К истории книжного дела русского зарубежья: издательская комиссия русского культурного комитета в Белграде (1928–1937)

Раздел: История журналистики

Статья посвящена деятельности одного из самых жизнеспособных книгоиздательств русского зарубежья — Издательской комиссии Русского культурного комитета в Белграде. Опираясь на неизвестные доселе материалы фонда Русского культурного комитета в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), автор рассказывает об истории учреждения, составе, основополагающих принципах деятельности Издательской комиссии, а также о трудностях, с которыми она столкнулась, и о причинах ее упразднения.

Введение

Деятельности Издательской комиссии Русского культурного комитета (или, по-сербски — одбора) в Белграде посвящена срав­нительно небольшая, но в целом весьма авторитетная исследовательская литература (см.: Арсеньев, 1996: 46—71; Качаки, 1991; Он же, 2003; Кодзис, 2002; Косик, 1992, с. С 20—32; Он же, 2007; Струве, 1996: 139; Шомракова, 2000: 21—22; Ђурић, 1990). Тем не менее нельзя сказать, что эта деятельность изучена в достаточ­ной степени. Разумеется, наиболее достоверные сведения об Из­дательской комиссии можно почерпнуть в публикациях тех иссле­дователей, которые непосредственно работали с фондами Русского культурного комитета. Таких фондов всего два: один из них хранится в архиве Сербской Академии наук, другой — в Госу­дарственном архиве Российской Федерации (ГАРФ). Кое-какие материалы, связанные с деятельностью Русского культурного ко­митета и его Издательской комиссии, хранятся также в Архиве внешней политики России.

На сегодня в исследовательской литературе лучше всего пред­ставлен сербский фонд Русского культурного комитета. Именно на его материалах основаны работы А. Б. Арсеньева, О. Джурича, Й. Качаки. Материалы из Архива внешней политики России ис­пользованы в статье В. И. Косика. Менее всего исследован фонд Русского культурного комитета в ГАРФ, хотя — судя по его объе­му и содержанию — этот фонд является наиболее полным и «ре­презентативным». В его составе имеется значительный массив документов, связанных с деятельностью Издательской комис­сии. Это в первую очередь протоколы заседаний Комиссии, ее переписка с Русским культурным комитетом и Державной ко­миссией по делам русских беженцев в Королевстве Сербов, Хор­ватов и Словенцев, а также обширная переписка с писателями-эмигрантами, чьи произведения были Комиссией изданы. Пока что этот богатейший архивный материал нашел отражение (к слову, совсем неадекватное — и по объему, и по содержанию, и по уровню общекультурной осведомленности) лишь в трех не­больших публикациях старшего научного сотрудника ГАРФА. Л. Райхцаума в журнале «Исторический архив» (см.: Райхцаум, 1995: 136-146; Он же, 1997: 165-176; Он же, 1999: 192— 199)¹.

Данная статья основана на малоизвестных материалах фонда Русского культурного комитета в Белграде, который хранится в ГАРФ². В числе этих материалов — два «Очерка деятельности Из­дательской комиссии», которые были подготовлены в 1932 и 1937 гг. ее бессменным председателем — В. Д. Брянским, и журна­лы заседаний Издательской комиссии.

История создания, состав, «философия» деятельности

Прежде чем говорить об Издательской комиссии, необходимо сказать хотя бы два слова о ее учредителе — Русском культурном комитете в Белграде.

Эта организация была образована весной 1928 г. На первом заседании Русского культурного комитета, которое состоялось 29 мая 1928 г., профессор Белградского университета, президент Сербской Академии наук, председатель Державной комиссии по делам русских беженцев Александр Белич (1876—1960) отметил, что «целью новой организации является подъем и развитие тех граней жизни, “без которых особенно русский интеллигентный человек считает себя вычеркнутым из культурной жизни — науки, литературы и искусства, в которых он занимает достойное к об­щей чести Славянства место”» (Косик, 1992: 20).

Среди задач, которые поставил перед собой Русский культур­ный комитет, было создание: Русского научного института, пуб­личной библиотеки, литературно-художественного журнала, книгоиздательства, музыкальной, художественной и театральной студий. Для реализации этой программы из государственного бюджета Югославии выделялось по 300 тыс. динар ежемесячно. Председателем Русского культурного комитета был избран А. Белич. Работа по всем обозначенным направлениям началась неза­медлительно.

