывов - в Независимую организацию по соблюдению стандартов в прессе (IPSO) поступило около 2 600 жалоб, касающихся этого материала²⁶. Критику вызвала методология опроса, а также интерпретация его данных.

Материал «Сан» основывался на результатах исследования, проведенного «Survation»²⁷. Согласно этому исследованию, подав­ляющее большинство - 71% британских мусульман - «не испыты­вают симпатии к молодым мусульманам, покидающим Великоб­ританию, чтобы присоединиться к бойцам в Сирии»; 5% им симпатизирует, 15% — испытывают некоторую симпатию. Интере­сно, что в марте этого же года «Survation» проводил аналогичный опрос, данные которого использовал «Скай Ньюс» (Sky News). По результатам этого опроса, количество мусульман, выражаю­щих симпатию, было еще более высоким: 8% — симпатизируют и 20% — испытывают некоторую симпатию²⁸. Однако материал в «Скай Ньюс» вышел под заголовком с совершенно противополож­ным семантическим значением: «Опрос: большинство не симпа­тизирует экстремистам»²⁹.

Выходит так, что независимо от имеющихся фактов и стати­стических данных, журналист в качестве интерпретатора может сделать любой вывод и в готовом виде преподнести его читателю. В арсенале журналиста, помимо всего прочего, находятся и ви­зуальные средства убеждения: материал в «Сан» снабжен «кри­чащим» заголовком, набранным крупным шрифтом, изображе­нием мусульманина с оружием в руках — что провоцирует читателя на определенную оценку. Как верно отмечено в редак­ционной статье «Гардиан», опрос, опубликованный в «Сан», подрывает доверие внутри общества, что в современной ситуа­ции является помощью террористам. Средства массовой инфор­мации, таким образом, «создают представление о мире, который не существует, провоцируют страхи, которые не обоснованы, и плодят разногласия, которые не являются необходимыми или полезными»³⁰.

Утрата объективности. Манипуляция в СМИ

«В политике культуры не бывает незаинтересованных сторон и объективных позиций», — завершает свою статью Л. Монроз (1989: 30). Похожий тезис мы можем обнаружить в статье П. По­меранцева в «Гардиан», в которой он ссылается на слова главного редактора «Russia Today» Маргариты Симоньян: «Никакой объек­тивной журналистики не существует»³¹. Как справедливо отмечает Померанцев, если довести это утверждение до логического преде­ла, то окажется, что «все истории одинаково правдивы».

Сторонники гносеологического релятивизма, как правило, говорят об «иллюзорной» объективности³²: даже если мы стре­мимся к достижению истины, то это лишь заблуждение, лицеме­рие или самообман³³. Так, сторонники релятивизма часто апел­лируют к честности, утверждая, что объективность заключается в признании отсутствия объективности. Однако если возвести в статус истины — отсутствие истины, то, как писал Гегель (1974: 58), получится, что «мы вправе судить и рядить, исходя из чувст­ва и субъективного мнения», а доказательства можно заменить «заверениями и сообщениями о том, какие факты встречаются в сознании, признаваемом тем более чистым, чем оно менее кри­тично».

В действительности, именно некритичное сознание, прини­мающее все точки зрения, является наиболее лицемерным. Не- критичность, существующая в современном информационном пространстве (и воспитывающая тип «всеядного» читателя), скрывает под собой мнимую демократичность. П. Померанцев в материале «Кремлевские зазеркальные войны» указывает на но­вый тип пропаганды: обилие представленных точек зрения, вплоть до самых абсурдных, помогает скрыть правду или точнее — «размыть понятие правды как таковое». В качестве примера журналист ссылается на то, как освещалось в СМИ крушение малазийского самолета Boeing-777 в июле 2014 г. Сразу же после катастрофы в средствах массовой информации появилось мно­жество различных версий произошедшего: о причастности укра­инских, российских военных, появилась версия о том, что само­лет был сбит США по ошибке (целились в самолет В. Путина). Была опубликована версия, согласно которой самолет изначаль­но был «набит трупами» (что является отсылкой к сюжету из по­пулярного сериала «Шерлок»). Отсылка к вымышленным сюже­там, к источникам, которых не существует в реальности, сенсационность версий и, главное, их многочисленность — слу­жат одной цели: ввести в медиапространство как можно больше информации, чтобы фактически невозможно было определить, какая является истинной. В условиях, когда в информационном поле понятие правды размыто, можно создать любую историю, даже если ее содержание будет предельно абсурдно. Более того, абсурдность даже играет на руку рассказчику, так как выделяет историю среди прочих: «Размыто само понятие рационального дискурса — и остается лишь спектакль. Тот, кто рассказывает бо­лее увлекательные истории, и делает это агрессивнее — то есть без оглядки на их правдивость — всегда перекричит того, кто пы­тается методично "доказывать" факты»³⁴.

