Пресс-конференции в Генералльном штабе об обороне русских крепостей в 1914–1915 гг.

Раздел: История журналистики

Статья посвящена истории проведения пресс-конференций в Главном Управлении Генерального Штаба в годы Первой мировой войны. Используя тексты стенограмм, хранящихся в Российском государственном военно¬историческом архиве, автор рассмотрел процесс изменения официальной точки зрения ГУГШ на оборону линии фортификационных сооружений, по¬строенных Россией на границе с Германией. Гарнизоны крепостей Осовца, Ивангорода, Новогеоргевска, Ковно, Гродно и Брест-Литовска в течение не¬скольких месяцев продолжали выдерживать осаду германских войск, вплоть до оставления их русской армией в августе 1915 г.

Введение. Исторический контекст

Сто лет, минувшие после кровопролитных оборонительных сра­жений 1915 г., пробуждают интерес к рассмотрению их неизучен­ных подробностей. Опорными пунктами русской обороны в 1914— 1915 гг. стали крепости, построенные еще до Первой мировой войны для защиты западных рубежей империи. Преграждая врагу путь вглубь России, они олицетворяли защищенность страны в кол­лективном сознании общества. Обстрелы противником Осовца 8 (21) сентября и Ивангорода 16 октября 1914 г. [Айрапетов, 2014, с. 256, 279] стали первыми эпизодами крепостной обороны. Кратков­ременное ослабление вражеского натиска сменилось 4 (17) февраля 1915 г. атаками против Гродно, а 18 февраля — новыми боями под Осовцом, продолжавшимися более полугода [Айрапетов, 2014, с. 41, 49, 51]. До 12 (25) июня 1915 г. генерал М.В. Алексеев надеялся на удерживание русской армией линии Осовец — Гродно — Брест, но в целом русские крепости не оправдали возлагавшихся на них над­ежд [Там же, с. 248, 250] и к концу августа 1915 г. были захвачены противником. Обсуждение их обороны периодической печатью по­влияло на дальнейшее развитие политических событий в России вплоть до революции, грянувшей в 1917 г.

В августе 1914 г. входившее в состав Военного министерства Глав­ное Управление Генерального Штаба (ГУГШ), при содействии Штаба Верховного Главнокомандующего (Ставки) организовало в Петрогра­де ежедневные пресс-конференции (т.н. «беседы») для журналистов с целью распространения среди всех слоев русского общества офици­альной информации о военных действиях на русско-германском фронте. С августа 1914 г. по январь 1916 г. на них председательствовал полковник Генерального Штаба Александр Михайлович Мочульский¹, ставший в 1918—1920 гг. сотрудником Всероссийского Главного штаба Красной Армии и расстрелянный большевиками в 1921 г [Га­нин, 2013, с. 784]. Иногда его замещал другой офицер, фамилия кото­рого, как и фамилии журналистов, в стенограммах не указывалась.

Пресс-конференции, проходившие в здании ГУГШ на Дворцовой площади, осуществляли информационное сопровождение обороны русских крепостей в 1914—1915 гг. Обратившись к изучению этой темы, не привлекавшей ранее внимания историков, автор данной статьи поставил перед собой задачу ответить на следующие вопросы:

• Существовало ли у русского военного ведомства принци­пиальное намерение освещать оборону крепостей на пресс- конференциях?

• Какую информацию офицеры ГУГШ доводили до сведения журналистов?

• Какие приемы подачи материала для этого использовались?

• О чем умалчивали офицеры ГУГШ?

• Какие аспекты обороны крепостей больше всего интересо­вали журналистов?

• Как журналисты воспринимали и интерпретировали полу­чаемую информацию, распространявшуюся затем среди чи­тателей?

• Как повлияла потеря крепостей на дальнейшую информа­ционную политику военного ведомства?

В качестве источника автор использовал до сих пор не вводив­шиеся в научный оборот стенограммы пресс-конференций, сохра­нившиеся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) в фонде ГУГШ (Ф. 2000), и документы фонда Ставки (Ф. 2003).

Пресс-конференции ГУГШ

29 августа 1914 г., во время отступления русских войск из Вос­точной Пруссии, А.М. Мочульский впервые намекнул на потен­циал русских фортификационных сооружений, ободряя журнали­стов примерами из наполеоновских войн и франко-прусской войны, когда до трех четвертей наступающих армий оказывались скованными осадой оборонявшихся крепостей.

На пресс-конференции 15 декабря 1914 г. завязался разговор о боях под Ивангородом, где, по данным ГУГШ, потери противника достигли 150-200 тысяч человек. Одновременно прозвучало пер­вое упоминание о Новогеоргиевске².

В ходе «беседы» 7 января 1915 г. журналистов познакомили с воен­ной теорией, считавшей защиту укрепленных позиций инструмен­том усиления пассивной обороны войск, противостоящих наступа­тельным операциям противника в стратегически важных пунктах. Слова А.М. Мочульского внушали оптимизм: «Уже одно упоминание о позициях приводит противника к сознанию того, что свобода ма­неврирования им в большей или меньшей степени утрачена»³.

19 февраля А.М. Мочульский признал факт начала оборони­тельных боев на Осовецком, Ковенском и Гродненском направле­ниях⁴. «Крепости являются составной частью, системой мер госу­дарственной обороны на нашем Северо-Западном фронте», подчеркнул он на пресс-конференции 25 марта⁵.

Откровенное разъяснение журналистам дислокации крепост­ных сооружений начиналось только после приближения к ним ли­нии фронта.

14 февраля А.М. Мочульский назвал Осовец сильным опорным пунктом в системе заблаговременно укрепленных позиций русской армии⁶. Обширные Августовские леса не позволяли организовать сплошную линию фронта⁷, и Осовец оказался связующим звеном «между разреженными участками пересеченного Занеманского театра»⁸. 19 февраля полковник указал журналистам: «Смотрите на него как на сильную батарею... действия которой сочетаются с опе­рациями в поле. Это не та крепость, которая предоставлена сама себе, которую должны окружить, и которая, наконец, будет выдер­живать осаду. Сейчас крепость не окружена, не блокирована, она только сильно обстреливается и отвечает на тот же артиллерийский огонь, от которого она должна нести некоторые жертвы и не больше того»⁹. 10 марта А.М. Мочульский заявил о неприступности Осовецких фортов, прикрытых вынесенными вперед легкими полевыми укреплениями¹⁰. 28 июня Осовец, доблестно преграждавший путь неприятелю, «чуть ли не с ноября 1914 г.», все еще преподносился в качестве опорного пункта, защищавшего «дорогу Граево-Белосток и дефиле между болотами Бобра и Нарева». Его бетонные укрепления успешно выдерживали обстрел немецких осадных орудий, а разру­шения и человеческие жертвы оставались «незначительными»¹¹.

Обсуждение дислокации Ковенской крепости началось на пресс-конференции 17 марта 1915 г.¹² А.М. Мочульский пообещал, что Ковно даже в случае прорыва фронта немцами будет оборо­няться у них в тылу¹³. 17 июля Ковно, оказавшееся на линии фронта, было названо сильной и большой крепостью, ядром це­лой системы сооружений долговременной фортификации¹⁴.