Издательская комиссия была учреждена на очередном заседа­нии Русского культурного комитета 29 июня 1928 г. А первое засе­дание самой Издательской комиссии состоялось почти через ме­сяц — 23 июля 1928 г. В дальнейшем — по крайней мере, в первые годы существования Комиссии — ее заседания проходили обычно раз в неделю, но затем они «сократились, и Комиссия собиралась по мере надобности, но приблизительно раз в месяц»³.

В первый состав Издательской комиссиивошли: Виктор Диодорович Брянский (1868—1944) — представитель Всероссийского союза городов, бывший член Совета начальника Управления вну­тренних дел Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России; Евгений Васильевич Спекторский (1875—1951) — председатель Русского научного института, профессор Белградского университета (до 1930 г.); Александр Пав­лович Доброклонский (1856—1937) — председатель Совета по рус­ской школе при Державной комиссии по делам беженцев, также профессор Белградского университета; Борис Михайлович Ореш­ков (?—?) — представитель Русского культурного комитета, инже­нер, масон; Василий Михайлович Пронин (1882—1965) — полков­ник Генерального штаба, начальник канцелярии Державной комиссии Министерства иностранных дел, издатель и редактор «Военных сборников» и газеты «Русский голос», а также член-уч­редитель русского Военно-научного института в Белграде, препо­даватель в белградском отделении Высших военно-научных кур­сов генерала H. H. Головина.

Председателем Издательской комиссии был избран В. Д. Брян­ский; функции секретаря были поручены В. М. Пронину; за реа­лизацию книжной продукции стал отвечать Б. М. Орешков.

В дальнейшем в составе Издательской комиссии произошел ряд изменений. Уже с 1928 г. вместо отказавшегося участвовать в ее работе профессора А. П. Доброклонского Совет по русской школе в Издательской комиссии стал представлять Лев Михайло­вич Сухотин (1879—1948) — историк, земский деятель, преподава­тель Русской гимназии и директор Русско-сербской женской гимназии. В конце 1930 г. профессора Е. В. Спекторского, полу­чившего назначение в Люблянский университет, в Издательской комиссии сменил новый председатель Русского научного институ­та профессор Федор Васильевич Тарановский (1875—1936). В де­кабре того же, 1930-го, года в состав Издательской комиссии по решению Русского культурного комитета вошел редактор-изда­тель белградской русской газеты «Новое слово» Михаил Алексее­вич Суворин (1860—1936), сын знаменитого газетного магната А.  С. Суворина. М. А. Суворину, среди прочего, была поручена своего рода литературная экспертиза поступавших в Комиссию произведений. В 1936 г. членом Издательской комиссии снова стал профессор А. П. Доброклонский, сменивший умершего профессо­ра Ф. В. Тарановского.

Такой, довольно «пестрый» состав Издательской комиссии по­зволил современному сербскому исследователю-эмигрантологу О. Джуричу усомниться в профессиональной состоятельности ее членов — как организаторов издательского процесса. По мнению О. Джурича, члены Издательской комиссии, будто бы не обладав­шие ни достаточным опытом эдиционной практики, ни безупреч­ным литературным чутьем, при выборе произведений для издания руководствовались не универсальными литературными критерия­ми, а «преходящими политическими целями», что якобы и «пре­допределило неудачу, постигшую отличный замысел» (Ђурић, 1990: 186). Нам подобное утверждение представляется весьма спорным. И вообще непонятно, на чем основаны столь категорич­ные выводы сербского эмигрантолога.

По крайней мере, если судить по материалам фонда Русского культурного комитета, которые хранятся в ГАРФ, то «политика», «преходящие политические цели» никогда не рассматривались Ко­миссией в качестве критериев при отборе произведений для издания.

В действительности Издательская комиссия руководствовалась в своей деятельности не политическими, а, скорее, прагматико­дидактическими соображениями. Своей главной задачей Комис­сия считала помощь в воспитании и образовании эмигрантской молодежи и в соответствии с этим поставила себе целью обеспе­чить русские библиотеки, школы, высшие учебные заведения «хо­рошей и недорогой книгой, которая бы содействовала заложению в душах молодежи здоровых моральных, национальных и чисто человеческих начал»⁴. При этом во всех программных документах и в отчетах Издательской комиссии подчеркивалось: «Стремление к коммерческой наживе исключено, книги должны себя окупать и иметь хороший, красивый вид»⁵.