Новые историки рассматривают любой текст в качестве тран­слятора «властных отношений» (power relations) эпохи (например, С. Гринблатт пишет о елизаветинском театре как о передатчике идеологии действующего класса). Причем, властные отношения подразумевают под собой не только действующую государствен­ную власть - власть в понимании новых историков повсеместна и де-локализована³⁵.

Если вопрос о статусе художественных текстов остается спор­ным, то тексты массмедиа несомненно могут являться инструмен­тами властных отношений любой эпохи. Власть нередко использу­ет СМИ для распространения среди массовой аудитории установочных текстов, в которых озвучивает основные характери­стики своей идеологии, задает оценку своим собственным дейст­виям (как наглядный пример может выступить упомянутая выше статья М. Гоува). По верному замечанию А. Ю. Гарбузняк (2015), в таком случае «власть через массмедиа интерпретирует саму себя».

Однако если тексты СМИ неизбежно транслируют ценности той или иной политической силы и представляют ту или иную сторону «властных отношений», в то время как метод трансляции заключается в сотворении информационного мифа, то сам собой встает вопрос: а возможна ли объективная журналистика? Такой постмодернистский подход загоняет журналистику в тупик, а чи­тателя оставляет без точки опоры в мире размытых истин и альтер­нативных реальностей.

Заключение

«Текст историчен - история текстуальна» (Montrose, 1989: 20) - так в самом кратком виде сформулирована теория нового историз­ма. Если перенести этот принцип в сферу массмедиа, то можно сде­лать следующие выводы:

• Историчность медийного текста обусловлена его включен­ностью в социальные отношения эпохи; журналист входит в структуру издания, которое находится в большей или меньшей зависимости от политической или экономической силы. Средства массовой информации, как правило, пред­ставляют ту или иную сторону властных отношений, суще­ствующих в обществе.

• Текстуальность истории в материалах средств массовой ин­формации проявляется, прежде всего, в первичности интерпретаторской, а не информирующей (или просвети­тельской) функции в текстах на исторические темы. Исто­рия, таким образом, «эксплуатируется» журналистами в ка­честве аргумента в защиту определенной идеологической установки.

• Примат информации над действительностью, авторской позиции над фактом, субъективного видения над объектом приводит нас к ситуации допустимости различных интер­претаций одного и того же явления. Когда основным мето­дом журналисткой работы становится произвольная интер­претация, то журналистика становится неизбежно ангажированной в пользу той или иной силы: политиче­ской, экономической, социальной и т.п. Такой подход вли­яет на достоверность материалов, делает возможным под­мену реального события вымышленными альтернативными версиями. Обилие таких версий приводит к размыванию понятия истины, что для массовой аудитории означает пол­ную потерянность в информационном поле и растущую апатию в отношении возможности разобраться в современ­ных политических и идеологических процессах и возмож­ности на них действенно повлиять.

Примечания

¹ Для знакомства с теоретическими положениями школы нового историзма см.: H.A.Veeser (ed.) (1989). Подробный анализ концепции нового историзма дан в монографии: J.Brannigan (1998). В России новый историзм рассматривался в рабо­тах Ю.П. Зарецкого (2005), Е.Е. Савицкого (2011), И.П. Смирнова (2001), А. Эт- кинда (2001).