28 июля председатель признал факт нанесения немцами главного удара на участке фронта между Ковно и Балтийским побережьем¹⁵. 5 августа журналисты узнали о захвате противником Ковенских фортов «на левом берегу Немана к западу от Еси и отчасти в районе левобе­режных укреплений самой крепости» после кровопролитного 11-дневного сражения¹⁶. Но только 6 августа, им рассказали о распо­ложении крепости в речной излучине, далеко впереди линии фронта по Среднему Неману. «Эта излучина. заключает в тылу впадение в Неман реки Вили и. делает из Ковенской крепости. остров»¹⁷.

17 марта 1915 г. председатель привлек внимание журналистов к крепости Усть-Двинск, делавшей Ригу «городом, вполне защищенным»¹⁸. 23 июля, за четыре дня до первой попытки нем­цев ворваться в Ригу, он заявил о способности крепости вести борьбу с вражеским флотом в узком пространстве входа в Двину, и блокировать угрозу городу с моря¹⁹.

Австро-венгерский Перемышль после взятия русскими войска­ми 9 марта 1915 г. рассматривался офицерами ГУГШ как «наша крепость»²⁰. На пресс-конференции 21 апреля А.М. Мочульский пообещал сделать ее опорой русского фронта на реке Сан ²¹.

15 июля 1915 г. одним из самых крепких участков обороны, защи­щенных естественными и искусственными преградами, был объявлен Новогеоргиевск. 28 июля журналистов проинформировали о дисло­кации его укреплений в излучине Вислы. 2/3 фортов располагались на восточном берегу реки, угрожая немцам своими орудиями²².

17     июля председатель разъяснил журналистам дислокацию Ивангорода, связанного железнодорожными линиями с Варшавой и Петроградом. Участки фронта между Ивангородом и Новогеор­гиевском, а также между Ковно и Гродно, он назвал двумя важ­нейшими звеньями русской обороны²³. Однако, уже 23 июля при­шлось сообщить журналистам об оставлении Варшавы, и об отступлении гарнизона из Ивангорода²⁴.

31 июля председатель заговорил о вероятности немецкого на­ступления на Брест — «первоклассную крепость, редюит всего пе­редового театра, широко развитый в смысле обороны и служащий прекрасной базой для центра армий, отошедших с линии Средней Вислы». «Здесь прорыв не страшен», — пообещал он, поскольку Брест стоит «как страж ... на всех путях, идущих к востоку от райо­на расположения центра наших армий в Царстве Польском». Брест «несомненно, не по доброй воле противника, станет цен­тром тяжести всех его операций, потому что обойти его нельзя»²⁵.

В целом, вплоть до июля 1915 г. Осовец, а также «Брест, и весь район крепостей, находящихся в Привислянском крае», препод­носились пропагандистами ГУГШ как неприступный укреплен­ный район, не позволявший германским войскам замкнуть кольцо окружения вокруг Варшавы²⁶.

Противостояние русских крепостей германской осадной артил­лерии обсуждалось почти на каждой пресс-конференции. 21 фев­раля 1915 г. А.М. Мочульский представил журналистам техниче­ские характеристики осадных орудий, которыми считались пушки калибра крупнее 6 дюймов. Он не стал скрывать ни ущерба, при­чиняемого крепостям орудиями калибра 4,2 дюйма, ни наличия у противника 12-дюймовых орудий. Не желая травмировать патрио­тизм корреспондентов, он завершил разговор словами: «о кали­брах во избежание ошибки лучше не говорить»²⁷.

26   февраля Мочульский рассказал о 20 бомбах, сброшенных на Осовец германскими авиаторами, «которые не оставили, конечно, никаких следов» на укреплениях, способных выдержать попада­ние тысяч снарядов тяжелых гаубиц. По его подсчетам, к этому дню в ходе 12 дневного обстрела по Осовцу было выпущено 3 ты­сячи снарядов. Это составило около 300 попаданий в день, 25 — за час, и одно — на каждые две минуты²⁸.

21 мая 1915 г., в день возвращения Перемышля противнику, А.М. Мочульский впервые столкнулся с необходимостью объясне­ния журналистам причин сдачи крепости. [Объедков, 2014, с. 42-48]. Вскоре эти объяснения стали постоянной темой пресс-конферен­ций. 22 июля русские арьергарды уничтожили укрепления Иванго- рода²⁹. 7 августа Ставка признала потерю «укреплений Ковны», а также подрыв отступающим гарнизоном северных фортов Новогеоргиевска³⁰. 9 августа покинул взорванную крепость гарнизон Осовца³¹. 14 августа Ставка сообщила о взрыве укреплений Брест-Литовска³². 20 августа русские войска взорвали форты Гродно³³.

Оправдываясь перед журналистами, ГУГШ сформулировало четыре тезиса. Во-первых, значение крепостей в современной войне уменьшилось. Во-вторых, крепости обветшали и не были подготовлены к обороне. В-третьих, крепости не смогли противо­стоять подавляющей мощи германской осадной артиллерии. В-четвертых, ухудшение боевой обстановки делало защиту крепо­стей бесполезной, а их сдачу противнику — наоборот, выгодной.

Обосновывая тезис об уменьшении значения крепостей, 15 июля 1915 г. председатель напомнил журналистам о прошедшей в 1910 г. дискуссии в печати, завершившейся выводом о неэффектив­ности дорогостоящих укреплений из бетона и стали, и появлении по­требности в «укрепленных позициях», сооружаемых в стратегически важных пунктах скрытно и в сжатые сроки. «Крепость не иголка, ее не укроешь», — добавил он, указывая на появление аэрофотосъем­ки³⁴. 11 сентября 1915 г., подводя итоги потери крепостей, председа­тель сказал, что война заставила фортификаторов отказаться от стро­ительства больших казематов, и начать «создание малых. фортиков с казематами на 7-8 человек, т.е. то же самое, что блиндажи в полевом бою. Вся слабость крепостей в том, что. они заключали на весьма коротком пространстве, несомненно, могущем быть забросанным большим количеством металла, большое число защитников». В каче­стве примера председатель указал на связь между переходом русских войск на позиции, укрепленные лишь «средствами полевой форти­фикации», и снижением эффективности германской тяжелой артил­лерии: «несмотря на ее ураганный огонь,. мы перестали слышать о смертоносном действии. 42-сантиметровых мортир»³⁵.

Оправдывая сдачу крепостей их обветшалостью, 15 июля 1915 г. председатель признался: «Опасения за возможность постановки на­ших войск Варшавского военного округа в трудные условия борьбы вынудили нас в 1910 г. оттянуть все силы, находившиеся выдвину­тыми далеко к западу, во внутренние губернии, дабы не подвергать их риску отдельных поражений». Для обороны был намечен новый рубеж «по линии среднего Немана и далее затем на юг до Бреста», включавший Гродно. В порыве откровенности он добавил: «В на­стоящую минуту не может быть секретом, что при разработке под­готовительных к войне соображений мы даже не могли, и не имели права, рассчитывать на удержание в первое время войны не только Завислянского края. Война должна была начаться у Бреста»³⁶.