Первоначально план действий Издательской комиссии вклю­чал следующие пункты: «1) издание русских классиков и <совре­менных> писателей; 2) издание книг для юношества и детей и 3) издание учебников»⁶. В целом этот план был реализован. Но от реализации одного его пункта Комиссии пришлось отказаться — даже несмотря на то, что на самом первом этапе ее существования этот пункт был основополагающим: речь идет о переиздании про­изведений русских классиков. Как видно из журналов заседаний Издательской комиссии во второй половине 1928 г., для такого пе­реиздания намечались «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, «Демон» М. Ю. Лермонтова и избранные рассказы Н. С. Лескова. Однако в конечном счете Издательская комиссия отдала предпочтение из­данию произведений писателей-эмигрантов, контакты с которы­ми начали успешно развиваться с осени 1928 г.

Возникновению этих контактов существенно помог I съезд за­рубежных русских писателей и журналистов, который прошел в Белграде с 25 сентября по 1 октября 1928 г. В работе съезда участ­вовали Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, Вас. И. Немирович-Данченко, Е. Н. Чириков, А. И. Куприн, Б.К. Зайцев. В. Д. Брянс­кому удалось встретиться и вступить в переговоры с ними. Так Издательская комиссия получила своих первых авторов, а в Пари­же стали распространяться слухи о появлении в Югославии ново­го русского книгоиздательства.

Никакого «фирменного» наименования это книгоиздательство — за все время его существования — так и не получило, хотя вопрос о таком наименовании поднимался. Например, в протоколе заседа­ния Издательской комиссии от 15 октября 1928 г. отмечено, что Ко­миссия приняла предложение профессора А. Белича «дать название издательству “Русский путь”»⁷, однако в итоге издательство почему-то так и осталось безымянным.

Книжная продукция

Почти все книги, принятые Издательской комиссией в произ­водство, были выпущены в составе трех серий: «Русская библиоте­ка», «Детская библиотека» и «Библиотека для юношества». По данным известного польского исследователя Б. Кодзиса, таких книг было выпущено Издательской комиссией «более 50» (Кодзис, 2002: 147). В работах других исследователей приводятся иные цифры. Например, О. Джурич, А. Б. Арсеньев, И. А. Шомракова пишут, что в рамках «Русской библиотеки» было выпущено 43 книги писателей-эмигрантов (см.: Ђурић, 1990: 197—202; Ар­сеньев, 1996: 55; Шомракова, 2000: 21). Эта цифра изначально была определена О. Джуричем и его коллегой — сербским библио­графом Й. Качаки в результате архивных и библиографических из­ысканий. В то же время В. И. Косик говорит о 40 книгах (см.: Косик, 2007: 73). Кто же тут прав? 

В рамках книжной серии «Русская библиотека» с 1928 по 1937 гг. действительно было издано 43 книги. Но речь в данном случае идет не о наименованиях, а о выпусках внутри этой серии. Слово «книга» тут имеет не столько «общегуманитарный», сколь­ко «технический», «полиграфический» смысл. Напомню: с точки зрения полиграфии, книга — это непериодическое текстовое про­изведение печати объемом свыше 48 страниц. Именно такие «не­периодические произведения печати» и зафиксированы в библи­ографических обзорах О. Джурича и Й. Качаки.

Если внимательно рассмотреть хотя бы те перечни выпущен­ных Издательской комиссией книг, которые приводят в своих ра­ботах сербские исследователи, то легко заметить, что в ряде случа­ев эти «книги» (или выпуски) представляли собой отдельные части (отдельные тома) одних и тех же произведений. Так было, например, с книгами Д. С. Мережковского «Наполеон» (1929), «Атлантида-Европа. Тайна Запада» (1931) и «Иисус Неизвестный» (1932—1934), с «семейной хроникой» Е. Н. Чирикова «Отчий дом» (1929—1931), с фундаментальным историческим исследованием С.П. Мельгунова «Трагедия адмирала Колчака» (1930—1931). Поэ­тому — с точки зрения наименований — Издательская комиссия вы­пустила в серии «Русская библиотека» не 43, а 31 книгу.