² Здесь мы будем иметь в виду, прежде всего, общий подход к вопросу соотно­шения реальности и текста. Новые историки, как и постмодернисты, абсолютизи­руют текст: в постмодернизме сама реальность (в новом историзме - история) представлена в виде текста. Рассматривая историческую эпоху, новые историки «уравнивают» все виды источников, что соотносится с постмодернистским тези­сом о равноправии дискурсов.

³ Следует отметить, что прямое влияние представителей нового историзма на авторов художественных и медийных текстов вряд ли возможно. Однако можно говорить об общем культурном и информационном пространстве их существо­вания. Методы, зародившиеся в академической среде уже в конце XX в. (а в ху­дожественной литературе еще раньше - например, в текстах Х.Л. Борхеса), в XXI веке выходят в сферу массовой информации и приобретают иные модифи­кации. Наша задача - проследить особенности и последствия этого процесса.

⁴ Например, в «Пьере Менаре, авторе Дон Кихота» речь идет о вымышленном тексте вымышленного автора - Пьера Менара, который анализируется с литера­туроведческих позиций.

⁵ Вспомним идеи Дж. Коллингвуда (1980: 231), озвученные в «Идее истории» о том, что историк подобен художнику, так как «на основании самых разных данных и показаний <...> создает воображаемую картину».

⁶ В монографии Дж. Браннигана (Brannigan, 1998) течения рассматриваются как две разновидности одного направления в литературоведении.

⁷ D’Ankona M. (2015) The first world war is still with us. That’s why we remember. The Guardian, 02 November. Available at: http://www.theguardian.com/commentisfree/2015/nov/02/first-world-war-jeremy-corbyn-remembrance-day-r...

^8 Ibid

⁹ Ibid.

¹⁰ Gove M. (2014) Why does the Left insist on belittling true British heroes? MailOnline, 02 January. Available at: http://www.dailymail.co.uk/news/article-2532923/Michael-Gove-blasts-Blackadder-myths-First-World-War... (accessed: 06.12.2015).

¹¹ Ibid.

¹² Характерно, что Гоув использует слово “misrepresentations”: новые историки для обозначения включенности автора в ту или иную идеологию и отражения ее в тексте (даже если автор сам об этом не подозревает) используют термин «репре­зентация», в данном же случае предполагается, что есть некая ложная репрезента­ция, которая противопоставлена истинной, которую представляет государствен­ная идеология (в которую включен и сам Гоув).

¹³ Gove M. (2014) Why does the Left insist on belittling true British heroes? MailOnline, 02 January. Available at: http://www.dailymail.co.uk/news/article-2532923/Michael-Gove-blasts-Blackadder-myths-First-World-War... (accessed: 06.12.2015).

¹⁴ Michael Gove‘s intervention ignores the complexities of conflict (2014). The Guardian, 04 January. Available at: http://www.theguardian.com/commentisfree/2014/jan/04/gove-history-first-world-war (accessed: 06.12.2015).

¹⁵ Следует отметить, что новые историки, оставаясь в рамках научного знания, не фальсифицируют факты для игры с читателем. Однако именно возможность произвольного комментирования фактов и событий (что характерно для нового историзма) лежит в основе такой игры.

¹⁶ Hohenadel K.(2009) Bunch of Guys on a Mission Movie. The New York Times, 06 May. Available at: http://www.nytimes.com/2009/05/10/movies/10hoha.html (accessed: 10.04.2016)                  .

¹⁷ Cox D. (2009) Inglourious Basterds is cinema‘s revenge on life. The Guardian, 20 August. Available at: http://www.theguardian.com/film/filmblog/2009/aug/20/inglourious-basterds-tarantino-change-history (accessed: 10.04.2016).

¹⁸ Ibid.

¹⁹ По данным: http://www.newsworks.org.uk/Daily-Mail (дата обращения: 05.05.2016)                  .