Продолжая оправдываться, 26 июля 1915 г. председатель дал низ­кую оценку эвакуировавшемуся Ивангороду: «Во всяком случае, он очень слаб. Если вы помните, Ивангород был упразднен в 1911 году — с выводом артиллерийской части. Так что его как крепость нельзя рассматривать, а лишь как удобное место для переправы»³⁷. 6 авгу­ста журналистам было заявлено, что и Ковенская «крепость явля­лась скорее сооружением старого типа, борьба в котором, при сов­ременных могущественных средствах поражения, при обилии

снарядов у противника, конечно, не могла тянуться месяцами или даже долгими неделями»³⁸. 14 августа 1915 г. председатель подвел итог: «к началу войны крепости не успели закончить. усиления. . Это в значительной степени заставляет оставлять крепости»³⁹.

Оправдание сдачи крепостей невозможностью борьбы с герман­ской артиллерией впервые прозвучало на пресс-конференции 15 июля 1915 г.⁴⁰ 7 августа председатель посетовал на способность врага «без всяких помыслов об экономии, засыпать тысячами, десятками тысяч снарядов большого калибра то место, на котором.находятся наши укрепления». «Чрезвычайно обильные цифры боевого ком­плекта покрывают все то, что у нас могло считаться большой и не­досягаемой роскошью», с сожалением признал он. Объясняя ситуа­цию «накоплением за этот год . колоссальных . огнестрельных припасов, которых, по-видимому, в первый период кампании в рас­поряжении нашего противника не было», он косвенно обвинил нейтральные страны в оказании помощи Германии⁴¹.

6   и 7 августа председатель резюмировал: «Боевые действия под крепостями выигрываются за счет преобладания механических средств над живой силой. Возросшая в своих калибрах и разру­шительной силе современная артиллерия лишает защитников кре­пости весьма важного фактора в их борьбе, фактора именно инже­нерной обороны, прикрытых мест, которые прежде, по крайней мере, в условиях строительства Ковенской крепости, делали со­вершенно надежными казематированные . подступы и все те прикрытые места, в которых мог находить защиту и отдых гарни­зон крепости»⁴². 14 августа председатель сослался на аналогичные неудачи союзников: «Во время текущей войны мы видим, что и у нас, и во Франции ... и в Галиции крепости оставлялись»⁴³.

Оправдывая сдачу крепостей бесполезностью их обороны, 27 июля 1915 г. председатель сослался на германское наступление в Литве и Курляндии: «Серьезность действий, назревающих к северу от Осовца и до побережья Рижского залива, несомненно, заслоняет собой все то, что происходит в Привислинской Польше»⁴⁴. 13 авгу­ста председатель намекнул: «местность, окружающая Брест-Литовск, крайне невыгодна в тактическом отношении»⁴⁵. 14 августа он откровенно предупредил журналистов: «Гродно. может быть так же оставлено, как и другие крепости, потому что. Гродно находится в таком же тяжелом положении, как и Брест-Литовск»⁴⁶.

Важнейшим достижением русских войск, связанным со сдачей крепостей, А.М. Мочульский считал сокращение и выпрямление линии фронта. По его мнению, в апреле-мае 1915 г. Перемышль придавал ей «уродливое очертание»⁴⁷. Позже оказалось, что терри­тория Ковенской крепости тоже слишком сильно выдается впе­ред, занимая излучину Немана⁴⁸.

Еще одним достижением А.М. Мочульский назвал сохранение солдатских жизней, «потому что ничем другим, а только живой си­лой, в конце концов, решится участь этой войны»⁴⁹. Поскольку за­щита Перемышля сковывала стотысячную группировку, его возвра­щение противнику полковник представил как победу русских войск, разгадавших план врага запереть их в крепости⁵⁰. Гродно так же потребовало бы «для своей защиты колоссального гарнизона, который обречен на погибель ни за что ни про что»⁵¹. 14 августа 1915 г. председатель сделал вывод: «Нет расчета. запирать в крепости значительный гарнизон с тем, чтобы заставить противника продол­жительное время удерживаться у этой крепости, когда могущест­венная артиллерия. даст ему возможность прикончить с этой кре­постью в сравнительно незначительный срок и принудить гарнизон к прекращению участия в войне». Гарнизон следовало «вывести для действия в поле, где он принесет.большую пользу»⁵².

Заканчивая оправдываться, 15 августа 1915 г. председательству­ющий призвал журналистов с уважением отнестись к «спокойст­вию и. решимости нашего верховного командования», знавшего, насколько «для русских будет тяжело. узнать об оставлении Ковны, об оставлении Брест-Литовска». Согласно официальной вер­сии, командование, преследовавшее цель «сохранения нашей ар­мии, ни на минуту не остановилось перед оставлением всех этих пунктов, перед оставлением территории Западного края, дабы не подвергать наши армии заносимому над ними удару». Благодаря этому «армии в полной целости своей организации продолжают на всем громадном протяжении фронта своею крепкою грудью сдерживать натиск противника»⁵³. Эта версия легла в основу воен­ного обзора, опубликованного в «Русском Инвалиде»⁵⁴.

Сдача крепостей противнику породила новую информацион­ную проблему. А.М. Мочульскому и его коллегам пришлось убе­ждать журналистов в уничтожении оставляемых укреплений, с це­лью помешать врагу отразить русское контрнаступление. 21 мая 1915 г. он сказал, что в Перемышле: «взорвано все то, что ценно для противника», и австрийцы смогут построить там только вре­менные укрепления⁵⁵.

14 августа заместитель Мочульского заверил журналистов в полной утрате Ковно и Брестом роли «крепостей в фортификаци­онном отношении., потому что форты взорваны., там нет кре­постей, там есть груда развалин. Для того чтобы эти крепости при­вести в порядок, сделать их могущественными для сопротивления артиллерии, которая у нас тоже не слаба, надо значительное время и значительные средства. Надо их бетонировать, . надо их воору­жить. это дело годов, а не недель, не месяцев. Поэтому играть роль таких крепостей, которые создадут нам серьезное сопротив­ление, эти остатки, развалины бывших крепостей, не смогут даже в руках германцев»⁵⁶. То же самое он сказал и о Гродно: «Мы ви­дим, что из всех оставленных до настоящего времени крепостей. все, могущее принести пользу противнику, увозилось или уничто­жалось, форты и мосты все взрывались. Можно быть уверенным, что и относительно Гродно все эти меры будут приняты, и против­ник, если ему суждено будет вступить в Гродно, . то он найдет ее в виде таких же развалин, как находил до сих пор все прочие наши крепости»⁵⁷.

Говоря об укреплении немцами Брест-Литовска, 18 октября председатель ограничился заявлением о неспособности противни­ка построить там новые сооружения. «Они попытаются задержать­ся. в районе Бреста и в других местах, но особого значения этому не приходится придавать, это не есть планомерно обдуманная оборона»⁵⁸.

Осенью 1915 г. линия фронта стабилизировалась, и 31 октября представитель ГУГШ объявил журналистам о долгожданном отка­зе противника, вынужденного «закопаться в землю», от дальней­шего наступления на русско-германском фронте⁵⁹.

Приемы подачи информации, применявшиеся А. М. Мочульским и его коллегами, заслуживают подробного рассмотрения.

При вступлении крепостных гарнизонов в соприкосновение с противником журналистам предлагалась версия о вовлечении в бой только передовых укреплений. 10 марта 1915 г. Мочульский подчеркнул, что Осовец не окружен и «ведет борьбу только. теми укреплениями, которые находятся впереди него»⁶⁰. В начале мая 1915 г., отвечая корреспонденту «Дня» о вступлении в бой Перемышля, он предложил: «Как считать Перемышль, условимся о по­нятии... Перемышль является. крепостью, которая обнесена очень большим, чуть ли не 40-верстным обводом фортов, распо­ложенных... на значительном удалении от города, от ядра крепо­сти, и имеющих несколько рядов». Получалось, что и в этом слу­чае бой завязался только у передовых укреплений⁶¹.