В серии «Детская библиотека» было издано 11 книг⁸, в том чис­ле: 6 выпусков «Народных русских сказок» в изложении П. Н. По­левого 1874 г. издания (1928—1929); книги Саши Черного «Сереб­ряная елка» (1929) и «Румяная книжка» (1931), 2 выпуска «Сказок» В. С. Булич (1931), и сказка Н. А. Еленева «Белая башня» (1931).

В серии «Библиотека для юношества» были изданы только 2 книги: «На морском берегу» (1930) И. С. Шмелева и «Сильные духом» (1930) педагога и писателя Е. А. Елачича⁹.

Кроме перечисленных изданий, Издательская комиссия выпу­стила также 2 учебника, которые предназначались для русских средних школ, — это «История средних веков» (1929) и «История нового времени» (1931) Л. М. Сухотина¹⁰.

Таким образом, за все время своего существования, с середины 1928 г. по начало 1937 г., Издательская комиссия выпустила фор­мально (номинально) 58 книг, которым в действительности соот­ветствует 41 наименование.

Материально-технические принципы деятельности

Принципиальная установка Издательской комиссии на отсутст­вие и даже недопустимость коммерческого интереса была обуслов­лена в первую очередь тем, что деятельность Комиссии финансиро­валась из государственной казны югославского королевства. Первоначально предполагалось, что в виде субсидий Издательская комиссия будет получать по 50 тыс. динар ежемесячно. Однако уже в середине осени 1928 г. сумма государственного ассигнования была сокращена ровно вдвое, т. е. до 25 тыс. динар в месяц. Причем из этой суммы предполагалось расходовать 18 тыс. динар на издание новых произведений и 7 тыс. — на переиздание классиков. Однако в итоге, в связи с отказом от такого переиздания, вся указанная сум­ма, очевидно, употреблялась на издание произведений писателей-эмигрантов.

В программных документах Издательской комиссии содержал­ся ряд положений «технического» свойства, ставших впоследствии своего рода нормативно-материальной основой деятельности Ко­миссии. Эти положения касались формата, объема, тиража, шрифтового оформления изданий, качества используемой бумаги, размера авторских гонораров.

Так, было решено «установить однообразную форму для каждо­го вида издания отдельно, приняв для общелитературных произве­дений формат 58х84, а для детского издательства 50х80»^п.

Для художественно-литературных и учебных изданий был при­нят шрифт «корпус» (10 пунктов), для произведений детской лите­ратуры — «цицеро» (12 пунктов).

На основе социологического исследования, целью которого было изучение спроса со стороны эмигрантских «общественных, частных и кружковых библиотек», Комиссия постановила «книги печатать в количестве 2 000 экземпляров для классиков и детских книг и 1 500—1 000 [экземпляров] для остальных писателей»¹¹. Од­нако реальность внесла в эти расчеты свои коррективы. Уже с нача­ла 1930-х гг., вследствие, как писал В. Д. Брянский, «ухудшения рус­ского книжного рынка», Издательская комиссия вынуждена была сократить тиражи с «типовых» 2 тыс. до 1,5 тыс., а затем и до 1 тыс. экземпляров.

Так как Издательская комиссия стремилась сделать свою про­дукцию по возможности образцовой, должна была использоваться бумага «хорошего качества, белая». В своем «Очерке деятельности Издательской комиссии» 1932 г. В. Д. Брянский пишет, что перво­начально книги печатались на бумаге сорта «Хольцфрай-44». Од­нако уже с 1930 г., опять-таки вследствие экономических затруд­нений, Комиссии пришлось перейти на бумагу более низкого качества.

По первоначальному замыслу, объем каждой книги должен был составлять 10—12 авторских листов, при этом планировалось еже­месячно выпускать в среднем по 20—25 листов, т. е. по 2 книги. Од­нако в действительности, как указывал В. Д. Брянский, редкая кни­га, выпущенная Издательской комиссией, составляла менее 20 листов, а некоторые даже имели объем до 35 листов. Соответ­ственно Комиссии не удалось выдержать и заявленный ритм выпус­ка книг (см. табл. 1).