²⁰ Deresiewicz W. (2012) Capitalists and Other Psychopaths. The New York Times, 12 May. Available at: http://www.nytimes.com/2012/05/13/opinion/sunday/fables-of-wealth.html?_r=0 (accessed: 22.11.2015).

²¹ См.: Epstein E.J. (2012) How Crazy Is Wall Street, New York Times? The Daily Beast, 17 May. Available at: http://www.thedailybeast.com/articles/2012/05/17/how-crazy-is-wall-street-new-york-times.html (accessed: 22.11.2015), Holiday R. (2012) How Your Fake News Gets Made (Two Quick Examples). Forbes, 24 May. Available at: http://www.forbes.com/sites/ryanholiday/2012/05/24/how-your-fake-news-gets-made-two-quick-examples/#... (accessed: 22.11.2015).

²² Why is Wall Street full of psychopaths? (2012) The Week, 01 March. Available at: http://theweek.com/articles/477681/why-wall-street-full-psychopaths (accessed: 22.11.2015).

²³ DeCovny S. (2012) The Financial Psychopath Next Door. CFA Institute Magazine 23 (2): 34-35. Available at: http://www.cfapubs.org/doi/abs/10.2469/cfm.v23.n2.20 (accessed: 22.11.2015).

²⁴ Epstein E.J. (2012) How Crazy Is Wall Street, New York Times? The Daily Beast, 17   May. Available at: http://www.thedailybeast.com/articles/2012/05/17/how-crazy-is-wall-street-new-york-times.html (accessed: 22.11.2015).

²⁵ 1 in 5 Brit Muslims’ sympathy for jihadis (2015) The Sun, 23 November. Available at: http://www.thesun.co.uk/sol/homepage/news/politics/6758207/1-in-5-British-Muslims-have-sympathy-for-... (accessed: 28.11.2015)

²⁶ IPSO Upholds Complaint That Sun Article was Significantly Misleading. (2016) Independent Press Standards Organisation, 26 March. Available at: https://www.ipso.co.uk/IPSO/news/press-releases-statements.html (accessed: 28.11.2015).

²⁷ Islamic Identity & Community Relations Survey (2015) Survation, 20 November. Available at: http://survation.com/wp-content/uploads/2015/11/Islamic-Identity-Community-Relations-Survey.pdf (accessed: 28.11.2015).

²⁸ British Muslims Poll (2015) Survation, 20 March. Available at: http://survation.com/wp-content/uploads/2015/03/Full-Sky-Muslim-Tables.pdf (accessed: 28.11.2015).

²⁹ Poll: Majority Have No Sympathy With Extremists (2015) Sky News, 11 April. Available at: http://news.sky.com/story/1462023/poll-majority-have-no-sympathy-with-extremists (accessed: 28.11.2015).

³⁰ The Guardian view on the media after Paris: from fear to loathing, by way of made- up facts (2015) The Guardian, 24 November. Available at: http://www.theguardian.com/commentisfree/2015/nov/24/the-guardian-view-on-the-media-after-paris-from... (accessed: 28.11.2015).

³¹ Pomerantsev P. (2015) Inside the Kremlin’s hall of mirrors. The Guardian, 09 April. Available at: http://www.theguardian.com/news/2015/apr/09/kremlin-hall-of-mirrors-military-information-psychology (accessed: 24.01.2016).

³² «Возможность политической и институциональной активности не может опираться на иллюзию освобожденности от идеологии», — пишет Монроз (Montrose, 1989: 30).

³³ В журналистике такая точка зрения тоже имеет место. Упомянутая выше М. Симоньян в одном из интервью заявила: «Я считаю, что это абсолютно уста­ревший, с самого начала лицемерный и двуличный стереотип о том, что есть журналистика, а есть что-то авторское — любая журналистика авторская» (см.: Худой мир лучше доброй ссоры // Коммерсантъ FM. 2015. Дек., 15. Режим до­ступа: http://www.kommersant.ru/doc/2878102 (дата обращения: 24.01.2016)).