7 июля 1915 г., отвергнув предположение корреспондента «Речи» об обстреле наступающего противника тяжелыми батарея­ми Новогеоргиевска, председатель снова ограничился признанием участия в бою только передовых укреплений⁶². То же самое он ска­зал 17 июля 1915 г. о вступлении в бой передовой линии укрепле­ний Ковно⁶³. «Что касается Бреста, — сообщил он 6 августа, — то эта крепость еще не вошла в сферу борьбы»⁶⁴. Факт втягивания в нее Бреста он признал только 10 августа, но с оговоркой, что бое­вые столкновения начались в 20 верстах от крепости⁶⁵.

Негативная информация об ухудшении оперативной обстановки на подступах к крепостям задерживалась. На 12 дней после 14 фев­раля запоздало сообщение о начале обстрела Осовца немецкой артиллерией⁶⁶. 17 июля, с задержкой на десять дней, журналистам было сообщено о начале боев в «районе. Ковенской крепости»⁶⁷.

Имели место заранее спланированные обмены репликами с официозными журналистами. 10 марта 1915 г. А.М. Мочульский обменялся мнениями об Осовце с корреспондентом «Правитель­ственного Вестника». По его словам, оборона опиралась на фор­ты, прикрытые вынесенными вперед легкими полевыми укрепле­ниями. Журналист сделал требовавшийся от него вывод о неспособности немцев разрушить их, и поддержал сравнение стрельбы тяжелых орудий по легким укреплениям со стрельбой «из пушек по воробьям»⁶⁸.

А.М. Мочульский поддерживал заблуждения журналистов, сов­падавшие с интересами ГУГШ. В начале марта 1915 г. корреспон­дент «Дня» спросил, можно ли считать положение Осовца благо­приятным. «В полной мере благоприятным, — заверил его полковник, — с приближением противника мы будем только уве­личивать меткость нашего огня по нему»⁶⁹. Вечером 10 марта, про­должая диалог, он даже заговорил о полной эвакуации немецкой осадной артиллерии, смело назвав ее «заблаговременным и . осторожным увозом того, что может попасть в руки нашего вой­ска.». Более того, он поддержал зародившуюся у корреспондента «Речи» надежду на отступление вражеских войск на территорию Восточной Пруссии: «некоторая тенденция к этому кое-где чувствуется»⁷⁰.

Для подбадривания журналистов использовалось позитивное отождествление. 5 мая 1915 г. Мочульский убеждал их в одинако­вой прочности обороны двух крепостей: «Перемышль является. участком весьма обширного фронта в таком роде как Осовец⁷¹.

Негативных отождествлений офицеры ГУГШ избегали. 6 авгу­ста 1915 г. председатель откровенно признался в боязни сравнения общественностью сдачи крепости Ковно, «падение которой нам всем неприятно», с «возможным падением Бреста»⁷².

Когда крепости, одна за другой, стали переходить в руки про­тивника, пропагандисты ГУГШ начали позиционировать гибну­щие гарнизоны как отряды национальных героев, предпочитаю­щие смерть сдаче в плен. 6 августа 1915 г. председатель назвал Новогеоргиевск «островком русских людей, окруженных со всех сторон противником с могущественной артиллерией». Он сделал акцент на завершении этими людьми своей миссии: «.Мы мно­гим обязаны крепости Новогеоргиевск, исполнившей свой долг до конца и теперь являющей миру величайший пример доблестной ее защиты»⁷³. 7 августа, отвечая корреспонденту «Биржевых Ведомо­стей» на вопрос о дальнейшей судьбе Новогеоргиевского гарнизо­на, председатель предсказал: «борьба до полного истощения», а затем «славная смерть или плен»⁷⁴. Корреспонденту «Петроград­ской Газеты» он мрачно сказал, что часть Ковенского гарнизона уже «погибла, защищая крепость», а остальные «подробности в очень интересных чертах нарисует история»⁷⁵. Самым ярким при­мером героического сопротивления к началу августа 1915 г. оста­вался Осовец. Офицеры ГУГШ утверждали, что его гарнизон бо­рется с противником «до последнего издыхания даже в тех случаях, когда он применяет модное средство — удушливые газы. Крепость стоит прочно, дух ее защитников высок»⁷⁶.

По мере утраты крепостей офицеры ГУГШ приступили к фор­мированию у журналистов представления об успешном отходе рус­ских войск на естественные оборонительные позиции. 28 июля 1915 г. председатель напомнил им о прикрывавших Петроград Чудском и Псковском озерах⁷⁷. 16 августа корреспондентам было заявлено: «лесисто-болотистый район. Полесья. является как бы живой крепостью,. опорой левого фланга войск, находящихся в районе Литвы», граничившей на юге с Волынью. «Этот район представляет надежную гарантию от какого-либо случайного прорыва.»⁷⁸.

Убедительным приемом были ссылки на публикации шведских газет, поскольку они, по словам А.М. Мочульского, пользовались в качестве источников бюллетенями германского Генерального штаба и Информационного бюро Вольфа⁷⁹.

25 апреля 1915 г. полковник заверил участников пресс-конфе­ренции в отсутствии у немцев сил для обхода правого фланга крепости Ковно, ссылаясь на военный обзор, опубликованный шведской газетой «Дагенс Нюхетер»⁸⁰. 23 июля ссылка на анали­тиков из Стокгольма позволила заявить о крахе задуманного П. фон Гинденбургом «глубокого обхода обоих флангов» русских армий с последующим прорывом «от Осовца в сторону Бреста»⁸¹.

7 августа, подчеркивая героизм защитников Ковно, председатель сказал: «в этом отношении меня поддерживают и шведские газе­ты, которые выражают большое удивление, что в германских со­общениях о падении Ковны совершенно не упоминается количе­ство пленных»⁸².

Используя различные приемы подачи информации, А.М. Мочульский и его коллеги не смогли избежать противоречий.

14 августа 1915 г. заместителю Мочульского пришлось отвечать за необдуманные обещания коллеги: «Полковник Мочульский, говоря, что разрушенные укрепления Перемышля могут быть до­машним способом восстановлены, и затем ими можно будет поль­зоваться, имел в виду восстановление укреплений Перемышля только для полевых действий. Сомневаюсь очень, чтобы полков­ник Мочульский мог сказать, что Перемышль можно домашними средствами обратить опять в такую сильную крепость, которая по­требовала бы . брать ее штурмом»⁸³.

16 августа председатель уверяя, будто потеря Бреста не прерва­ла железнодорожную связь между русскими войсками, воевавши­ми севернее и южнее крепости, не учел информированности жур­налистов об отсутствии альтернативных путей сообщения. Оправдываясь, он договорился до отрицания потребности в утра­ченной железнодорожной линии⁸⁴.