Что касается авторских гонораров, то, как писал в 1932 г. в сво­ем «Очерке деятельности Издательской комиссии» В. Д. Брян­ский, первоначально авторам предполагалось платить по 1 тыс. динар с листа и еще по 10% от «обложечной» (т. е. указанной на обложке, розничной) цены. Однако «ближайшие переговоры с авторами, а также общая мировая постановка авторского вознаг­раждения русским писателям внесли некое изменение в первона­чальное предположение»¹². В итоге, после неоднократных обсу­ждений, было решено выплачивать авторам вознаграждение «за впервые печатаемые Издательской комиссией труды — в размере 20% от обложечной цены» книги, «с выдачей аванса при начале печатания в размере 50% всей причитающейся данному писателю суммы»¹³. При переиздании «ранее печатавшихся трудов» гонорар сокращался до «10% с обложечной цены», но размер аванса оста­вался тем же. На практике в иных случаях аванс мог составлять и 25% от «обложечной» цены. Так или иначе, как отмечал в 1932 г.

В.  Д. Брянский, «это общее правило имело и отступления: так, некоторые книги были изданы без всякой выдачи авансов, а дру­гие — с выдачей автору единовременного вознаграждения без вся­кой последующей уплаты процентов от продажи. Для издатель­ского дела, — подчеркивал В. Д. Брянский, — последняя форма (т. е. выплата фиксированной суммы, или «фикса». — А.Б.) явля­ется наиболее удобной»¹⁴.

В «Очерке деятельности Издательской комиссии» 1937 г. отмече­но, что гонорары в виде «фикса» были выплачены Д. С. Мережков­скому — за его «Атлантиду-Европу» и «Иисуса Неизвестного».

Что же касается «общего правила» начисления гонораров, то оно «применялось главным образом по отношению к авторам», внесен­ным в особый список: произведения таких авторов издавались в первую очередь. В этом списке значились имена М. А. Алданова, А. В. Амфитеатрова, И. А. Бунина, Б. К. Зайцева, А. И. Куприна, Д. С. Мережковского, Вас. И. Немировича-Данченко, А. М. Реми­зова, Е. Н. Чирикова, И. С. Шмелева. В то же время, если «остава­лись свободные средства, то издавались и другие авторы, но на дру­гих условиях, главным образом с уменьшением или даже с уничтожением аванса»¹⁵.

Определенный интерес представляет расчет того, что в докумен­тах Издательской комиссии называется «обложечной» ценой. В эту цену закладывались следующие параметры: 1) расходы издательс­тва — примерно 35%; 2) вознаграждение авторам — 20%; 3) скидка для распространителей (начиная с книжного магазина Державной комиссии) — 45%.

При этом Издательская комиссия оставляла в своем распоря­жении 100 экземпляров, большая часть которых предназнача­лась: а) для выдачи авторских экземпляров (обычно 25—30 экз.); б) для бесплатной рассылки на отзыв в редакции газет и журна­лов, а также отдельным лицам, список которых утверждался Из­дательской комиссией (около 50 экз.). В «Очерке деятельнос­ти Издательской комиссии» 1937 г., среди прочего, говорится, что «каждая печатаемая книга через председателя Русского куль­турного одбора проф. Белича подносилась его величеству королю»¹⁶.

Система распространения книг

С первых дней существования Издательской комиссии собст­венно книгоиздательская сторона дела была отделена от книготор­говой. Распространение на первых порах было поручено Отделу труда Державной комиссии. «Это разделение, — отмечал впослед­ствии В. Д. Брянский, — может быть, было ошибкой при органи­зации дела, т. к. издание книги и продажа ее должны быть тесно связаны между собою»¹⁷.

Самым наглядным и, несомненно, роковым — для коммерче­ского благополучия Издательской комиссии — следствием этой «ошибки» были крайне вялые продажи. Убедиться в этом можно на примере реализации книги И. А. Бунина «Грамматика любви», которую Издательская комиссия выпустила в ноябре 1929 г. Как следует из регулярных (поначалу — ежесеместровых) отчетов Ко­миссии, с 13 ноября 1929 по 1 января 1937 гг. из 2 тыс. экземпля­ров этой книги было продано всего лишь 678 экземпляров, т. е. менее трети тиража (см. табл. 2).