³⁴ Pomerantsev P. (2016) Inside the Kremlin’s hall of mirrors. The Guardian, 09 April. Available at: http://www.theguardian.com/news/2015/apr/09/kremlin-hall-of-mirrors-military-information-psychology (accessed: 24.01.2016).

³⁵ Как пишет К. Галлахер (Gallagher, 1989: 43): «.мы настаиваем на том, что власть не может быть приравнена к экономической или государственной влас­ти». Власть у новых историков проявляется и в микро-политике современной

Библиография

Бодрийяр Ж. Реквием по масс-медиа // Поэтика и политика / пер. М.М. Федорова. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб: Але- тейя, 1999. 

Гарбузняк А.Ю. Повестка дня СМИ как технология интерпретации // Медиаскоп. 2015. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/1684 (дата обращения: 28.03.2016).

Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М.: Мысль, 1974.

Зарецкий Ю.П. История европейского индивида: от Мишле и Бурк- хардта до Фуко и Гринблатта. М.: ГУ ВЭШ, 2005. Режим доступа: https://www.hse.ru/data/2010/05/05/1216434727/WP6_2005_05.pdf (дата обраще­ния: 28.03.2016).

Зверева Е.А. Журналистика эпохи постмодерна: векторы исследова­ния // Социально-экономические явления и процессы. 2011. №10 (032). С. 265–272

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография / пер. Ю.А. Асеева. М.: Наука, 1980.

Савицкий Е.Е. Дискуссии о сообществах в современной историогра­фии и история раннего Нового времени // Диалог со временем. 2011. № 36. С. 120-139.

Смирнов И.П. Новый историзм как момент истории (По поводу статьи А.М. Эткинда «Новый историзм, русская версия») // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. Режим доспупа: http://magazines.russ.ru/nlo/2001/47/smir.html (дата обращения: 28.03.2016).

Соловьева Д.Ю. Новый историзм в творчестве Тома Стоппарда (на при­мере пьес «Травести», «Берег утопии», «Рок-н-ролл») // Медиаскоп. 2016. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/2088 (дата обра­щения: 29.05.2016).

Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс, 2004.

Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996.

Хорольский В.В. Социокультурные аспекты глобализации масс-медиа Запада. Воронеж: ВГУ, 2009.

Эткинд А. Новый историзм, русская версия // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2001/47/edkin.html (дата обращения: 28.03.2016).

Babiak P., Neumann C. S., Hare R. D. (2010) Corporate psychopathy: Talking the walk. Behavioral Sciences & the Law 28 (2): 174-193. Available at: http://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/bsl.925/abstract (accessed: 22.11.2015).

Barker S. (1986) Images of the Sixteenth and Seventeenth Centuries as a History of the Present. In F. Barker (ed.) Literature, Politics and Theory. London: Methuen.

Brannigan J. (1998) New Historicism and Cultural Materialism. New York: St. Martin‘s Press.

Er Z. (2005) Tom Stoppard’s Arcadia: A Postmodernist. New Historicist Reading of the Play. Available at: http://dergiler.ankara.edu.tr/dergiler/13/190/1469.pdf (accessed: 27.09.2015)

Er Z. (2005) Tom Stoppard, New Historocism and Estrangement in Travesties. New Theatre Quarterly 21 (3): 230—240.

Gallagher C. (1989) Marxism and the New Historicism. In H. A. Veeser (ed.) The New Historicism. London: Routledge.

Greenblatt S. (1990) Learning to Curse. Essays in Early Modern Culture. New York: Routledge.

Harms J., Dickens D. (1996) Postmodern Media Studies: Analysis or Symptom? Critical Studies in Mass Communication 13 (3): 210—227.

Montrose L. A. (1989) Professing the Renaissance: The Poetics and Politics of Culture. In H. A. Veeser (ed.) The New Historicism. London: Routledge.

Sinfield A. (1992) Faultlines: Cultural Materialism and the Politics of Dissident Reading. Berkeley: University of California Press.

Поступила в редакцию 18.05.2016