Самым противоречивым, эмоциональным и даже отчаянным, стало заявление председателя, зафиксированное стенограммой 13 августа 1915 г.: «Нет сомнения, если бы мы поставили целью, во что бы то ни стало удержать Ковно, конечно, мы бы удержали; нет сомнения, что если бы мы, во что бы то ни стало, поставили себе задачей задержать противника на Немане, конечно, мы бы задер­жали. .Армия настолько боеспособна, что может задержать лю­бое наступление немцев на значительное время, и если мы к этому не приходим, то, значит, не требуется для наших планов»⁸⁵.

В августе 1914 г. А.М. Мочульский заявил о фильтрации воен­ной цензурой всей информация, представляемой журналистам⁸⁶. О чем умалчивали сотрудники Генерального Штаба? Какие сведе­ния не должны были стать газетными сенсациями?

Разработанная в Ставке 14 ноября 1914 г. «Записка о ближай­ших мероприятиях для обеспечения дальнейших военных опера­ций», поставила перед русскими войсками две взаимоисключаю­щие задачи. Главной задачей Северо-Западного фронта становился захват Восточной Пруссии. Оборону крепостей Ставка отодвинула на второй план, ограничившись предписанием «обра­тить серьезное внимание на инженерную подготовку театра вой­ны, особенно по прочному закреплению некоторых рубежей, важ­ное стратегическое положение коих уже вполне определилось»⁸⁷.

Журналистам не сообщали об ослаблении русской крепостной артиллерии. В телеграмме № 7103, отправленной в Ставку в ноябре 1914 г. главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ге­нерал Н.В. Рузский отчитался в получении осадных орудий, приве­зенных из русских крепостей для наступления в Восточной Прус­сии. Его жалоба на трудности переброски десятков тысяч пудов тяжелой артиллерии «при крайне бедных средствах передвиже­ния.» дает основания подозревать, что к лету 1915 г. не все пушки вернулись обратно⁸⁸. Документы «по расследованию обстановки, при которой были оставлены Гродненские укрепления», прислан­ные в сентябре 1915 г. штабом Западного фронта наштаверху М.В. Алексееву, свидетельствовали о начале эвакуации артиллерии из Гродненской крепости еще за две недели до ее оставления⁸⁹.

Журналистам не сообщали о снижении боеспособности рус­ских войск. В «Записке о ближайших мероприятиях» указывалось на обусловленность всех успехов, достигнутых русскими войсками к ноябрю 1914 г. прибытием «на запад свежих сил либо с окраин империи, либо с второстепенных театров военных действий». Од­нако, в 1915 г. «запас не перевезенных еще на запад войск» был «должен прекратиться совсем»⁹⁰.

Ковно-Гродненский район обороняла 10-я армия. 14 ноября Н.В. Рузский телеграфировал в Ставку: «Сзади десятой армии нет никого, и в случае ее крупного неуспеха или ослабления больши­ми потерями передать исполнение этих задач уже некому». При этом он отметил низкие боевые качества входивших в армию вто­роочередных дивизий, которые «попадая под сильный огонь, ох­ватываются паникой, причем огромное количество без вести про­павших дает полную возможность предполагать [о] массовой сдаче их в плен, чему были примеры»⁹¹.

Секретная «Записка по поводу выполнения операций на Юго­Западном фронте в декабре 1915 года и Северном и Западном в марте 1916 года», изданная Ставкой, опровергала звучавшие на Дворцовой площади оправдания о выпрямлении линии фронта. На самом деле русским войскам вменялась в обязанность «борьба не за линии, а за очаги сопротивления»⁹². «Записка» отмечала нео­бученность русских войск (в отличие от австро-венгерских) про­фессиональной обороне укреплений. Кроме того, «Записка» ука­зывала на «существующую в войсках вредную косность», оправдывавшую отступление любой воинской части в случае от­ступления ее соседей по фронту⁹³.

Цитируя зимой 1915 г. пословицу «Не сильна крепость огоро­дою, а сильна крепость воеводою»⁹⁴, А.М. Мочульский не предпо­лагал, насколько пророческими окажутся его слова. Шокирую­щим стало подписание капитуляции Новогеоргиевска его комендантом Н.П. Бобырем, а также бегство в тыл коменданта Ковно В.Н. Григорьева, приговоренного военным судом за тру­сость к 15 годам каторги. [Айрапетов, 2014, с. 260-262, 266].

Журналистов интересовали любые подробности обороны кре­постей. Однако их вопросы лишь отчасти влияли на формирова­ние повестки дня пресс-конференций.

30   октября 1914 г. журналисты высказали недовольство заказом коменданту Осовца генералу Н.А. Бржозовскому статьи о посеще­нии крепости, отбившей первый штурм, Николаем II. К тому же, ее текст редактировался в Ставке, и не был доведен до их сведе­ния. Корреспондент «Правительственного Вестника» от имени всех представителей «петроградской и иностранной печати», зая­вил председателю, что «население России, не исключая ни одного его сословия, чрезвычайно чутко относится к малейшему проявле­нию героизма в русской армии и флоте», а доблесть, проявляемая войсковыми частями «служит подъему патриотизма в стране». Поэтому от имени всех своих коллег он настойчиво попросил А.М. Мочульского, как посредника между журналистами и Став­кой, впредь информировать их о подобных боевых эпизодах. Если устного заявления недостаточно, предупредил журналист, «то с на­шей стороны последует коллективное письменное заявление»⁹⁵.

5 мая 1915 г. корреспондент «Сельского Вестника» впервые задал вопрос о намерении противника вернуть себе Перемышль⁹⁶. 27 апреля 1915 г. корреспондент «Дня» отметил превращение Перемышля в прифронтовую русскую крепость, оказавшуюся всего в 10 верстах от линии фронта. Как и коллеги, он сомневался в спо­собности Перемышля выдержать австро-германский штурм⁹⁷. 21 мая, когда худшие опасения журналистов подтвердились, кор­респондент «Дня» заявил, что русское общество не будет удовлет­ворено недостаточной информативностью сообщения Ставки об оставлении Перемышля, и потребуются дополнительные разъяснения⁹⁸.

28    июня корреспондент «Петроградского Курьера» упрекнул ГУГШ в многомесячном уклонении от составления официального обзора осады Осовца⁹⁹.

Наступление вражеских войск обострило интерес корреспон­дентов к германским военачальникам. 10 августа 1915 г. корре­спонденты «Правительственного Вестника», «Речи» и «Петроград­ской Газеты» захотели узнать, кто из них руководит осадой Новогеоргиевска, Ковно и Бреста¹⁰⁰.

Иногда на пресс-конференциях возникали неожиданные во­просы. 17 февраля корреспондент «Речи» заинтересовался воз­можностью воздушного сообщения с Осовцом¹⁰¹.

Получая сообщения Ставки и комментарии ГУГШ, журнали­сты по-своему интерпретировали полученную информацию и де­лали собственные выводы, не всегда соответствовавшие изначаль­ным целям военного ведомства.

Они высоко ценили помощь гражданского населения русским войскам. 30 октября 1914 г. представитель «Правительственного Вестника», узнав о фактах героизма, проявленного под Осовцом местными жителями, назвал их достойными обнародования в прессе¹⁰².

Затянувшаяся оборона Осовца раздражала русских либералов, мечтавших о прорыве к балканским славянам. 25 марта корре­спондент «Речи» выразил сожаление по поводу многочисленности защищавших его войск, «в то время когда мы могли бы перебро­сить их на Карпаты»¹⁰³.