Разумеется, виновником столь низких продаж был не И. А. Бу­нин, а навязанная Издательской комиссии Русским культурным комитетом малоэффективная система книгораспространения. Од­ной из ее характерных особенностей был своего рода книжный «бартер»: книги, выпущенные Издательской комиссией и посту­павшие в розницу, не столько продавались, сколько обменивались на книги других эмигрантских издательств. Вдобавок к этому ряд книжных магазинов требовал для себя более высокий процент скидки, чем тот, что предоставляла Издательская комиссия (60% вместо 45%). Из-за того, что Комиссия не соглашалась на подоб­ные условия, магазины ничего не предпринимали для оптимиза­ции продаж ее изданий.

Ситуацию усугубил мировой экономический кризис, одним из следствий которого был запрет на перемещение через границу на­циональных валют. Расчеты с зарубежными партнерами оказались существенно затруднены.

Система книгораспространения явно требовала пересмотра и ре­формирования. В мае 1931 г. В. Д. Брянский представил проект та­кой реформы. Смысл этого проекта состоял во введении в действие системы так называемого «зарубежного представительства»: предла­галось привлечь к сотрудничеству с Издательской комиссией круп­нейших книжных комиссионеров (представителей) — главным обра­зом в Париже. В. Д. Брянский обращался к И. А. Бунину, Д. С. Ме­режковскому, А. И. Куприну, А. М. Ремизову, К. Д. Бальмонту и И. С. Шмелеву с просьбой указать таких комиссионеров. Однако из затеи с «зарубежным представительством» ничего не вышло. В кон­це 1932 г. Издательская комиссия заключила соглашение с частным предпринимателем — неким книготорговцем И. И. Строгановым, который взял на себя обязательства по продаже книг, выпущенных Комиссией. Однако это партнерство также оказалось для Издатель­ской комиссии роковым: уже к 1934 г. И. И. Строганов запутался в расчетах с Комиссией и задолжал ей изрядную сумму.

Ликвидация

К концу 1935 г. Русский культурный комитет, по существу, утра­тил свое значение. Делами учреждений, основанных Комитетом, в том числе Издательской комиссии, занялась Державная комиссия по делам русских беженцев, хотя юридически она не имела ника­кого отношения к этим учреждениям.

Очевидный, по существу — катастрофический — спад в деятель­ности Издательской комиссии, а также ее коммерческие неудачи привели к тому, что Комиссия в конце концов была упразднена. Уведомление, подписанное дежурным членом Державной комис­сии по делам русских беженцев С. Н. Смирновым, о ликвидации Издательской комиссии В. Д. Брянский получил в феврале 1937 г Протесты В. Д. Брянского, пытавшегося доказать, в частности А.  Беличу, что Державная комиссия не обладает полномочиями, которые позволяли бы ей принимать подобные решения, ни к чему не привели.

Выводы

Несмотря на то, что деятельность Издательской комиссии Рус­ского культурного комитета в чисто экономическом отношении была не слишком удачной, Комиссия, безусловно, сыграла замет­ную роль в истории книжного дела Русского зарубежья, выпустив целый ряд замечательных книг и тем самым оказав их авторам фи­нансовую поддержку, которая для них была совсем не лишней в условиях весьма скудного эмигрантского существования.

Примечания 

¹ По поводу этих публикаций хочется сказать следующее. Во-первых, совер­шенно неясен принцип отбора документов для всех трех публикаций, предметом которых была переписка Издательской комиссии с А. И. Куприным, А. В. Ам­фитеатровым и И. А. Буниным. Например, из 52 эпистолярных единиц, состав­ляющих переписку И. А. Бунина с Издательской комиссией, А. Л. Райхцаум опубликовал лишь 9 писем, мало меж собой связанных. Во-вторых, вне поля зрения публикатора остался огромный массив переписки Издательской комис­сии с другими писателями-эмигрантами. В частности, переписка с Д. С. Мереж­ковским представляет собой собрание, насчитывающее не менее 200—300 архи­вных листов, и, судя по листку контроля, эта — весьма пухлая — папка еще никем не изучалась. Словом, все эти материалы ждут своих исследователей и пу­бликаторов.