8 июля корреспондент «Дня» пожаловался на цензурный запрет называть Новогеоргиевск сильной крепостью¹⁰⁴. Тем не менее, от­сутствие точных сведений о потенциале вражеских армий застав­ляло корреспондента «Речи» верить в неспособность немцев к од­новременному штурму Ивангорода и Новогеоргиевска¹⁰⁵.

5 августа корреспондент черносотенного «Колокола» заявил о развернувшемся в Государственной Думе обсуждении падения крепости Ковно¹⁰⁶.

Пресс-конференция 6 августа 1915 г. продемонстрировала рост недоверия журналистов к сообщениям ГУГШ. Поблагодарив председателя за итоговый обзор обороны крепостей, корреспон­дент «Речи» высказал серьезные претензии к качеству информи­рования журналистского сообщества. Упрекнув председателя в из­лишнем оптимизме, журналист заметил, что реальность оказалась не столь прекрасной. Ковенская крепость была «быстро. парали­зована противником». Он выразил озабоченность судьбой Брест­ской крепости, еще остававшейся вне зоны военных действий. Он попросил не обещать, «что наш гарнизон и там проявит такую же высокую доблесть, какую он проявил и в остальных крепостях», и поинтересовался, сможет ли настойчивый противник, обладаю­щий сильной артиллерией «рассуждая теоретически, развить столь же быстрый, интенсивный успех, как это было у Ковно и. у Новогеоргиевска?» Можно ли рассчитывать, спросил он, «что наш гарнизон будет в состоянии противодействовать противнику боль­шим калибром орудий, большими орудиями, или это не так и Брест, может быть не в две, но в три недели постигнет такая же участь?» Второй представитель «Речи» задал еще более откровен­ный вопрос: «Не обязаны ли мы подготовить общество к тому, что у Бреста противник может развить такие же интенсивные опера­ции и достигнуть такого же успеха?»¹⁰⁷

Недоверие журналистов нарастало. 13 августа 1915 г. неосто­рожные слова председателя об отступлении русской армии по намеченному плану вызвали всплеск эмоций¹⁰⁸. Корреспондент «Дня», от имени всех своих коллег, ехидно спросил, по каким причинам «у нас создается такой план?.Мы наблюдали, у Брес­та отход наш был связан с тем, что противник предпринимал об­ходное движение. То же самое — в других районах со стороны Не­мана, то же самое относительно Осовца. Так что наш план отхода, по-видимому, вызван тем, что по целому ряду участков противник предпринимает маневры для нас неудобные, или дру­гие соображения есть?»¹⁰⁹ 14 августа корреспондент «Сельского Вестника» резко высказал недоверие Ставке: «Крепостные райо­ны нам не нужны, так что ли? Так я понимаю, судя вот по сдаче Бреста?»¹¹⁰.

Пресс-конференции формировали у журналистов искаженное представление о немецкой осадной артиллерии. Долгое время они не допускали мысли о ее тотальном превосходстве и представляли себе как мобильный артиллерийский отряд, кочевавший между русскими крепостями. Особенно сильной была надежда журнали­стов на отвод немецких пушек от Осовца, неоднократно выска­занная корреспондентами «Правительственного Вестника», «Речи» и «Дня» на пресс-конференциях 19 и 21 февраля, 10 и 12 марта 1915 г.¹¹¹

В течение всего 1915 г. журналисты надеялись на приближение коренного перелома в войне. 19 февраля корреспондент «Прави­тельственного Вестника» предположил, что он произойдет в ходе сражения за Осовец¹¹².

Следует отдать должное лояльности журналистов по отношению к военному ведомству. Понимая, что некоторые публикации могут быть негативно истолкованы общественностью, завсегдатаи пресс- конференций проявляли готовность воздержаться от них. 6 августа 1915 г. корреспондент «Речи» в ответ на слова председателя о неже­лательности сравнения обороны Ковенской и Брестской крепостей, похожего на «предсказание возможного падения Бреста», от имени всех коллег пообещал не публиковать ничего подобного¹¹³.

Встревоженные журналисты все чаще воспринимали известия о сдаче крепостей как начало прорыва германских войск в цен­тральные губернии России. 28 июля 1915 г. корреспондент «Пе­троградской газеты» привлек внимание участников пресс-конференции к напечатанной «Новым Временем» статье «Должны победить», поднявшей вопрос о реальности «продвижения немцев в сторону Петрограда»¹¹⁴. 14 августа корреспондент «Речи» выра­зил надежду на превращение Западной Двины в оборонительный рубеж на дальних подступах к столице¹¹⁵.Забеспокоившись о про­чности Юго-Западного фронта, 15 августа корреспондент «Дня» спросил, не начнет ли противник наступление на Киев?¹¹⁶ 12 сен­тября, более вероятным стал казаться прорыв немцев в направле­нии Минск — Смоленск — Москва¹¹⁷.

Теряя доверие к сообщениям ГУГШ, журналисты все активнее искали альтернативные источники информации. Ярким примером этого стало добытое редакцией «Биржевых Ведомостей» осенью 1915 г. сообщение австро-венгерской главной квартиры о восста­новлении захваченных русских крепостей¹¹⁸.

Ставка понимала проблематичность обороны полуразрушенно­го Перемышля и других крепостей, которые, переходя в руки про­тивника, превращались в символы поражения русской армии. Не­сомненно, в Могилеве трезво оценивали вероятность роста политической напряженности в стране. Следствием этого стали изменения в информационной политике ГУГШ и Ставки после начала австро-германского наступления весной 1915 г.

В мае 1915 г. Ставка тайно направила журналистов Г.И. Олеховского и И.С. Наимского, служивших в разведывательном отделе­нии 2-й армии, в Германию и Австро-Венгрию с заданием собрать информацию о возможности заключения сепаратного мира¹¹⁹. Вы­яснив, что ни одна из ключевых групп австро-венгерской и гер­манской общественности не стремится к миру, Ставка с 27 июля 1915 г. развернула работу негласного информационного агентства «Норд-Сюд» для распространения военной пропаганды за грани­цей и удерживания нейтральных стран от вступления в войну про­тив России. [Объедков, 2015, с. 118].

Официальные итоги обороны крепостей, представленные обще­ственности в военном обзоре «Русского Инвалида», выглядели как надругательство над памятью о тысячах погибших защитников: «Те­атр освобождается от крепостей. И на душе у общества легче,. а недавние крепостные катастрофы освещаются блеском огней брестских взрывов как необходимые опыты, без которых нельзя было решить окончательно вопрос о степени пригодности готовых крепостей». Даже героический Осовец авторы обзора цинично на­звали «демонстративной приманкой, приведшей к пробе с подстав­лением других крепостей»¹²⁰. Оставшиеся в живых защитники Осовца отвергли такую оценку. Через неделю, накануне принятия Николаем II обязанностей верховного главнокомандующего, гене­рал-майор Н.А. Бржозовский опубликовал «Всеподданнейший ра­порт бывшего коменданта крепости Осовец», в котором сделал об­зор обороны и заявил, что гарнизон с честью выполнил свой долг¹²¹.

Генерал от инфантерии М.В. Алексеев, назначенный в августе 1915 г. новым начальником Штаба при Верховном Главнокоманду­ющем, понимал какое смятение внесла сдача крепостей в умы соо­течественников. К 30 октября в Ставке был подготовлен подписан­ный им доклад, в черновом варианте которого прозвучала тревога: «Из бесед с разнообразными представителями русского общества за последнее время становится все яснее и яснее, что общество и на­род начинают утомляться впечатлениями войны, впадая даже в не­которое к ней равнодушие. Это обстоятельство не может не иметь серьезного значения для армии и для всей страны»¹²².

М.В. Алексеев решил смягчить ограничения военной цензуры и организовать прямое участие Ставки в руководстве периодиче­ской печатью. Не позднее 27 декабря 1915 г. в Могилеве был разра­ботан текст информационного письма для редакций русских газет в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе и Харькове, заинтересован­ных в аккредитации корреспондентов при Ставке. В нем сообща­лось об учреждении в составе Управления генерал-квартирмейсте­ра при Верховном Главнокомандующем особого делопроизводства по делам печати под руководством полковника П.Л. Ассановича и его помощника штабс-капитана М.К. Лемке с целью правильного освещения «вопросов военного характера, связанных с текущей войной» путем оживления и укрепления связи верховного коман­дования с прессой¹²³.

В 1916 г. Ставка и ГУГШ стали избегать публикаций, напоми­навших о потере крепостей. Отдел генерал-квартирмейстера Гене­рального Штаба выпустил брошюру «По поводу выполнения опе­раций на Юго-Западном фронте в декабре 1915 г. и Северном и Западном в марте 1916 г.»¹²⁴. Очевидно, от обобщения опыта обо­роны русских крепостей армиями Северо-Западного фронта ГУГШ воздержался.

Дефицит публикаций о защите крепостей восполнили сами за­щитники. 25 сентября 1916 г. заведующий московскими школами подготовки прапорщиков пехоты генерал-майор В.В. Буняковский представил в Главное военно-цензурное управление напи­санную в соавторстве с подполковником М. Свечниковым руко­пись брошюры «Оборона крепости Осовец». Как и предвидел Буняковский, ее публикация сразу же встретила затруднения¹²⁵. Военный цензор генерал-лейтенант А.Я. Марданов назвал руко­пись несвоевременной, поскольку в ней перечислялись войсковые части, защищавшие крепость¹²⁶. Представитель ГУГШ полковник И.Г. Акулинин указал на формальное препятствие — запрет публи­ковать сведения о боевых подвигах, совершенных позже 1 августа 1915   г., тогда как авторы брошюры завершили рассказ событиями 10 августа¹²⁷. 2 декабря 1916 г. исполнявший обязанности генкварверха генерал-лейтенант А.С. Лукомский нашел в рукописи указа­ния «на некоторые тактические приемы борьбы, оглашение коих в настоящее время нежелательно» и сделал вывод о преждевремен­ности ее издания «в полном объеме, для всеобщего пользования». Понимая, что «знакомство. некоторой части нашей армии с опи­санием обороны крепости Осовец безусловно полезно», Лукомский стал автором компромиссного решения об издании брошюры только «для ознакомления начальствующих лиц армий до коман­диров полков включительно и офицеров Генерального Штаба»¹²⁸. Из-за формальных препятствий брошюра смогла увидеть свет только после Февральской революции, но даже спустя два года по­сле утраты крепостей интерес общественности к подробностям их обороны не ослаб. В июне 1917 г. все 2900 ее экземпляров были ра­зосланы по заказам Ставки, а также штабов Северного, Западного и Юго-Западного фронтов для своих офицеров¹²⁹. 100 экземпляров отпечатанных на высококачественной бумаге, по настоянию Буняковского были разосланы «иностранным военным агентам, главнокомандующим и военным министрам союзных армий, кон­ституционным монархам и президентам, а равно военному мини­стру Керенскому»¹³⁰.

Выводы

Подводя итоги, можно утверждать о понимании военным ве­домством необходимости информирования общественности об обороне крепостей, сложившемся в сентябре 1914 г. Задание напи­сать статью о посещении Осовца императором, порученное ко­менданту крепости, свидетельствует о первоначальной попытке Ставки не подпускать штатских журналистов к комментированию темы, чреватой политическими неожиданностями. Но истощение резервов и запасов оружия к зиме 1914—1915 гг. побудило военное ведомство использовать пропагандистский потенциал газетных публикаций о стоящих насмерть крепостных гарнизонах в интере­сах обороны.

Информируя журналистов о подробностях обороны крепостей, организаторы пресс-конференций в ГУГШ преследовали собст­венные цели, но были вынуждены учитыв ать информационные запросы газетных редакций.

Приемы подачи информации, использованные офицерами ГУГШ, помогали смягчать впечатление о неудачной обороне кре­постей, оправдывать их оставление русскими войсками, а также за­малчивать эти трагические события, исключая их из повестки дня.

Законодательство о военной цензуре позволяло скрывать от журналистов большие объемы информации. В условиях войны это было оправданным, так как некоторые подробности обороны мо­гли стать газетными сенсациями, обладавшими деструктивным политическим потенциалом. В то же время офицеры ГУГШ неод­нократно упускали возможность пропаганды героизма защитни­ков крепостей.

Журналистов интересовал весь спектр информации о крепо­стях, однако степень их заинтересованности была различной. Официальная газета военного ведомства «Русский Инвалид» по­лучала сводки непосредственно из Ставки и ГУГШ. Редакции крупных газет — «Биржевых Ведомостей», «Нового Времени» и «Русского Слова» редко заявляли о себе на пресс-конференциях, предпочитая собственные источники информации. Наибольшую заинтересованность проявляли корреспонденты официозного «Правительственного Вестника», а также центрального органа ка­детской партии «Речь» и либеральной газеты «День». При этом корреспонденты проявляли лояльность к военному ведомству и даже были готовы воздерживаться от публикации, подчиняясь требованиям цензуры.

Осмысливая получаемую информацию, в феврале-марте 1915 г. журналисты воспринимали ее с надеждой на успешное отражение русскими крепостями кратковременного натиска германских войск. В апреле они начали проявлять растущее недоверие к сооб­щениям Ставки и ГУГШ, сменившееся в августе растерянностью и негодованием.

Утрата крепостей заставила наштаверха Н.Н. Янушкевича, а за­тем и его преемника М.В. Алексеева, усилить внимание к инфор­мационно-пропагандистскому сопровождению военных действий. Ставка энергично вмешалась в сферу распространения информа­ционных материалов, развернув летом 1915 г. русскую военную пропаганду за границей, а зимой 1915/1916 гг. аккредитацию кор­респондентов русских газет непосредственно в Могилеве.

Примечания 

¹ РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1484. Л. 26-28.

² Там же. Л. 41.

³ Там же. Л. 245.

⁴ Там же. Д. 4904. Л. 74.

⁵ Там же. Д. 4905. Л. 10.

⁶ Там же. Д. 4904. Л. 16.

⁷ Там же. Л. 71.

⁸ Там же. Д. 4905. Л. 10.

⁹ Там же. Д. 4904. Л. 69-70.

¹⁰ Там же. Д. 4905. Л. 83-87.

¹¹ Там же. Д. 4907. Л. 13-14.

¹² Там же. Д. 4902. Л. 106-108.

¹³ Там же. Л. 109-110.

¹⁴ Там же. Д. 4907. Л. 95.

¹⁵ Там же. Л. 236-238.