² В 1946 г. вместе с другими фондами РЗИА фонд Русского культурного коми­тета был перевезен в СССР и передан в Центральный государственный архив Ок­тябрьской революции и социалистического строительства СССР. В 1961 г. этот ар­хив слился с Центральным государственным историческим архивом в г. Москве и стал называться Центральным государственным архивом Октябрьской револю­ции, высших органов государственной власти и органов государственного управ­ления СССР. В 1992 г. он был объединен с Центральным государственным архи­вом РСФСР, в результате чего и возник Государственный архив Российской Федерации.

³ ГАРФ. Ф. Р-6793. Оп. 1. Д. 4. Л. 2.

⁴ ГАРФ. Ф. Р. 6793. Оп. 1. Д. 1. Л. 113.

⁵ Там же. Л. 63.

⁶ Там же.

⁷ Там же. Л. 99 об.

⁸ В. И. Косик ошибочно пишет о 9 книгах (выпусках) [см.: Косик, 2007, с. 73].

⁹ А. Б. Арсеньев пишет о «12 книжках “Детской библиотеки” и “Библиотеки для юношества”» [Арсеньев, 1996, с. 55], но это также досадная ошибка.

¹⁰ Среди учебных пособий, выпущенных Издательской комиссией, О. Джурич называет также «Начала науки о государстве и обществе» (1929) Е. В. Спекторского и «Учебник общей географии» (1929) Б. Н. Протопопова. Однако Й. Качаки не подтверждает эти сведения: согласно его справочникам, эти книги были выпуще­ны совсем другими издательствами.

¹¹ Там же.

¹² Там же. Л. 63 об.

¹³ Там же. Л. 98—98 об.

¹⁴ Там же. Л. 63 об.

¹⁵ ГАРФ. Ф. Р-6793. Оп. 1. Д. 4. Л. 3.

¹⁶ Там же. Л. 3 об.

¹⁷ Там же. Л. 5 об.

Библиография

Арсеньев А. Русская диаспора в Югославии // Русская эмиграция в Югославии: Сб. / Под ред. А. Арсеньева, О. Кирилловой, М. Сибиновича. М., 1996.

«Будь проклята нужда»: Переписка А. И. Куприна с председате­лем Издательской комиссии Русского культурного комитета в Белграде В.  Д. Брянским. 1928—1931 гг. / Публ. А. Л. Райхцаума // Исторический архив. 1995. № 4.

«Ваша слава есть слава России»: Переписка И. А. Бунина с Издатель­ской комиссией в Белграде. 1929—1933 гг. / Публ. А. Л. Райхцаума // Исторический архив. 1999. № 1.

Качаки И. Н. Библиография русских беженцев в Королевстве С.Х.С. (Югославии). 1920—1945 гг. / Katchaki J.N. Bibliography of Russian Refugees in the Kingdom of S.H.S (Yugoslavia). 1920—1945. Arnhem, 1991.

Кодзис Б. Литературные центры русского зарубежья. 1918—1939. Писа­тели. Творческие объединения. Периодика. Книгопечатание. Munchen, 2002.

Косик В. И. Русская Югославия: фрагменты истории, 1919—1944 // Славяноведение. 1992. № 4.

Косик В. И. Что мне до вас, мостовые Белграда? Русская диаспора в Белграде. 1920— 1950-е годы: Эссе. М., 2007.

Струве Г. П. Русская литература в изгнании. 3-е изд., испр. и доп.; Краткий биогр. словарь русского зарубежья. Париж; М., 1996.

Шомракова И. А. Белградские издательства // Литературная энцикло­педия русского зарубежья, 1918—1940 / Сост. А. Н. Николюкин. М., 2000. Т. 2: Периодика и литературные центры.

«Я — литератор старой школы»: Переписка А.В. Амфитеатрова с Изда­тельской комиссией в Белграде. 1928—1937 гг. / Публ. А.Л. Райхцаума // Исторический архив. 1997. № 5—6.

Ђурић О. Руска литерарна Срби|а: 1920—1941 (Писци, кружоци и из­дала). Београд, 1990.

Качаки J. Руске избеглице у Кралевини СХС / 1угослави|и: Библиогр. радова, 1920—1944: покушаjу реконструкций. Београд, 2003.

Поступила в редакцию 18.01.2016