¹⁶ Там же. Д. 4908. Л. 58-60.

¹⁷ Там же. Л. 69.

¹⁸ Там же. Д. 4902. Л. 111.

¹⁹ Там же. Д. 4907. Л. 208.

²⁰ Там же. Д. 4901. Л. 193.

²¹ Там же. Д. 4905. Л. 182.

²² Там же. Д. 4907. Л. 64, 213, 241.

²³ Там же. Л. 64, 96.

²⁴ Там же. Л. 101, 210-212.

²⁵ Там же. Д. 4908. Л. 11-12.

²⁶ Там же. Д. 4906. Л. 184.

²⁷ Там же. Д. 4904. Л. 112.

²⁸ Там же. Д. 4904. Л. 139.

²⁹ «Русский Инвалид». — 24 июля 1915 г. — № 162. — С. 1.

³⁰ Там же. — 8 августа 1915 г. — № 173. — С. 1.

³¹ Там же. — 22 августа 1915 г. — № 184. — С. 1.

³² Там же. — 15 августа 1915 г. — № 179. — С. 1.

³³ Там же. — 21 августа 1915 г. — № 183. — С. 1.

³⁴ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4908. Л. 77.

³⁵ Там же. Д. 4909. Л. 191-192.

³⁶ Там же. Д. 4907. Л. 69-70.

³⁷ Там же. Л. 64, 235 и об.

³⁸ Там же. Д. 4908. Л. 68-69.

³⁹ Там же. Л. 170.

⁴⁰ Там же. Д. 4907. Л. 64.

⁴¹ Там же. Д. 4908. Л. 89.

⁴² Там же. Л. 77, 83-84.

⁴³ Там же. Л. 170.

⁴⁴ Там же. Л. 20.

⁴⁵ Там же. Л. 176.

⁴⁶ Там же. Л. 174-175.

⁴⁷ Там же. Д. 4903. Л. 326.

⁴⁸ Там же. Д. 4908. Л. 74.

⁴⁹ Там же. Л. 175-176.

⁵⁰ Там же. Д. 4903. Л. 330-331.

⁵¹ Там же. Д. 4908. Л. 175-176.

⁵² Там же. Л. 170.

⁵³ Там же. Л. 188.

⁵⁴ «Русский Инвалид». — 15 августа 1915 г. — № 179. — С. 1.

⁵⁵ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4903. Л. 320-321, 325, 334.

⁵⁶ Там же. Д. 4908. Л. 173.

⁵⁷ Там же. Л. 176.

⁵⁸ Там же. Д. 4910. Л. 128.

⁵⁹ Там же. Д. 4911. Л. 167.

⁶⁰ Там же. Л. 87.

⁶¹ Там же. Л. 278.

⁶² Там же. Д. 4906. Л. 308-309.

⁶³ Там же. Д. 4907. Л. 95.

⁶⁴ Там же. Д. 4908. Л. 69.

⁶⁵ Там же. Л. 113.

⁶⁶ Там же.

⁶⁷ Там же. Д. 4907. Л. 95.

⁶⁸ Там же. Д. 4905. Л. 83 - 87.

⁶⁹ Там же. Д. 4904. Л. 162.

⁷⁰ Там же. Д. 4905. Л. 85-86.

⁷¹ Там же. Л. 328-329.

⁷² Там же. Д. 4908. Л. 76.

⁷³ Там же. Л. 66.

⁷⁴ Там же. Л. 88.

⁷⁵ Там же. Л. 82.

⁷⁶ Там же. Л. 66-68.

⁷⁷ Там же. Д. 4907. Л. 239.

⁷⁸ Там же. Д. 4908. Л. 198.

⁷⁹ Там же. Д. 4905. Л. 113-114.

⁸⁰ Там же. Д. 4900. Л. 577 и об.

⁸¹ Там же. Д. 4907. Л. 211.

⁸² Там же. Д. 4908. Л. 83-84.

⁸³ Там же. Л. 173.

⁸⁴ Там же. Л. 197-198.

⁸⁵ Там же. Л. 168.

⁸⁶ Там же. Д. 4900. Л. 50-51.

⁸⁷ РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 39. Л. 173-174.

 ⁸⁸ Там же. Л. 127.

⁸⁹ Там же. Д. 510. Л. 1-10.

⁹⁰ Там же. Д. 39. Л. 172-173.

⁹¹ Там же. Л. 124.

⁹² РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 2795. Л. 308.

⁹³ Там же. Л. 309 об.

⁹⁴ Там же. Д. 4903. Л. 134.

⁹⁵ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4900. Л. 221.

⁹⁶ Там же. Д. 4905. Л. 328.

⁹⁷ Там же. Л. 222-225.

⁹⁸ Там же. Д. 4903. Л. 321.

⁹⁹ Там же. Д. 4907. Л. 12.

¹⁰⁰ Там же. Д. 4908. Л. 118.

¹⁰¹ Там же. Д. 4904. Л. 38.

¹⁰² Там же. Д. 4900. Л. 221.

¹⁰³ Там же. Д. 4905. Л. 7.

¹⁰⁴ Там же. Л. 329-330.

¹⁰⁵ Там же.

¹⁰⁶ Там же. Д. 4908. Л. 59.

¹⁰⁷ Там же. Л. 66, 76.

¹⁰⁸ Там же. Л. 163.

¹⁰⁹ Там же. Л. 164.

¹¹⁰ Там же. Л. 170.

¹¹¹ Там же. Д. 4904. Л. 68, 85-86, 111, 239-242.

¹¹² Там же. Л. 68-70.

¹¹³ Там же. Л. 74-76.

¹¹⁴ Там же. Д. 4907. Л. 236.

¹¹⁵ Там же. Д. 4908. Л. 180.

¹¹⁶ Там же. Л. 188.

¹¹⁷ Там же. Д. 4909. Л. 195, 202-203.

¹¹⁸ Там же. Д. 4912. Л. 5-7.

¹¹⁹ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 827. Л. 18, 37.

¹²⁰ «Русский Инвалид». — 15 августа 1915 г. — № 179. — С. 1.

¹²¹ Там же. 22 августа 1915 г. — № 184. — С. 1.

¹²² РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1484. Л. 3.

¹²³ Там же. Л. 3-6, 23-25.

¹²⁴ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 2795.

¹²⁵ Там же. Д. 2985. Л. 2 и об.

¹²⁶ Там же. Л. 3.

¹²⁷ Там же. Л. 6.

¹²⁸ Там же. Л. 11 и об.

¹²⁹ Там же. Д. 2995. Л. 39, 41, 51, 56-57, 63.

Библиография

Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой вой­не (1914—1917): 1914 год. Начало. М.: Кучково поле, 2014.

Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой вой­не (1914—1917): 1915 год. Апогей. М.: Кучково поле, 2014.

Ганин А.В. «Мозг армии» в период русской смуты: статьи и докумен­ты. М.: Русский путь, 2013.

Объедков И.В. Пресс-конференции в Генеральном Штабе и осада Пе- ремышля // Вестник Московского городского педагогического универси­тета, серия «Исторические науки». 2014. № 1(13). С. 42–48.

Объедков И.В. Журналист И.С. Наимский и русская военная пропаган­да в заграничной печати: 1915—1917 гг. // Вестник Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2015. № 3. С. 116–131.

Поступила в редакцию 07.07.2015